Бхагаван Раджниш - Заратустра. Смеющийся пророк
И пока человечество не достигнет этой невинности, для него невозможно понять Заратустру.
В ожидании говорю я сам с собой, как тот, у кого достаточно времени. Никто не рассказывает мне ничего нового: вот и я расскажу сам себе — о себе. Он один; в горах нет больше никого. Он рассказывает самому себе — возможно, для того, чтобы услышать слова ясно, ибо вскоре он будет говорить это людям. Он отшлифовывает слова, оттачивает их, делает их рациональнее, понятнее, человечнее.
Когда пришел я к людям, то обнаружил, что восседают они на старом предубеждении своем: все верили, что давно уже знают, что есть для человека добро, и что — зло. Это его первая атака на человеческие представления о морали, о добре и зле — что человек …восседает на старом предубеждении своем. Каждый думает, что уже знает, что правильно и что неправильно, что такое добро и что такое зло. Вы можете увидеть это в самих себе, вы можете увидеть это вне себя.
Вы можете пройти весь свет и обнаружите, что все люди - знатоки, без всякого сомнения, поскольку эти старые ценности достались им в наследство. Каждое поколение передает свои обманы новому поколению. Они называют это мудростью. Но то, что вчера было мудростью, сегодня — просто нонсенс.
Если вы хотите, чтобы ваши дети были мудрыми, никогда не давайте им мудрость. Если вы хотите, чтобы у ваших детей были ясные представления о жизни и спонтанная реакция на ситуации и людей, не нагружайте их идеями о добре и зле, ведь они не будут жить в ваше время — и вы не можете вообразить, в какое время они будут жить, в какой ситуации они окажутся.
Все, что в ваших силах — это сделать их более разумными, сделать их более алертными, сделать их более сознательными, более любящими, более тихими, чтобы всегда и везде их реакция исходила из тишины, любви и бдительности; это будет добро. Не говорите им, что такое добро, но научите верным средствам распознавать, что хорошо для разных ситуаций.
Но до сих пор налицо как раз обратное. Мы говорим: "Это хорошо, это плохо", — как будто время остановилось, и наши ценности останутся такими же ценностями и для следующего поколения.
Из-за этой обусловленности прошлым все живут со своим старым предубеждениям — что они уже знают. И такое положение — самое опасное. Когда вы не знаете, но убеждены, что уже знаете, все двери к поиску и исследованию закрыты. Вы вообще не спрашиваете; это не нужно. Вы уже знаете ответ.
Каждого ребенка вместе с молоком матери кормят ответами. Он еще не задал вопроса, а вы даете ему ответ. Прекрасно зная, что ему придется столкнуться с другими вопросами — не теми, что приходилось решать вам или вашим предкам. А поскольку он будет нагружен мертвыми, устаревшими ответами, вы с самого начала превращаете его жизнь в несчастье. Когда перед ним встанет вопрос, он не будет отвечать на него, он просто будет повторять старый ответ — который не решит проблему.
Мне вспомнилась одна великая женщина, Гертруда Штайн. Если бы она жила на Востоке, она стала бы просветленной. Это можно сказать абсолютно уверенно. Ее стихи парят так высоко, что целое совсем рядом. Ее озарения настолько чисты, что еще один шаг, и она могла бы стать Гаутамой Буддой или Заратустрой.
Гертруда Штайн умирала. Все ее друзья собрались рядом; вдруг она открыла глаза и посмотрела по сторонам. Был вечер, темнело, и все было очень печально. Она спросила:
— Так каков же ответ? Перед смертью я хочу узнать ответ.
Они были озадачены, поскольку не знали, каким был вопрос. Как же можно сказать ответ?
Несколько мгновений было тихо, а затем один очень близкий ей человек спросил:
— Штайн, ты спрашиваешь нас: "Каков ответ?" Но ты не спросила: "Каков вопрос?" Сначала скажи нам вопрос.
И вот последние слова умирающей — с закрытыми глазами она произнесла:
— Хорошо, у меня мало времени. Так скажите мне: каков же вопрос? — и она умерла.
Никто не знает, каким был ее вопрос; никто не знает, как найти ответ на вопрос, которого вы не знаете. Но эта ситуация очень значительна. Возможно... это очень часто происходит с людьми, умирающими сознательно: в момент смерти они вспоминают самое раннее детство. Они уходят из жизни и вспоминают время, когда пришли в нее.
