Раиса Скоробогатова - Сен-Жермен на Урале
б) Никому не дано до срока выдать тайну истинного сокровища Уральских гор.
в) Никто не может познать священного имени богини-Матери, пока не последует за Шивой (Шивантопелем), но дело это добровольное, ибо дух свободен в своём выборе.
д) Только он, Шива-Дракон, есть семенной Ману, тот, кто собирает лучшие человеческие зёрна и ведёт за собой тех, чья душа устремилась за его Душой.
Душа Шивы — Шивантопеля — есть Душа Мира, и она имеет конкретное географическое месторождение. Чтобы понять это, необходимо вернуться к Упанишадам, где читаем: «Этот (мир) охватывает землю на двойное расстояние. Эту землю окружает океан на двойное расстояние. Там же находится (между двумя скорлупами яйца) пространство в остриё стрегущего ножа или крыла мухи. Его принёс Индра, как сокол ветру; и ветер (дух. — Р. С.) принял его в себя и туда, где находится принесение коня в жертву…» Известно, что уральские предки — ханты и манси — совершали ритуальную жертву коня. К-Юнг приводит слова Дайсена: «Там на горизонте, где встречаются море и небо, между двух половинок скорлупок Мирового яйца, есть узкая трещина, через которую можно выйти на «спину неба», где происходит единение с Брахманом»[334]. Мне думается, что здесь дано географически точное описание Уральского хребта; ведь, действительно, «узкой щелью» он был в начале своего рождения. Урал — самая короткая дорога к Северному полюсу, которая выводит человека с «хвоста» земного Дракона на «спину» неба, или звёздного Дракона[335].
К. Юнг пишет, что щель есть материнский аспект, или «грудь мира», ибо это место символизирует вечное возобновление, а также разъединение с объединением одновременно, которое у Платона обозначена буквой «X» (икс) — символом косого креста. Согласно Платону, Мировая Душа заключает в себе телесный образ, который не может не напомнить нам о матери: «Душу он (Демиург) вселил в средину мирового тела и распространил её по всей Вселенной, и ею же снаружи окутал мировое тело. Таким образом он создал Вселенную в виде вращающего круга, единого, одинокого и способного, благодаря своему превосходству, общаться с самим собой, не нуждаясь ни в ком ином, самопознающего, дружественного к самому себе…»[336].
Опять мы видим по аналогии со Вселенной, ибо как наверху, так и внизу, что средина «мирового тела» — это древнейший Средний Урал, он же «Диаметр-Слово», или «Душа мира». Именно здесь, и нигде в другом месте, появился самоцветный Ильмень. Как писала Е.П. Блаватская, душа — независимый от сердца и мозга орган — только она сама знает, как работают её флюиды. Данное высказывание приводилось мной в «Легенде о Василиске» в связи с душевными телами земли — самоцветными камнями Ильменя. Душу мира поместили в центр круга, или символически — в центр «Божественной Мысли», а его, в свою очередь, — в центр мира, и запустили его вращение. Так что, — спросите вы, — Урал всё-таки вращается? Да! — можно услышать не только от наших древних предков, но и от уральских геологов.
Рис. 32. Немецкое солнце-идол («Саксонские хроники», 1596 г.)
Рис. 33. Божественный круг. Бали
Для показательного примера я взяла несколько рисунков из той же книги К.Юнга «Символы трансформации»: Немецкое Солнце-идол (рис. 32), балийский Божественный круг (рис. 33), Питающая Мать-Земля (рис. 34) и Иксион на колесе (рис. 35). Миф об Иксионе гласит: Зевс в наказание за хвастовство низверг Иксиона в подземный мир, где его привязали к крутящемуся колесу, вечно гонимому ветром вперёд[337]. Спицы всех изображённых колёс символизируют многочисленные повороты земной оси, которая никогда не останавливает своего движения, ибо Мысль Творца (Круг) и есть вечный двигатель.
Рис. 34. Питающая Мать-Земля. Купольная роспись. Лимбургский собор, 1235 г.
Ещё один рисунок, Человек-крест (рис. 36), показывает те же оси, что и в круге, но пересекаются они в точке фаллоса (как у Иксиона), того символа Уральских гор, о котором было сказано выше не раз и который перекликается с ритуалом индийских муисков. Смысл его таков: «над водяной гладью (прудом или рекой) они растягивают два крест-накрест каната и у точки их пересечения бросают в воду жертвенные дары — плоды, елей и драгоценные камни»[338]. Закон аналогии подсказывает, что «плоды» символизируют семя человеческое, «елей» — духовную энергию, а «драгоценные камни» — энергию душевную.
