Секс и судьба - Хавьер Шико

И тогда я решил получше прочувствовать ситуацию.

С уважением приблизившись к девушке, с целью прозондировать её состояние и уловить её самые интимные вибрации, я ужаснулся и был вынужден отступить.

Странные мыслеформы сразу же заставили меня почувствовать, что Марина находится здесь не по доброй милости. Они представляли её привычки и чаяния, противоположные нашим намерениям помочь больной. Её разум витал где-то далеко отсюда…

Ожившие сцены шумной суеты вырывались из её головы… Взгляд её был неподвижен, она внутренне слышала игривую музыку праздничной ночи, которую она провела накануне, всё ещё чувствуя в горле вкус джина, который она приняла в больших количествах.

Довольно смутно, но перед нами возникла она, с чертами выросшей маленькой девочки, она выказывала сложные ментальные образы, которые искрились в её нечёткой ауре, в вихре коптящего тумана.

Приведённый обстоятельствами к сотрудничеству в деле помощи, без какой-либо недостойной цели, я принялся изучать её уединённое поведение. В будущем, если земная медицина захочет эффективно отвечать на нужды больного, она будет внимательно анализировать духовный вид всех человеческих органов, формирующих тело.

Исполненный почтения, я стал анализировать, используя психологический анамнез.

Вначале у Марины проявилось лицо какого-то пожилого мужчины, созданное её собственным воображением, которое несколько раз появлялось у неё на уровне лба.

Он и она, вместе… Их близость сразу же стала очевидной, и можно было догадаться об их связи… Физически они казались отцом и дочерью. Но их позы не могли скрыть пылающей страсти, которую они питали друг к другу. Туманные лёгкие панно, появлявшиеся друг за другом, показывали наших двух героев в экстазе, пьяных от блаженства, когда они садились в роскошный автомобиль, или сплетённых в объятиях на тёплом песке пляжа, устроившихся в тени спокойной рощи или улыбающихся друг другу в шумных местах ночных развлечений… Дурманящие пейзажи Копакабаны в Леблоне [3] проходили чередой, словно на замечательной живописной фреске.

Девушка закрыла глаза, чтобы подольше удержать воспоминания, охватившие её чувства, а затем мысленно и совсем неожиданно представила другого мужчину, такого же молодого, как и она сама. И вот уже она появилась в сценах совершенно другого внутреннего фильма… Она формировала другой жанр декораций, чтобы проявить воспоминания о своих собственных приключениях. Она там также появлялась рядом с молодым человеком, словно была привязана к тем же местам, но пользовалась разными компаниями… Они были вдвоём в той же машине, которую я уже видел, или прогуливались, счастливые, наслаждаясь прохладительными напитками, или участвуя в весёлых играх парков, напоминая собой встречу двух влюблённых подростков, сплетавших воедино свои мечты и надежды …

В течение кратких минут духовной установки, проявивших её такой, какой была в действительности, Марина явила собой раздвоенную личность женщины, рвущуюся между нежностью к двум мужчинам и мыслями страха и тревоги, волнения и сожалений.

Невес, в какой-то мере разделявший мой анализ, прервал молчание и подавленно сказал:

— Ты видишь? Думаешь, легко мне, отцу больной женщины, выносить в этом месте подобную особу?

Я постарался его утешить и, по его просьбе, мы направились в небольшой книжный салон, смежный с комнатой больной, где мы могли бы поразмыслить и побеседовать.

3

В салоне друг посмотрел на меня своими ясными глазами и сказал:

— После развоплощения мы оказываемся во второй фазе существования, и никто на Земле не догадывается о новых условиях, которые обрушиваются на нас… Сначала мы восстанавливаем жизнь: спасательные команды, поддержка в молитве, изучение вибраций, школа милосердия. Счастливые, мы стараемся практиковать культ великих человеческих чувств… Затем, придя к более личной работе на семейной арене, которую мы считаем сметённой навсегда из нашей памяти, как в особенной ситуации, которую представляет мой случай, обучение меняется… Необходимо брать на себя большие страдания, чтобы подтвердить то, что мы усвоили головой… Знай же, что я нахожусь на службе в этом доме всего лишь двадцать дней, а моя душа получила уже столько ударов кинжалом, что не будь в этом нужды моей дочери, я бы сразу же сбежал отсюда… Без личных наблюдений я никогда не согласился бы на такую легкомысленность со стороны своего зятя… Соблазнитель, бесстыдный лжец…

— Да, да… — сказал я, желая прервать это горькое признание.