Я раздумывал над этим странным диалогом между Гертрудой Штайн и ее друзьями. Кое-что мне стало ясно. Она спрашивает: "Каков ответ?" — потому что каждому ребенку дается ответ. Это первый опыт каждого ребенка. Никто не спрашивает у них: "Каков вопрос?" Никого не интересует, что ребенок не задавал вопроса. Люди постоянно пичкают ребенка ответами, а он настолько невинен и доверчив, что принимает эти ответы.
Возможно, она вспомнила эти первые мгновения, когда кто-то дал ей ответ, хотя она не задавала вопрос, и с тех пор она хранит этот ответ. Но в момент смерти вы должны оставить все, что узнали за свою жизнь; вы снова должны стать ребенком.
Но поскольку друзья настаивали: "Мы должны знать вопрос, только тогда сможем ответить", — она сказала:
— "Хорошо. Тогда скажите мне, каков вопрос", — потому что у ребенка нет вопросов. А мы так спешим воспитать детей, что нисколько не беспокоимся, есть у них вопросы или нет.
Маленький мальчик спросил отца:
— Папа, скажи мне одну вещь: откуда я?
Отец слегка смутился, потому что ему предстояло изложить всю историю полового размножения. Однако он собрался с духом — ведь именно это говорят современные специалисты: детям следует рассказывать об этом; все психологи согласны в том, что ребенку следует рассказать об этом, когда он спросит. Так что он отложил все дела и поведал сыну обо всех тех упражнениях, который проделал вместе с его матерью, и про то, как через девять месяцев жизни в ее утробе мальчик появился на свет.
Ребенок посмотрел на отца как на психа и сказал:
— Пап, что за бред ты несешь? Мой вопрос был очень прост. Мой дружок Джонни сказал мне, что он из Нью-Джерси. Я хотел узнать, откуда я. Ты теряешь свое время и мое тоже, и говоришь мне какие-то глупости.
Мы так спешим дать детям ответы, что никогда не вникаем поглубже в их вопросы. Есть ли вообще какие-то вопросы или нет? Терпеливой матери или отцу следует подождать. Но нет, ребенок рождается, и его тут же надо крестить как христианина. Это означает, что вы даете ему все ответы, имеющиеся в христианстве. Или нужно совершить ему обрезание, и тогда вы даете ему все ответы, имеющиеся в иудаизме. Или нужно инициировать его в индуизм, буддизм или мусульманство, у всех есть свои обряды. Но это начало ответов.
Никто не спрашивает ребенка. И это даже не время для вопросов, ведь ребенок не может ничего ответить — он совсем новичок, он только что появился на свет. Он не умеет говорить; он ничего не знает о мире. Его не интересует, кто создал мир. У него нет никакого представления: "Что за Бога вы имеете в виду?"
Этот мир полон ответов. Голова любого человека полна ответами на вопросы, которых вы в действительности не задавали. Вот почему я называю ваши знания мусором. Сначала в вас должен родиться вопрос. И на этот вопрос не может ответить никто другой; вы сами должны найти ответ. Лишь тогда, когда ответ — ваш, в нем есть истина. Если он дан вам кем-то, он стар, он гнилой, отвратительный. Ваш собственный поиск принесет вам свежий ответ. Но люди сидят на своих старых предубеждениях.
Все верили, что давно уже знают, что есть для человека добро, и что — зло.
Чем-то отжившим и утомительным казался им спор о добродетели, а тот, кто хотел хорошенько выспаться, разглагольствовал перед сном о "добре" и "зле".
Все разговоры о добродетели казались им ненужным и пустым делом. Конечно, поиск обойдется вам не так дешево, гораздо дешевле просто получить знания от старшего поколения, совершенно забыв, что это не ваше знание.
Но нельзя смотреть чужими глазами, нельзя слушать чужими ушами и нельзя чувствовать чужим сердцем.
Неужели вы думаете, что можно узнать истину с чужих слов? Нет, само ваше существо должно встретиться с истиной — точно так же, как ваши уши должны услышать музыку, а ваши глаза должны увидеть свет, цветы, радугу и звезды.
Но в вопросах истины, добра, морали, религии мы предоставляем другим воспитывать нас. Самое важное в жизни заимствуется. А все заимствованное становится неистинным, поскольку у истины есть некое основное условие, изначально присущее. Вот оно: истину нужно сначала пережить.
Никто не хочет, чтобы ему мешали спать. Приятно принять старое и спать дальше.
