Александр Нептунов - Избранник духа Тантры (том 1)
Ну-с, рассказывай, брательник, чем ты тут занимаешься? — ехидно спросила сестра.
Хм… Да много чем, — стараясь быть веселым, ответил он, — йогой, тенсегрити, пранаямой, Кастанеду читаю…
На Антонину посыпались термины, из которых она распознала только йогу, присвоив ей великое, на все случаи жизни значение «секта».
Угу, ну понятно, — нотки голоса сестры давали понять, что дело плохо, — херней, короче! — добавила она с такой силой, что Саша приподнялся с кровати и перестал быть таким расслабленным.
Не понял, мам, ты «чо» ей позволяешь такое говорить, разве ты не рассказала, как мы славно живем и занимаемся саморазвитием? — в полном замешательстве обратился он за поддержкой к матери.
Рассказала, сынок, я все рассказала.
«Похоже мать тоже на стороне сестры. Тьфу, или сестра на стороне матери, что-то я совсем запутался», — сумбурно работали Сашины мозги, не в силах понять, что стряслось.
Вы можете мне объяснить в чем тут дело?
Смотри, он под дурачка косит, — выступила Антонина.
Это его так Радочка научила, — вставила предательски мать, бегая глазами по Саше.
Да. Хм… Чему она тебя еще научила? — с вежливой наигран-ностью спросила сестра.
А фиг его знает, они каждый раз запираются в зале на два-три часа, — донеслись слова Анны, похожие на произношение киборгов из фантастических фильмов, настолько бесчувственными к своей жертве они звучали.
Она, случайно, там с ним не это самое… делает, — выдвинула шепотом Тоня свою гипотезу и рассмеялась.
Я уже сама ничего не знаю, они с Грегорианом очень умелые гипнотизеры, — плеснула масла в огонь Анна.
Саша глотнул слюну. Их подозрения на связь с Радой были верны, но в грязной причине их трактований и во всех остальных обвинениях они были неправы. Сердце, от незаслуженно опрокинутой чаши с желчью, стало вырываться из груди. В глазах все темнело. К голове прилила кровь, в ушах появилось занудное пищание. В последнее время с ним столько стало происходить, что сейчас, когда мать с его сестрой сидели на кровати, объединившись в один тандем, и без тени стеснения высказывали ему такие гадости, он просто не мог поверить, что это были они, настоящие. Ему хотелось думать, что сидящие на кровати женщины, сверлящие его своими неистовыми взглядами, это две демоницы, напялившие на себя тела матери и сестры, которые никогда и ни за что не смогли бы нанести такую боль его душе. «Наверняка, если б Тонька с мамкой были настоящими, они все бы поняли и благословили меня на путь Тантры и любовь к Раде», — утешался он мыслями, специально отвлекая себя, чтобы смягчить удары жгущих сердце заявлений.
Смотри, вот что он сейчас молчит?! Наверное, пытается на нас как-то повлиять, чернокнижник сраный, чтобы мы с тобой заткнулись и перестали его доставать! — продолжала оскорбления мать.
Не знаю, тебе нужно было приглядывать за ним, ведь посмотри, у него взгляд-то ненормальный стал, — поддержала ее сестра.
Чтобы убедиться что он спит или попал в чистилище, Саша решил выйти из комнаты, этим разорвать оковы сна и проверить реальность всего происходящего. Он молча встал с кровати и пошел к двери.
— Ну-ка остановись! — привстав, громко сказала та, что надела на себя мать. — Ты что, как раньше, психовать вздумал? Только попробуй уйти, я тебе устрою! — прошипела она уже тише, стыдясь, что разговор могут услышать Рада с Грегорианом. В ее глазах Саше чудились языки пламени. У нее был такой вид, что она готова тут же на него броситься и разорвать его в клочья. Повинуясь ей, он остановился и ответил, что сходит в туалет и вернется. В туалете всегда приходят прозрения, вот и сейчас до Саши дошло, что все это происходит на самом деле, и демоницам нечего больше делать как вселяться в тела его родственников. Внутри него по отношению к матери и сестре что-то скрутилось в ком и с этого момента они перестали для него существовать как родные. «И здесь, даже в такой мелочи, Рада оказалась права, говоря, что если родные не примут путь одного из своих, то они автоматически приравняются к остальным людям» — вспомнил он разговор с Радой, который произошел буквально накануне. Пробыв в уборной еще несколько минут он попытался остановить или хотя бы замедлить внутренний диалог. Все было тщетно, ненужные мысли неслись как цунами, сбивая на своем ходу светлые и конструктивные. Ничего не помогало, ни мантры, ни даже упражнение из тенсегрити, которое в тихом режиме он умудрился только что проделать. Перед тем как выйти из туалета он внутренне призвал к себе на помощь Раду.
Как только Саша вернулся и уселся на свое прежнее место, допрос продолжился.
А, правда, чем ты там с ней занимаешься? — сменила тактику сестра и вежливо, елейным голоском, как бы невзначай, поинтересовалась у него.
Ничем особенным, хатха-йогой, тенсегрити, медитацией, общаемся, — как-то легко, но все же с волнением ответил он.
Чо с тобой, Саня? Какой-то ты странный! — не успокаивалась Тоня.
Я нормальный. Это вы какие-то странные, устроили мне тут допрос. Ничего толком не объясняете. Такое ощущение, что вы сейчас на меня накинетесь, — более уверенно заговорил Саша, чувствуя свою правоту, перевешивающую их заблуждение.
