Борис Фаликов - Величина качества. Оккультизм, религии Востока и искусство XX века
Сходные техники путешествий в промежуточные миры, связанные с обретением сверхъестественных способностей (сиддх), имелись и в индуизме и буддизме. Однако, как и в авраамических религиях, задерживаться в них не рекомендовалось, чтобы не помешать обретению высшей цели (индуистская мокша, буддийская нирвана). Об этом предупреждали многие наставники, начиная с самого Будды и автора «Йога-сутр» Патанджали. Последний пишет: «Эти (способности) – (интуитивное) провидение и прочие, появляющиеся (у йогина), сознание которого сконцентрировано, служат препятствиями, поскольку они противодействуют видению, (обретаемому) в таком (состоянии сознания)»[17]. Однако на Запад эти упражнения попадали в оккультной упаковке и в таком виде усваивались в модернистских кругах. Книга по индуистской йоге, обнаруженная учеными в домашней библиотеке Кандинского и Габриэле Мюнтер (1877–1962)[18], принадлежала перу американского теософа Уильяма Аткинсона (1862–1932), выступавшего под псевдонимом Йог Рамачарака. Русский и французский переводы книги были весьма популярны среди новых художников обеих стран.
Но и тогда, когда техники эти стали попадать на Запад из рук самих восточных наставников, диковинные видения и образы ценились в них выше освобождения из плена сансары. Неудивительно, что эти трудные инструменты легко заменялись более простыми – по большей части галлюциногенами типа мескалина и ЛСД, весьма популярными как у самих оккультистов (Алистер Кроули), так и у творцов нового искусства. Олдос Хаксли назвал свою знаменитую книгу «Двери восприятия» (1954), сославшись на Уильяма Блейка, но эти двери вскрывались с помощью нехитрой отмычки.
Повальный характер охота за психоделическими видениями приобрела во времена контркультуры. Напрасно тибетский тулку Чогьям Трунгпа (1940–1987) называл их «двойной иллюзией» и «суперсансарой»[19]. Отказываться от того, что подогревало творческое воображение, никто не собирался.
Альтернативная религия искусства
Увлечение оккультизмом и религиями Востока в модернистской среде имело одно любопытное свойство. Редко кто из новых художников связывал свою судьбу с оккультными организациями или восточными религиями раз и навсегда. Более характерна иная модель поведения: художники подпадали под влияние тех или иных оккультных и восточных наставников или их текстов, заимствовали идеи и средства из их инструментария, использовали их для своих творческих целей и шли дальше. Эта модель сохранялась на протяжении всего XX века.
Уильям Батлер Йейтс был какое-то время участником «Золотой зари» и даже соперничал в ней за лидерство с Алистером Кроули, но гораздо больше его интересовало собственное творчество. Сложные отношения Андрея Белого с теософией/антропософией и Рудольфом Штайнером продолжались на протяжении четверти века. Кандинский и его немецкие и русские друзья из группы Der Blaue Reiter («Синий всадник») слушали лекции Штайнера и общались с ним лично, но в Антропософское общество не вступили. Кубофутуристы – Михаил Матюшин (1861–1934), Елена Гуро (1877–1913), Алексей Крученых (1886–1968), Велимир Хлебников (1885–1922) и Казимир Малевич – увлеклись идеями П.Д. Успенского (1878–1947) о четвертом измерении и даже попытались воплотить их в жизнь, но записными оккультистами не стали. Более или менее системным теософом из этого поколения художников оказался лишь голландец Пит Мондриан[20]. Большинство же предпочитало черпать сведения из лекций и книг.
Георгий Иванович Гурджиев оказал непосредственное влияние на ряд русских, французских, британских и американских модернистов – русского композитора немецкого происхождения Фому Александровича Гартмана (1885–1956), французского сюрреалиста Рене Домаля (1908–1944), первого американского публикатора «Улисса» Маргарит Кэролайн Андерсен (1886–1973), – но последовательным «гурджиевцем» из них можно назвать, пожалуй, только русского композитора. Впрочем, причина еще и в том, что наставник отличался несносным характером и не мог долго терпеть возле себя одних и тех же людей. Питер Брук входил в группу одной из американских учениц непредсказуемого кавказца – Джейн Хип (1887–1964) и сотрудничал с другой – швейцаркой Жанной Зальцман (1889–2001) на съемках фильма о Гурджиеве (1979), брал Алистера Кроули в качестве консультанта на постановку «Доктора Фауста» (1942), но ни «гурджиевцем», ни «кроулианцем» не стал. Ежи Гротовский (если он не лукавит) вообще не ведал о гурджиевском учении и о сходстве с ним своих театральных экспериментов узнал из вторых рук. После чего, правда, опирался на него уже сознательно.
