Флоринда Доннер - Сон ведьмы
Он был ошеломлён дьявольской иронией этой ситуации. Последние слова Лукаса ещё звучали в его ушах, — ты идеальный человек для этого дела.
Никто не заподозрит белокурого потрошителя птиц.
* * *Федерико развернул джип на небольшой поляне у дороги. Мелкий дождь окутал холмы тёмной дымкой, а полумесяц, просеянный сквозь облака, заливал местность призрачным сиянием.
Он и Элио молча выгрузили ящик, набитый плитками динамита.
— Я отнесу ветошь обратно в хижину, — шепнул Элио. Он ободряюще улыбнулся, — не смотри так тоскливо, Фредерико. Мост они заминируют на рассвете.
Федерико взглядом проводил его по тропе, спускавшейся в густую тьму.
Они часто приходили с Элио сюда в поисках диких номарос, своеобразных ароматных плодов, которые пахли лепестками роз. Это было любимое лакомство целительницы.
Федерико сел на упавший ствол и уткнулся лицом в руки. Кроме смутной вины. Иногда он чувствовал желание получить щедрую плату, намного превосходящую стоимость тех редкостных птиц, которых он продавал Медино.
Он отбросил все мысли относительно того, что делал. До сих пор всё это казалось ему похожим на невероятные приключения в фильмах и экзотических романах. Но теперь надо было предать людей, которых он знал и любил, которые доверились ему.
Утром он заметил джип Медино, спрятанный в уединённом месте на окраине города, и подъехал к нему. Он рассказал Медино всё, и сейчас было слишком поздно сожалеть об этом.
Когда ослепительная вспышка молнии озарила небо, Федерико вскочил на ноги. Гром хлестнул оглушительным рёвом, и эхо покатилось в глубине ущелья. Дождь превратился в сплошной поток. Всё смешалось вокруг него.
— Какой я дурак! — закричал он громко и бросился вниз по тропе.
Федерико знал абсолютно точно, что Медино не исполнит своего обещания и не пощадит ни целительницу, ни её сына. Он обещал ему это, чтобы вытрясти всё, что знал Федерико.
— Элио! — закричал он, но возглас его утонул в шумной очереди пулемёта, и испуганный крик тысячи птиц ринулся в чёрное небо.
За несколько минут, которые понадобились ему, чтобы достичь хижины, в его уме промчалось страшное видение. С потрясающей ясностью он увидел, как его жизнь в одно мгновение фатально изменилась. Почти механически он подошёл к безжизненному, разорванному пулями телу Элио. Он даже не заметил, как в хижину вошли Медино и двое солдат.
Медино кричал на одного из них, но его голос был далёким шёпотом: — проклятый идиот! Я же кричал тебе — не стреляй! Ты мог всех нас разнести на куски. Здесь же динамит!
— Я услышал, как кто-то бежит в темноте, — оправдывался солдат, — здесь могла быть засада. Я не верю этому Музи!
Медино отвернулся от него и направил свой фонарь в лицо Федерико: — а ты глупее, чем я думал, — прошипел он, — надеялся, что всё будет не так?
Поверил мне? — он приказал солдатам сбросить ящик со взрывчаткой в ущелье.
Федерико развернул джип и так яростно затормозил перед домом целительницы, что его бросило вперёд, и он ударился головой о ветровое стекло. Секунду всё было как в тумане, он непонимающе разглядывал закрытую дверь и закрытые ставни. Федерико пересёк двор, там стоял армейский джип.
— Медино! — закричал он и побежал через патио и кухню в рабочую комнату целительницы.
Побеждённый и совершенно обессиленный, он упал на землю рядом с целительницей, которая лежала в углу алтаря.
— Она ничего не знает, — закричал он, — она не замешана в этом.
Медино откинул назад свою голову и весело захохотал, его золотые зубы сияли в зареве свечей, зажженых на алтаре: — дутый шпион. Ты бесконечно умнее меня, — сказал он, — но у меня есть опыт. Коварство и подозрительность — это моё пропитание, — он ударил Фредерико в пах, — если ты хотел предупредить её, то почему не приехал сюда первым? Не надо было скулить над мальчишкой, которого ты убил.
Двое солдат подхватили целительницу под руки и заставили её встать.
Её полуприкрытые глаза были в синяках и распухли. Губы и нос кровоточили.
Слабо встрепенувшись, она оглядела комнату. Наконец её глаза отыскали Федерико.
— Где Элио? — спросила она.
— Скажи ей, Фредерико, — захохотал Медино, — расскажи ей, как ты убил его.
Словно яростное животное, собрав последние силы, она толкнула Медино к алтарю, опрокинула одного из солдат и выхватила своё оружие.
