KnigaRead.com/

Николай Рерих - Адамант

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Николай Рерих, "Адамант" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

И этот Космос, не тот недосягаемый Космос, перед которым только морщат лоб профессора, но тот великий и простой, входящий во всю нашу жизнь, творящий горы, зажигающий миры-звезды на всех неисчислимых планах Вселенной.

Простота — непременное качество гармонии. Творчество будущего будет осенено простотой. Конечно, вы не смешаете простоту с примитивизмом, с нарочитостью. Здесь разница так же велика, как между искусством и штампом. И часто в золотых рамах мы находим не более чем коммерческий штамп, а в плакате под вихрем и снегом треплется истинное искусство.

Но дух-то, хотя бы в молчании, знает, где штамп, где пошлость и где радость и творчество.

Молчаливо спрашивайте дух ваш, внося каждый предмет в дом ваш. Произнося заклинания против гомункулуса, обдумайте, зачем и как пришли вы к мысли приобщить к вашему очагу нового гостя.

Помните, ведь эти молчаливые гости могут быть истинными друзьями, но могут стать и врагами вашего дома.

В осознании предметов лежит гармония их. И опять дух ваш знает врага и друга.

Знаем непреложные исцеления музыкой и красками. Вспомним мощь пения. Вспомним высокие подъёмы в храмах, в музеях. Дом Божий! Дом Великой Тайны! Только искусство может облечь Великую Тайну плотью. И таинство Духа имеет подножием лишь красоту.

Конечно, вы любите искусство. И вы хотите о многом расспросить меня. Вы хотите знать, что лучше для гармонии дома: картины или стенопись. Лучше ли закрепить обстановку в неподвижности? Или жизненнее — идея Китая и Японии, где каждый день на стене комнаты помещается одна новая картина? Наверное, вы хотите спросить, правильна ли идея наших современных выставок, где за обличием храма искусства притаился ларёк торговца?

Учитель изгонял торгашей из храма. Учитель знал, конечно, что в нашей жизни без торгашей ещё нельзя. Но Он их изгонял именно из храма. Так и в деле искусства. Конечно, торговля должна остаться. Но она должна быть вынесена из храма. Пусть будет честный праздник; пусть будет честная лавка. Но лавка во храме и личина храма в лавке вносят внутренний разврат среди творящих и цинизм среди посещающих. Благоухание храма скуёт жест даже отъявленного циника, и гомункулусу приходится бежать.

Правда, гомункулус, вам всё-таки придётся уйти из жизни. Бессчётные молодые сердца просят вас уйти.

Очистив принцип обмена искусства, возможно ввести его в дом. Внести как бы свечу, зажжённую во храме. И мысль стенописи, и ценная смена впечатлений Востока — всё найдёт свое место. Ибо правда бесконечна. И каждый отдельный случай утверждения искусства устанавливается сознанием духа.

Кондуктор думает, что люди лишь ездят. В представлении сапожника люди лишь ходят. В представлении современного человека люди только терзаются. В знании Благословенного люди должны радоваться.

Правда, именно сейчас радость об искусстве звучит странно. Много говорят об искусстве и так мало вносят искусство в свою жизнь. И всегда находят превосходные отговорки и оправдания. Всегда виноваты самые убедительные обстоятельства. Всё виновато, не виноват лишь "цивилизованный человек", ходящий смотреть на бой быков или на уличную драку, обставленную правилами "бокса". Здесь открыты и сердца, и кошельки.

Но расспросите этих людей, много ли они сделали для искусства? И много ли они внесли искусства в свою жизнь? Они будут удивлены, и окажется, что пещерный человек каменного века имеет все преимущества перед этими завоевателями земли. В наши дни и об этом приходится говорить.

Как же не говорить, когда именно сейчас некоторые правительства пытаются обложить свободное искусство особыми налогами. И тем ещё больше затруднить тернистый путь красоты. Здесь опять работа гомункулуса!

И в то же время лишь около десятой части населения вносит искусство в свою жизнь и что-то знает об искусстве. Двадцать процентов только говорят об искусстве и не применяют его. А оставшиеся семьдесят процентов вообще не знают или, лучше, не помнят уже, что такое искусство…

Но лучше, хотя бы механически, твердить: "благо, благо, благо", нежели, с усмешкой, повторять: "зло, зло, зло". Этот относительный принцип уже усвоен многими. Так будем хотя бы один раз в неделю спрашивать себя, что мы за семь дней сделали для искусства? Пусть и политики, и конгрессмены, и многие клирики, и банкиры, и "деловые люди", и все гордые своей часто сизифовой работой пусть тоже усвоят себе эту нетрудную привычку. Там, где нельзя идти путём радости сознания, там пусть протянется мостовая указанной дороги. Но усилия нужны. Иначе наши дни грозят особым бедствием для достижений искусства. Искусство должно цвести, и музыка духовного призыва должна звучать вне состояния биржи и вне заседаний Лиги наций.

