Ричард Дейч - Ключи от рая
Не существовало абсолютно никакой информации о том, кем и чем был Финстер до 1990 года. У Майкла в голове не укладывалось, как можно всего за десять лет совершить рывок ниоткуда до тринадцати с лишним миллиардов американских долларов. В пространной статье были перечислены все деловые начинания Финстера, однако ни слова о его личной жизни, о прошлом: кто его родители, есть ли у него братья и сестры, жена, дети или собака. А может быть, вся эта информация существовала, однако Финстеру удалось мастерски ее утаить, точно так же, как он скрыл свою деловую стратегию. На протяжении трех последних лет он вел на глазах широкой публики великосветскую жизнь, задокументированную так же подробно, как жизнь кинозвезды. Галопом с совещания в танцевальный клуб, оттуда на общественное мероприятие. Фотографии представляли Финстера в точности таким, каким его видел Майкл. Длинные седые волосы, забранные назад в хвостик, черные брови, подчеркивающие темные глаза. На фотографиях Финстер редко представал без какой-нибудь очаровательной женщины, вцепившейся ему в руку. Возраст всех этих красавиц, похожих друг на друга как две капли воды, колебался в районе спелых двадцати двух лет. Харизма Финстера чувствовалась даже на фотографиях: Майкл буквально ощущал исходящую от бумаги ауру.
И все же… Абсолютно никакого прошлого.
Полистав справочник, Майкл отыскал данные на других восточногерманских промышленников, и у него на сердце немного полегчало. Ни у одного из них также не было прошлого. Что-то вроде клуба для избранных. Ты никому ничего не говоришь, и я никому ничего не говорю. Все эти люди в прошлом совершили нечто такое, чем заслужили проклятие, и потому предпочитали о нем не вспоминать. Все до одного стремились полностью расстаться с тем, что происходило до падения Берлинской стены. В конце концов, коммунизм в Восточной Германии существовал в самом неприглядном своем виде. Еды было недостаточно, зато насилия — в изобилии; население обрекалось на жалкое существование. Все следили за всеми, страх стал неотъемлемой составляющей повседневной жизни. За неосторожное слово, высказанное против несправедливого правительства, брат доносил на брата. А те, кто поднимал свой голос, бесследно исчезали в тюрьмах Восточного Берлина. По слухам, которые передавались шепотом в темных переулках, даже душам умерших не удавалось перебраться через зловещую стену. А затем стена наконец рухнула под радостные крики… и из ее обломков появился Финстер.
В книге, которая лежала сейчас перед Майклом, была представлена вся информация, когда-либо собранная по этому вопросу, и тем не менее ее было катастрофически мало. Да, немецкий промышленник, добившийся небывалого успеха, имел, скорее всего, каменное сердце — нельзя плавать среди акул, не имея острых зубов, — и не привык кому-либо доверяться, и все же Майкл не мог представить, чтобы от него исходила та угроза, о которой твердил Симон. Несомненно, Финстер был эксцентричным, Майкл убедился в этом на собственном опыте, но, должно быть, это явилось неизбежным следствием его богатства и власти. Причудливая коллекция, собранная в средневековых подземельях особняка Финстера, наводила ужас, однако это были лишь произведения искусства. И таковыми Майкл считал два старинных ключа, которые украл: древняя реликвия, которую надлежит хранить подальше от людских глаз в частном собрании. Быть может, ключи действительно обладают какой-то исторической ценностью, на что намекал Симон, но какое это имеет значение? Никакого волшебства тут быть не может. Нет и речи о чудодейственной власти над душами всего человечества. Пусть Мэри по-прежнему верит в концепцию рая, однако у Майкла с этим все еще оставались проблемы.
— Вы нашли то, что искали?
Подняв взгляд, Майкл увидел сестру Шрайер, коренастую медсестру-немку с того этажа, на котором лежала Мэри.
— Не знаю, — ответил он.
— Ну и кого же вы искали в «Кто есть кто»? — не отставала Шрайер.
— Вообще-то я нашел того, кого искал. Сестра посмотрела ему через плечо на фотографию седовласого мужчины в годах.
— Финстер?
— Да. Вы его знаете? — в шутку спросил Майкл. Шрайер рассмеялась.
— Лично не знакома.
Закрыв книгу, Майкл поднялся с кресла и поставил ее на полку.
— Фамилия ему очень подходит, вы не находите? — спросила Шрайер. Взяв стопку журналов, она направилась к выходу.
— Чья фамилия?
— Август Энгель Финстер. Много денег, много женщин.
— Кажется, я вас не совсем понимаю.