Рис. 35. Иксион на колесе. Изображение на вазе из Кум
Фаллическую тему Человека-креста продолжает ацтекский рисунок: вертящаяся палочка, или палка-вертелка (рис. 37); он также выражает отношение к символизму Урала. Во-первых, потому что, как было сказано выше, ацтеки получили свой этноним от уральских астеков, или остяков. Во-вторых, действие «огневызывания» характерно изображается в центре дерева — Древа жизни, которое произросло, согласно Ведам, на Урале[339], да и своей короткой формой оно напоминает Уральские горы. В якутской мифологии говорилось о чудесном дереве Аал Луук Мае, будто бы растущем посреди Сибирской земли. Когда-то это дерево задумало прорасти в небесную страну верхних духов, чтобы уничтожить их, но, в конце концов, отказалось от этой кощунственной мысли и, достигнув неба, стало коновязью для небожителей, в астрономическом смысле — Полярной звездой, которую ещё называют Уральской. Решив достичь преисподнюю и погубить нижних духов, оно опять-таки передумало, и его корни стали служить вешалкой для существ нижнего мира, то есть стали мировыми тектоническими весами (см. рис. 14). Простираясь высоко вверх и глубоко вниз, Аал Луук Мае образует собой неколебимую сердцевину мироздания[340].
Рис. 36. Человек-крест (Агриппа Неттегеймский «Оккультная философия», 1533 г.)
Ацтекская, ведическая и якутская мифологии говорят об одном и том же Древе жизни, значит, и искра Жизни вспыхнула в самом центре Урала, который ещё и вертится, согласно ацтекскому рисунку.
Рис. 37. Вертящаяся палочка, или палка-вертелка. Ацтекский рисунок
В-третьих, изображённых Огнетворцов, носителей Прометеевского символа, называли Агнишватами и Бархишадами. Только Агнишваты «не выполнили своего долга в поддержании огней очага… и потому утратили всякое право на принесение им жертвоприношений с огнём», а Бархишады (башкиры в конце филологической цепочки), «будучи браминами», «поддерживают священные огни у своего очага, почитаются, таким образом, по сей день»[341]. Следовательно, Прометея, прикованного к Кавказу, изначально надо рассматривать пребывающим в Уральских горах, поскольку Кавказом были они с Начала Времён, и здесь он поделился своим огнём, как Заратустра.
У Ницше есть стихотворение «Огненное знамение», в котором говорится следующее: «Здесь, где между морями вырос остров, и жертвенный камень высится крутизной, здесь, под чёрным небом зажёг Заратустра свои вышние огни. Это пламя с бело-серым чревом — языки его жадно лижут холодные дали, шея его выгибается навстречу всё более чистым высотам — прямо вздымающаяся от нетерпения: этот знак поставил я перед собой. Моя душа сама есть это пламя… откликнитесь на нетерпение этого пламени, поймайте мне, рыбаку среди высоких гор, моё седьмое последнее одиночество»[342].
И хотя, как отмечает Е.П.Блаватская, Зороастров (Гуру-Астаров) было несколько, первый из них, воспитанный на Белом острове (Швета Двипа), взывал со старых Уральских гор, что доподлинно известно. Это можно подтвердить Уральскими символами, о которых говорилось ранее: «шея»; «душа» — центр мира, а также Ильмень; «пламя, вздымающееся от нетерпения» — фаллический знак; «жертвенный камень» — камень на Иримель-горе; «остров между морями», каковым Урал был не однажды. Наконец, «седьмое одиночество» — седьмая зона Джамбу Двипа и Меру, или Урала и Азов-горы.
Через пересказанные легенды, мифы, эпосы я стремилась свести к одной точке все драконьи символы Урала — ведь сказано же в «Откровении» Иоанна Богослова про Дракона: Он «есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний» (гл.22, ч. 1). Тот, первый Заратуштра (Заратустра), который обитал на слиянии рек Чусовой и Камы, сам был Драконом, ибо, как гласит «Тайная Доктрина», все Посвящённые и Спасители назывались Драконами, поэтому также заявил: «Учение моё вернётся туда, откуда оно вышло».
К. Юнг пишет: «Там, где дороги пересекаются и входят одна в другую, тем самым символизируя объединение противоположностей, имеет место «мать», объект и итог всякого союза. Там же, где дороги разделяются, где имеет место сепарация, расщепление, там мы обнаруживаем «разделение», трещину, промежность — символ матери, и одновременно саму сущность того, что означает для нас мать — расщепление, расхождение и прощание. Стало быть, значение жертвы на таком месте состоит в том, что матери воздаётся нечто на месте соединения или на расщелине»[343]. Конечно, речь идёт о распятии, и такое распятие происходит на материнском Древе жизни, которое есть средина мира.