И я сделал несколько коротких комментариев, касающихся пользы практикующего забвения зла, и привёл в пример заслугу молчаливой помощи, через молитву.

Наполовину утешенный, Невес улыбнулся и добавил:

— Я понимаю твои ссылки на добродетель положительной мысли в установке добра, и думаю, что касается меня, то я сделаю всё, чтобы не забыть этого. А пока постарайся потерпеть мои неуместные речи… Земная медицина — это светлая наука, полная чистых рассуждений. Однако она часто вынуждена спускаться с пьедестала высокой культуры, чтобы препарировать трупы …

Он бросил на меня взгляд человека, который словно ищет, кому бы довериться, и продолжил:

— Знал ли ты, что на пятую ночь своего присутствия здесь я бросился на поиски своего зятя, чтобы он лично пришёл на помощь Беатрисе, у которой тогда был кризис? И знаешь, где я его нашёл? Вопреки информации, которую он оставил дома, на работе никого не было, Возмущённый, я застал его в одном из вертепов, где царил полумрак, в компании с молодой женщиной, с которой вы только что познакомились. Они были вместе, словно муж и жена, шампанское лилось рекой, и звучала чувственная музыка. Эти места посещали сущности-смутьяны, одни вешались на танцующих, другие приходили и уходили, склоняясь к бокалам, которые тёплые губы не полностью опорожнили. В этом красочном месте, где молодые женщины выставляли свои наполовину обнажённые тела в странных позах, гримасничали вампиры, дополняя недостойную атмосферу сцен, которые человеческий дурной вкус представлял как искусство. Всё было вульгарным, нечистым, недостойным… Я застал своего зятя и его сотрудницу в объятиях друг друга. Я вспомнил о своей больной дочери, и увиденная картина возмутила меня. Мой помрачневший разум завибрировал, поскольку я вдруг осознал достойное сожаления поведение развоплощённых сущностей, которые превращаются в непримиримых мстителей. «Старый человек», которым я был, боролся против «преображённого человека», которым я хотел быть в глубине своей души …

Он ненадолго прервался, как бы приводя в порядок мысли, затем продолжил:

— Озадаченный, в разные времена я видел тех, кто после смерти становился подобным животным, и в семьях, служивших им приютом блаженства, жестоко набрасывались на любящих существ, которые бежали от их чувств… Я с оптимизмом служил в различных миссиях помощи, где старался просветить их и изменить к лучшему, дать им почувствовать, что и нравственная борьба после развоплощения предстаёт тяжёлым наследием для тех, с кем они были в разладе. Я предупреждал их, что могила ждёт и тех, кто на Земле страдал отсутствием верности и нежности… И очень часто мне удавалось успокоить их, делая таким образом их отступление благоприятным. Но здесь… Неосторожно разозлившись на бесчувственность мужчины, который женился на моей дорогой дочери, я вдруг заметил, что сам должен применить на практике те добрые советы, которые давал другим…

Мой друг сделал паузу, вытер слёзы, катившиеся по лицу, как напоминание отсутствия смирения, и закончил фразу, добавив:

— Но я не смог. Охваченный неудержимым гневом, я бросился на него, словно собака, спущенная с цепи, и стал нещадно бить его по лицу, забыв обо всём. Он упал на плечо своей подруги, словно его внезапно настиг обморок… Я уже готов был рвать его тело своими крепкими руками, но не смог. Какая-то дама благородного вида, с полным спокойствием на лице, подошла ко мне и обезоружила меня изнутри. Внешне она не проявляла никаких знаков вознесения. Впрочем, и так было видно, что она также была человеческим существом, как и мы. Она выделялась лишь тем, что на уровне её груди сияло нечто, как редкое украшение, излучавшее слабый свет. Она слегка коснулась моей головы и призвала к спокойствию. Эта нежданная женщина не наложила на меня никакого запрет, а тем более не сделала никакого замечания насчёт моих жалких усилий. Напротив. Она мягко и доброжелательно заговорила со мной о больной дочери. Она показала, что знает Беатрису не хуже меня, и предложила уйти из этого места, чтобы проводить её в комнату больной. Я сдался без боя. И поскольку на протяжении всего пути любезная собеседница говорила лишь о заслугах понимания и терпимости, без малейшей ссылки на пороки того места, которое мы покинули, я старался сдерживать себя, думая лишь о помощи моей бедной дочери. Анонимная посланница привела меня к дому, деликатно распрощавшись со мной. И это всё, что я, приятно заинтригованный, помню о ней, поскольку после этого я её больше не видел…