— Если бы у меня бы л а такая фамилия, я бы ее обязательно переменила. Представляю, сколько бедняге довелось выслушать насмешек в детстве! Однако, полагаю, с годами он с ней свыкся — и сейчас она очень даже ему идет.
— Я вас все равно не понимаю.
— Я имею в виду его фамилию. — Открыв дверь, медсестра улыбнулась. — На немецком «август энгель финстер» — это великий ангел тьмы. То же самое, что сатана.
* * *Майкл медленно шел по коридору, направляясь в палату к Мэри. У него в голове все смешалось. Это что, шутка? Он мысленно прокрутил все с момента встречи с Финстером до загадочных слов, произнесенных Симоном, и откровения, которое только что сделала медсестра-немка. Ангел тьмы? В последнее время у Майкла были проблемы со всей концепцией Бога; и вот теперь ему предложено убедиться, насколько сильна его вера в возможность существования дьявола. Поведение Финстера шло вразрез со всем тем, что понимал под злом Майкл; наоборот, этот человек всеми силами стремился помочь им с Мэри. Нет.
Это лишь случайное совпадение, так кстати подтвердившее мысль, которую заронил ему в сознание безумный Симон. Нет, этого не может быть. И Финстеру достались не ключи от рая — это было бы нелогично. Ключи от рая являются плодом вымысла — чем-то вроде чаши Грааля; все это выдумал какой-то давно умерший священник, стараясь укрепить веру и вселить страх. Разумом Майкл определился.
Иное дело — сердце. Оно неистово колотилось; на лбу у Майкла выступила испарина. Случайных совпадений не бывает. Когда слишком много улик указывают в одну и ту же сторону, это не случайно. Лучше всех это выразил Шерлок Холмс: «Истиной, какой бы невероятной она ни казалась, является то, что останется, если отбросить все невозможное».
Омерзительным чудовищем поднимало голову воспоминанием том, что Майкл испытал, оказавшись в подземелье Финстера. Холодный страх, ледяными щупальцами стиснувший спину. Тогда он не смог определить это чувство, но сейчас все встало на свои места. Ужас скрывался в тенях, в картинах, в человеке, который вел Майкла в зловещую темноту. А единственное утешение Майкл находил в деревянной шкатулке с ключами, которую крепко сжимал в руках. Тогда он этого не понимал, но сейчас, похоже, все начинало приобретать смысл. Майклу доводилось видеть зло — кое в ком из заключенных, начисто лишенных каких-либо чувств, чье единственное желание состояло в том, чтобы мучить, уничтожать других. Но он старался держаться от этого подальше. Однако в подвалах особняка Финстера зло было повсюду; Майкл ощущал его запах, чувствовал его отвратительное прикосновение к коже, слышал его в тишине.
Полностью погруженный в собственные мысли, Майкл столкнулся с доктором Райнхартом.
— Майкл? Очень хорошо, — мрачно произнес тот. — Я могу переговорить с вами?
* * *Дождь, начавшийся в полночь, судя по всему, и не собирался прекращаться. В сочетании с пронизывающим холодным ветром, который задул с севера, дождь опустил температуру на пятнадцать градусов ниже нормы. В довершение ко всему утром разразилась гроза. Мэри смотрела в окно на то, как на горизонте пляшут молнии, и считала секунды до того момента, когда очередной раскат грома сотрясет палату. За последние несколько часов в палате похолодало, а весь мир стал каким-то более унылым и мрачным, и плохая погода была тут ни при чем. Мэри никак не могла решить, как признаться мужу. Майкл трудился изо всех сил, лишая, как она полагала, себя самого необходимого, — лишь бы оплатить лечение. Мэри всегда отличалась неистребимым оптимизмом; именно она поддерживала тех, кто попал в черную полосу в жизни. У нее на плече можно было выплакаться, в ее сердце можно было почерпнуть надежду. Но все это было для других; сейчас, даже копнув в самых сокровенных глубинах души, Мэри ничего не находила. Теперь обнадеживающих слов не осталось.
Майкл зашел в палату, застигнув Мэри врасплох. Не успев подготовиться, она, запинаясь, выдавила:
— М-майкл? — Мэри не могла смотреть ему в глаза, — Извини… я так сожалею…
Майкл взял ее руки.
— Шш… молчи. — Он крепко стиснул ее пальцы. — Врачи сами не знают, о чем говорят. — Его голос прозвучал бодро и уверенно. — Мы получим другое заключение, обязательно найдем выход… Сент-Пьеры никогда не сдаются.
Когда доктор Райнхарт сообщил ему страшную новость, Майклу показалось, его сердце разбилось на тысячу осколков. Однако ему удалось сдержать слезы; не собирался он плакать и сейчас. Мэри не должна это видеть.