Джером Дэвид Сэлинджер общался с одним из ключевых пропагандистов дзен-буддизма на Западе Д.Т. Судзуки (1870–1966), медитировал под руководством последователей Вивекананды и Парамахансы Йогананды (свами Нихилананда и Премананда) (1893–1952), увлекался учением Рона Хаббарда (1911–1986), но в Миссию Рамакришны, Братство самореализации и в Сайентологическую церковь никогда не вступал. Автор знаменитой поэмы «Вопль», вдохновлявшей битников и хиппи, Аллен Гинзберг (1926–1997) менял гуру как перчатки – от основателя Общества сознания Кришны свами Прабхупады (1896–1977) до буддийского тулку Чогьяма Трунгпы, но ни кришнаитом, ни буддистом не стал. Столпы американского абстрактного экспрессионизма Джексон Поллок (1912–1956) и Марк Ротко (1903–1970) опирались в своей работе первый – на теософию и учение Джидду Кришнамурти (1895–1986), второй – на каббалу и Оригена, но ни теософами, ни каббалистами не стали. И примерам такого увлечения/неучастия на протяжении всего прошлого столетия несть числа.
Первое объяснение, которое приходит в голову, – художники, особенно если они наделены мощным талантом, не желают приносить его в жертву религиозному спасению. Но в случае с модернистами дело обстоит сложнее. Нередко собственное творчество они осознают как своего рода религию, способную помочь не только им самим, но и человечеству. Возникает вопрос: почему феномен искусства как религии впервые возникает в belle époque и ее строительными блоками выступают оккультизм и препарированные религии Востока?
На первую часть вопроса убедительно ответил живой свидетель истоков этого явления социолог Макс Вебер. Одним из компенсаторных следствий «расколдовывания мира» (Entzauberung der Welt), как он поэтично назвал процесс секуляризации, является то, что «искусство сейчас конституирует себя как космос все более сознательно воспринятых свободных и автономных ценностей. Оно берет на себя функцию спасения (неважно как понимаемого) внутри мира перед лицом ежедневного, а главное, усиливающегося давления теоретического и практического рационализма. Но, предъявляя эту претензию, оно входит в прямую конкуренцию с религией спасения»[21].
Под религией спасения Вебер прежде всего имеет в виду традиционное христианство, поскольку речь идет о западном культурном контексте. Но с оккультизмом искусству конкурировать не надо, ибо идея спасения как встречи с Богом отодвинута в нем на второй план. Напротив, на первом плане – практики гойетеи и имагинации, которые модернисты используют как инструменты разрушения старых ценностей и конструирования новых – «свободных и автономных». Заимствуют они и практику теургии как инструмент обновления мира, в котором эти ценности могли бы органично существовать. Вместо конкуренции возникает плодотворное сотрудничество.
Помогает ему и то, что в оккультизме как продукте секуляризации эзотеризма содержатся элементы «теоретического и практического рационализма». Они вступают в причудливый симбиоз с иррациональной сущностью оккультизма и позволяют ему противостоять давлению ratio извне. Новым художникам, которые вовсе не собираются отказываться от научного духа современности, это оказывается как нельзя кстати.
Что касается религий Востока, то из них модернисты также извлекают те инструменты, которые помогают им осуществлять идеалы религии искусства, тогда как элементам личной сотериологии (достижению мокши и нирваны) уделяется меньше внимания. Более того, подобной участи зачастую не избегают и авраамические религии, из которых берутся напрокат такие близкие вещи, как «эзотерические» христианство и ислам и иудейская каббала.
Таким образом, творцы «религии искусства» от Андрея Белого, Александра Скрябина, Василия Кандинского и Казимира Малевича до Джерома Дэвида Сэлинджера, Джексона Поллока, Марка Ротко, Джека Керуака и Боба Дилана занимаются ее свободным конструированием из элементов оккультизма, индуизма, буддизма и шаманизма, а также «эзотерических» мотивов иудаизма, христианства и ислама, переплавляя их в тигле собственного творчества. При этом художники не замыкаются в рамках организованных течений, будь то оккультизм, индуизм, буддизм, иудаизм, ислам или христианство.