И еще одно "необщее место". Со стыдом вспомним о том, о чём поистине необходимо вспомнить, и признаемся. В воспитании детей всё ещё забыто развитие творчества. Сперва стараются внушить ребенку массу условных понятий. Сперва ему преподают полный курс страха. Затем ребенка ознакомят со всеми домашними ссорами. Потом ему покажут те криминальные фильмы, где зло так изобретательно и блестяще, а добро так бездарно и тускло. Потом ребенку даются учителя, которые, к сожалению, часто не испытывая любви к своему предмету, повторяют из него мертвую букву. Потом покажут детям все пошлые заголовки ежедневной прессы. Затем ребенка окунут в так называемый спорт, чтобы молодая голова привыкла ощущать удары и разбитые члены. Итак, сперва займут всё время юноши, дадут ему наиболее пошлые и извращённые формулы. А потом он, засорённый и заржавленный, может начинать творить.

Это одно из глубоких преступлений. К любой машине люди бережливее относятся, нежели к ребенку. Ещё бы, за машину заплачены "всесильные" деньги. Её нельзя запылить или залить грязью. А за детей деньги не платят.

Мы часто восхищаемся неожиданностью детского рисунка, или мелодией детской песни, или мудростью суждения детского. Там, где ещё открыто, там всегда прекрасно бывает. Но потом мы замечаем, как ребенок перестаёт петь, перестаёт рисовать, и суждения его уже напоминают так называемые "детские" книги. Значит, зараза пошлости уже проникла, и все симптомы этой ужасной болезни уже появились. Появилась скука, появилась условная улыбка, появилось преклонение перед противным, наконец, появился страх одиночества. Значит, что-то близкое, всегда присущее, руководящее — отошло, отодвинулось.

Не изгоняйте детей из храма. Ведь самые трудные вещи всегда так просты. Но если машина портится от пыли и грязи, то как же разрушительно действует грязь духовная на хрупкую молодую душу. В смертельной тоске ищет света маленькая голова. Смертельно болезненно чувствует всю оскорбительность. Болеет, затихает и часто поникает навеки. И творческий аппарат замирает, и отпадают все провода.

Откройте во всех школах пути к творчеству, к великому искусству. Замените пошлость и уныние радостью и прозрением. Уберегите ребенка от гримасы жизни. Дайте ему счастливую, смелую жизнь, полную деятельности и светлых достижений. Развивайте инстинкт творчества с самых малых лет ребенка.

Эти бичи человечества — пошлость, одиночество и тягость жизнью — минуют молодую душу творящего.

Откройте пути благословения!

Собиратели

Как же вносить искусство в жизнь? Где же эти благословенные пути? Может быть, они недоступно трудны? Или требуют неисчислимых средств? Или только гиганты духа дерзают на эти пути?

Все уверения будут неубедительны. На эти сомнения можно ответить лишь страницей подлинной жизни.

Возьму четыре портрета моих друзей. Все они уже ушли от нас. Из них только один был богат средствами, а трое были богаты лишь своим светлым духом.

Богатый собиратель был московский коммерсант Третьяков. Ничто в семье не располагало его к искусству. Старый купеческий род скорее подозрительно смотрел на непонятное ему влечение. Но неожиданно молодого Третьякова потянуло к новому пути. И ощупью, руководясь личным чутьём, он начал собирать картины русской школы. Шёл он одиноко, лишь иногда выслушивал совет знакомого художника. И не случайно начала складываться теперь знаменитая Третьяковская галерея в Москве. Подлинным чутьём любителя искусства Третьяков понял, что правительство обычно пополняет свои музеи чаще всего официальными произведениями, минуя лучшие вещи художников. И этот казённый лик музея не может отразить течение школы нации. Так было всегда. Боюсь, так будет и в будущем.

Искусство всегда цвело личным, горячим порывом, который поймёт, и найдёт, и сохранит, и даст всему народу. И вот купец Третьяков понял государственную задачу искусства. И нашел свежие художественные силы и облегчил путь их. И, окружив чистым восторгом, сохранил их творения. Но свою радость он сделал народной радостью и при жизни ещё отдал городу Москве всё своё замечательное собрание. И немалую задачу он себе поставил. Не просто собрал воедино массу ценных творений, а отразил в своём собрании всю русскую школу. Всё новое, яркое, значительное было усмотрено Третьяковым. Этот молчаливый, седой человек в большой шубе неутомимо посещал все выставки, и ничто не останавливало его, если он считал произведение значительным. К начинающему молодому художнику он поднимался по крутой лестнице в студию. Он был первым при окончании картины. Он был первым при открытии выставки. И зато он первый имел лучшие, характерные вещи.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*