Солдат выстрелил первым.
Целительница неподвижно замерла. Её руки сжали грудь, пытаясь остановить кровь, вытекавшую через лиф её платья, — я проклинаю тебя до конца твоих дней, Федерико, — её голос ослабел, слова были почти не слышны. Казалось, что она нашёптывала заклинание. Мягко, как тряпичная кукла, она повалилась на землю.
В последнем порыве ясности Федерико принял окончательное решение: до смерти он будет связан с людьми, которых предал. Его мысли неслись, как экспресс. Он должен искупить вину, убив людей, ответственных за всё: себя и своего соучастника — Медино.
Фредерико выдернул из ножен охотничий нож и воткнул его в сердце Медино. Он надеялся, что его тут же убьют, но солдат прострелил ему только ногу.
Ему связали руки, завязали глаза, засунули в рот кляп и перенесли в машину. Он услышал насмешливый лепет стайки попугаев, пролетевших мимо.
Часом позже машина остановилась. Его привезли в Каркас и поместили в тюремную камеру. Он признался во всём, на что намекали его мучители. Всё, что он сказал, не имело для него значения. Его жизнь уже кончилась.
Федерико не знал, как долго он пробыл в тюрьме. В отличие от других заключённых, он не считал ни недель, ни месяцев, ни лет. Все они были одинаковы для него.
Однажды он стал свободным. Это случилось утром во время сильных волнений. На улицах люди кричали, плакали и смеялись. Диктатура была свергнута. Федерико поселился в старой части города и вновь стал набивать птиц. Но больше он не посещал холмы.
26
— Человеческая природа очень странная, — сказала донья Мерседес, — я знала, что ты приехала, чтобы что-то сделать для меня. Я знала это с самого начала, как только увидела тебя. И всё же, когда ты наконец сделала это, я не поверила своим глазам. Ты повернула для меня колесо случая. Я даже скажу, ты заставила Фредерико Мюллера вернуться к действительности жизни. Ты привела его ко мне силой своей тени ведьмы.
Она оборвала меня, едва я раскрыла рот, — все эти месяцы, проведённые в моём доме, ты была под моей тенью, — сказала она, — было бы обычным, если бы я дала тебе звено, но никак не наоборот.
Мне захотелось выяснить этот вопрос. Я настаивала на том, что ничего не делала. Но она меня и слушать не хотела. Тогда я выдвинула такую гипотезу: она создала себе звено сама, убедив себя, что это вызвано мной.
— Нет, — сказала она, сморщив нос, — твои рассуждения ложны. Мне очень грустно, что ты ищешь объяснения, которые только истощают нас.
Донья Мерседес встала и обняла меня, — мне жаль тебя, — шепнула она мне в ухо. И вдруг засмеялась так радостно, что грусть её рассеялась, — нет способа объяснить, как ты это сделала, — сказала она, — я не говорю ни о человеческих соглашениях, ни о смутной природе магии. Я говорю о том, что так же неуловимо, как вечность сама по себе, — она запнулась, подбирая слова, — всё, что я знаю и чувствую, это то, что ты создала для меня звено. Это удивительно! Я пыталась показать тебе, как ведьмы вращают колесо случая, а в это время ты повернула его для меня.
— Я уже сказала тебе, что ты ошибаешься, — я настаивала на этом и верила в это. Её усердие и пыл смущали меня.
— Не будь такой тупой, Музия, — ответила она с такой досадой, что живо напомнила мне Августина, — нечто помогло тебе создать для меня переход. Ты можешь сказать, и будешь совершенно права, что, используя свою тень ведьмы, ты даже не знала о ней.
Часть восьмая
27
Сезон дождей почти прошёл, но каждый день после обеда начинался ливень, который обычно сопровождали гром и молнии.
Я проводила это дождливое время суток в комнате доньи Мерседес. Она лежала в гамаке и была совершенно безразлична к моему присутствию. Если я задавала вопрос, она отвечала, если я ничего не говорила, она молчала.
— Никто из пациентов не приходит после дождя, — сказала я, глядя из окна на проливной дождь.
Буря стихала, но улица по-прежнему была затоплена водой. На соседней крыше сидели три канюка (род птицы). Они прыгали с вытянутыми крыльями, взбираясь на высокий конёк. Солнце наконец прорвалось, и из домов выбежали полуголые дети. Вспугивая воробьёв, они носились друг за другом по грязным лужам.
— Никто не приходит после дождя, — повторила я и повернулась к донье Мерседес. Она молча сидела в гамаке, забросив ногу на ногу, и пристально рассматривала свои ботинки, — я думаю пройтись и навестить Леона Чирино, — сказала я, вставая.
