Самые знаменитые пророчества и предсказания - Коровина Елена Анатольевна

Уже через год с малолетним сыном на руках Маргарита Тучкова вернулась в Бородино. Внесла огромный вклад в Можайский монастырь, монахи которого хоронили и отпевали обезображенные тела. На следующий год Маргарита начала постройку часовни над братскими могилами. Потом стала руководить постройкой храма. Сама же поселилась как схимница в крошечной сторожке.

Она решила выкупить землю для строительства церковных зданий. Но этого не потребовалось — владельцы предоставили землю бесплатно. Они даже прозвали Тучкову «святой генеральшей». Земель оказалось много. И тогда Маргарита выстроила при храме богадельню — ведь множество женщин, чьи мужья геройски пали на Бородинском поле, остались вдовами безо всяких средств.

К началу 1830-х годов в Спасо-Бородинском богоугодном общежитии во главе с Маргаритой Михайловной обосновалось 70 вдов и девушек-бесприданниц. Женщины не только постоянно творили молитвы. Обитель сама себя обеспечивала — насельницы пряли, ткали, шили одежду и пекли на продажу особый хлеб, пользовавшийся большим спросом даже в самой Москве. Дошел рецепт этого хлеба и до наших дней. Так что, покупая батон черного «Бородинского», вспомните и о героях 1812 года, и об их вдовах — в первую же очередь о Маргарите Михайловне Тучковой, ставшей хранителем душ, погибших при Бородине.

В конце 1830-х годов Спасо-Бородинская община стала женским монастырем, а Маргарита Тучкова — ее настоятельницей, матерью Марией. 26 августа 1839 года в честь 25-летия победы над Наполеоном на Бородинском поле был устроен парад российских войск и открыт памятник в честь павших героев. Но на открытии памятника император Николай I низко поклонился Тучковой:

— Вот почтенная вдова, которая предупредила меня и сама воздвигла памятник неподражаемый. — И император показал на Спасо-Бородинский монастырь. — Отныне это место известно всему миру.

Да уж, теперь все знают, где находится Бородино…

Генерал Ермолов: воин или пророк?

Герой Отечественной войны 1812 года и покоритель Кавказа, генерал Ермолов был одним из лучших русских военачальников, человеком огромного личного мужества, пользовавшимся безграничной любовью в армии. Уже при жизни подвиги генерала воспевали Пушкин, Лермонтов, Жуковский. Молодой Лев Толстой обсуждал с Ермоловым тему своей будущей эпопеи «Война и мир».

Однако в истории Алексей Петрович Ермолов остался не только как символ доблести русского оружия. Сохранились многочисленные свидетельства того, что генерал обладал поразительным даром предсказывать судьбу, и, как правило, безошибочно.

Так, например, в ночь перед Бородинским сражением он попрощался со своим другом — молодым генералом Кутайсовым, сказав, что тот «найдет свою смерть от пушечного ядра». И действительно, на следующий день Кутайсов был убит ядром, выпущенным с французской батареи. Напротив, за день до битвы под Лейпцигом 1813 года Ермолов в разговоре с бароном Остен-Сакеном как бы вскользь заметил:

— Не робей, пули для тебя еще не отлито! — Потом сделал небольшую паузу и добавил: — Да и вообще, никогда не будет отлито.

И ведь как в воду глядел! Дмитрий Ерофеевич Остен-Сакен не только не получил не одной царапины в Лейпцигском сражении, но не был ранен и в десятках последующих, участником которых он стал за свою полувековую службу в русской армии.

Поговаривали, что способности к предсказанию у Ермолова проявились неспроста. Вспоминали, что когда он в молодости был в ссылке в Костромской губернии, то сумел встретиться со знаменитым прорицателем того времени монахом Авелем. И якобы Авель открыл ему некую тайну — как возможно увидеть будущее. Так это или не так, сейчас уже не установишь. Однако же есть документально подтвержденный исторический факт — за пятьдесят с лишним лет до своей кончины Ермолов с абсолютной точностью знал об основных событиях, которые произойдут лично с ним на протяжении всей его последующей жизни, включая и дату собственной смерти. И обстоятельства, в которых он получил эти знания, были весьма и весьма загадочные.