Ему было бы в тысячу раз легче, если бы все происходящее сейчас было кошмарным сном или провокацией в другом мире. Больше всего ему было больно за свою мать. «Ладно Тонька, она ничего не видела и не знала что здесь происходило, но ты, мам, ты-то сама медитировала, сама йогой занималась, перепросмотром, проклятие тебе Рада сняла, ты-то чего сейчас несешь околесицу, осуждая духовный образ жизни! Ты же сама видела Лешку, Шурика, Лильку. Никто из них не курит, не пьет. Сама их мне в пример ставила, а сейчас, сейчас я тебя не узнаю, ты ли это, мать?!» — кричал внутри себя расстроенный Саша.
Точно, мать, говоришь, его зазомбировали! Посмотри, его же обработали по полной! Он теперь на их стороне, — причитала Тоня, собираясь с силами для нового удара. — Короче, мать, гнать нужно этих гнилых целителей отсюда, пока они вообще его своим рабом не сделали!
Да, доченька, ты права. Ну я же не могу так взять и выгнать людей, тем более, я их сама тогда пригласила.
М-да. Когда кончается месяц, за который они уплатили?
Да вот уже скоро, меньше недели осталось.
Сейчас их предупреди, пусть соберут вещи, а потом гони их в шею, если будут сопротивляться.
Саша, ты слышал, — победоносно обратилась к нему мать, — скоро твоих Учителей не будет, и мы снова заживем как раньше.
Наверное, как раньше и сама мать не хотела жить, но сейчас ею завладел принцип, помешать во что бы то ни стало сыну встать на путь Магии серьезно.
— Если б я знала, что ты так легко поддаешься дурному влиянию, то не стала бы их приглашать к нам жить! — язвительно добавила она, прибавляя Саше страданий. — Нам нужно было выживать, и поэтому я почти все это время играла, вернее, подыгрывала им, в отличие от тебя, который с головой втянулся в их «хиромантию». А что ты на меня так уставился? Ты просто женщин не знаешь! И это я говорю к тому, что и твоя святая Рада может оказаться не той, за кого себя выдает!!!
Они поочередно, потом вместе, перебивая друг друга, что-то говорили ему, доказывали, приводя в пример «нормальных людей», которые живут себе спокойненько, не работая над собой духовно, но временами Саша выпадал из диалога, погружаясь в свои мысли. Он тоже на это им что-то отвечал, даже старался объяснять какие это хорошие люди, и что они неправы, думая так категорически плохо о них. Но им не нужны были его оправдания, так же, как и ему их убеждения. В конце концов он замкнулся перестав что-либо говорить. В таком случае для него улица с пацанами, ввязывающимися так часто в драку, была намного безопасней этого родственного нападения, так как, выходя во двор, ты был готов ко всему, в то время как дома был беспечным, зная, что тебя здесь любят и всегда примут. Такой плевок в душу от матери и сестры был сильнее и больнее всех ранних семейных разбирательств с их участием. Прилети бы сейчас сюда даже огненный шар и встань на сторону Анны и Антонины, со словами: «Я Бог и ты должен повиноваться мне, внемля посланникам моим и выполняя указания мои через уста их», Саша бы ни за что не стал слушать, а тем более следовать их «спасительным» речам. Рада была в нем. За все эти месяцы она сумела приоткрыть ему сердце, а значит и виденье, заглушить и игнорировать которые он просто не мог. «Хватит, — говорил про себя Саша, — я знаю этот мир и то, к чему он ведет, здесь я уже был. Теперь я посвящу свою жизнь Магии, пути Тантры, идя по нему до последнего вздоха. И я уверен, наступит время, когда поставят на весы мои и ваши результаты энергетических вложений в тот или иной путь.».
Тоня оказалась лазутчицей Госпожи Безнадежности, она находилась в неведении и поэтому была подходящей проводницей ее туманных потоков. В силу своей внутренней испорченности, она пришлась впору для этой роли. Еще раз Безнадежность попыталась затмить через сестру Сашино рвение к Духу, но мальчик внутренне сильно зацепился за путь, а любовь к Раде была хорошими парусами на корабле его жизни, и, на удивление синекрылой, он устоял на пути, подтвердив этим еще раз преданность своему Мастеру. Но была ли какая-то вина самой Госпожи в том, что она совершала попытки смести парня с пути? Конечно, нет, все в мире было сложено в строгой иерархичной последовательности, и над Безнадежностью стоял кто-то еще, более высший чином, и не обязательно «плохой», так что, в свою очередь, она служила исполнителем чьей-то воли. Но вот Анну здорово подчинила лазутчица, и без особых колебаний она перешла на сторону Безнадежности. А так как ничего не делается за бесплатно, то через два дня Анна должна была получить свою плату за сотрудничество в виде удручающих новостей о своей дочери. Тоня пробыла дома три дня и за это время мать узнала, что ее дочь, окончившая школу с золотой медалью, вот уже как полгода, забросила учебу в институте и стала работать официанткой в одном из городских баров. Работа в таких заведениях сказывалась на людях, наделяя их не лучшими качествами. Речь ее была развязной, временами, для усиления эффекта, приправлена матами и модными словечками. Желтоватые зубы наводили Анну на мысль о том, что дочь курит. Та не стала отпираться после расспросов, и выйдя на балкон, открыто задымила. Рада Тоне сразу не понравилась, видимо потому, что она ее видела насквозь, но зато Марта сгодилась на временную дружбу. Перед отъездом, все-таки был хороший повод, Тоня вместе с Мартой пришли домой изрядно выпившими. Новый образ Антонины был для Анны ударом, которого она не ожидала. Вмиг все ее планы о примерной и образцовой дочери, которой до недавних пор она в принципе и служила, рухнули, оставив за собой кучку пепла в консервной баночке на подоконнике и неизвестность о ее дальнейшей судьбе, которую и без астролога можно было предположительно расписать.