В то время Алексей Петрович служил «всего лишь» в чине подполковника и был послан в небольшой провинциальный городок провести одно служебное дознание. И вот как-то вечером сидел он за столом в комнате выделенного ему дома, обдумывая показания разных людей, с которыми столкнулся в ходе расследования. Внезапно прямо перед своим столом Ермолов увидел незнакомого человека, судя по одежде — местного небогатого горожанина. Алексей Петрович вздрогнул — видать, так глубоко задумался, что даже скрипа отворяемой двери не услышал. Хотел позвать ординарца, да язык словно к небу прирос. Хотел спросить у незнакомца, что тому нужно, да и как он вообще здесь оказался, но и тут какая-то сила остановила. Незнакомец же, нисколько не смущаясь, взглянул прямо в глаза Ермолову, улыбнулся и вдруг потребовал:

— Возьми перо и бумагу. Пиши!

Как завороженный, Ермолов потянулся за чистым листом, а пришедший, опять улыбнувшись, начал диктовать:

Алексей Петрович хотел было возразить, что никакой он еще не генерал, а пока лишь скромный подполковник, но опять ничего не смог вымолвить и, словно загипнотизированный, исписал целый лист бумаги, на котором предстали основные события всей его последующей жизни. Здесь говорилось и о войне 1812 года, и о поездке ко двору персидского шаха в 1817 году, и о событиях на Кавказе, и об опале генерала при Николае I, и о весьма долгом периоде жизни в отставке вплоть до кончины в весьма почтенном возрасте. Закончив диктовать, таинственный человек удовлетворенно вздохнул и вдруг неожиданно исчез, словно его и не было. Ермолов же, очнувшись, кинулся к своему ординарцу, находившемуся в соседней комнате. Но тот поклялся, что никто не проходил в кабинет его высокоблагородия. Более того — и не выходил оттуда. Да и сама входная дверь дома давно была закрыта на замок.

Понимая, что история эта выглядит несколько странной, Ермолов долго никому о ней не рассказывал. И только в глубокой старости поведал о ней одному из своих близких знакомых. Знакомый этот отправлялся со спецпоручением в Европу и зашел попрощаться с Алексеем Петровичем в его московский дом на Пречистенке. Было это в конце 1859 года, и тогда Ермолову шел уже 83-й год. Друг тревожился, застанет ли он в живых старика, когда вернется.

— Не бойся, — сказал Ермолов. — Езжай спокойно. Я не умру до твоего возвращения.

— Ты уж постарайся! — пошутил гость.

— Нечего улыбаться! — хмуро сказал Ермолов. — Я точно все знаю.

— Ну уж и точно? Точно только Бог может знать, а нам, грешным, ничего не ведомо…

— А вот это не всегда. Ежели Бог допустит, и человеку все может быть ведомо!

— Ну это как сказать…

Генерал тяжело поднялся со своего массивного кресла и пробурчал:

— Не веришь… Да и я бы не поверил, кабы сказали. Но вот смотри!

Ермолов подошел к письменному столу и извлек из него пожелтевший от времени лист бумаги:

— Узнаешь, чей почерк?

Друг взглянул:

— Твой!

— Тогда смотри, — Ермолов раскрыл пожелтевшие листы. — Здесь записаны все важнейшие даты моей жизни. И записал все это я еще в молодости.

И Алексей Петрович рассказал другу ту самую таинственную историю, случившуюся с ним много лет назад. Он даже показал своему собеседнику весь документ, закрыв лишь последнюю строку.

— Этого тебе не надо читать, — произнес он. — Здесь записаны год, месяц и день моей смерти.

Друг прочел все внимательно и изумился. В самом деле, в документе точно были изложены основные факты ермоловской биографии. Да и бумага по виду была довольно старая. Но, быть может, старик решил пошутить и разыграть своего гостя? Тем более что последнюю строчку посмотреть не дал. Но уж как-то не похоже все это было на характер Ермолова, явно не склонного к подобным розыгрышам.