Карлос Кастанеда - Активная сторона бесконечности
Он сказал, что точным определением магии как практики было бы сказать, что магия – это манипуляция точкой сборки с целью изменения ее фокальной точки контакта с темным морем осознания, тем самым давая возможность восприятия других миров.
Дон Хуан сказал, что искусство сталкеров выходит на сцену после того, как точка сборки смещена. Сохранение фиксации точки сборки в ее новом положении обеспечивает магам абсолютно полное восприятие того нового мира, в который они входят, точно так же, как мы воспринимаем мир повседневных дел. Для магов линии дона Хуана мир повседневной жизни – это всего лишь одна складка всего мира, состоящего по крайней мере из шестисот таких складок.
Дон Хуан вернулся к обсуждаемой теме: о моих путешествиях по темному морю осознания и сказал, что то, что я сделал исходя из своего внутреннего безмолвия, очень похоже на то, что делается в сновидевши. Но при путешествии по темному морю осознания нет никаких помех, вызванных сном, и нет никакой необходимости контролировать свое внимание, как во время сна. Путешествие по темному морю осознания вызывает мгновенный отклик. В нем есть определенное всепоглощающее ощущение здесь и сейчас. Дон Хуан посетовал на то, что некоторые придурковатые маги назвали этот акт непосредственного достижения моря осознания «сновидением в бодрствовании», делая термин сновидение еще более нелепым.
– Когда ты думал, что у тебя сон-фантазия о путешествии в этот выбранный нами город, – продолжал он, – ты на самом деле переместил свою точку сборки прямо в определенное место темного моря осознания, которое позволяет совершить такое путешествие. Затем темное море сознания обеспечило тебя всем необходимым для продолжения этого путешествия. Никак невозможно по своей воле выбрать это место. Маги говорят, что его безошибочно выбирает внутреннее безмолвие. Просто, правда?
Он объяснил мне тонкости выбора. Он сказал, что для воинов-путешественников этот выбор, фактически, не действие по выбиранию чего-то, а скорее действие по изысканному безмолвному согласию с просьбами бесконечности.
– Выбирает бесконечность, – сказал он. – Искусство воина-путешественника в том, чтобы обладать способностью двигаться по малейшему намеку; искусство безмолвно соглашаться с каждой командой бесконечности. Для этого воину-путешественнику нужна отвага, сила и, прежде всего, трезвость. Все эти три качества, вместе взятые, дают в результате изысканность в действиях!
После минутной паузы я вернулся к теме, которая больше всего меня интриговала.
– Но, дон Хуан, трудно поверить, что я действительно отправился в этот город телом и душой, – сказал я.
– В это трудно поверить, но это можно проверить, – сказал он. – Вселенная безгранична, и возможности игры во всей Вселенной в целом действительно ни с чем не сравнимы. Так что не попадайся на аксиому «Верю только в то, что вижу», потому что это самая дурацкая позиция, какую только можно занять.
Доводы дона Хуана были кристально ясны. Они имели смысл, но я не знал, где они имели этот смысл, – явно не в моем повседневном мире повседневных дел. Тогда дон Хуан, вызвав во мне большую тревогу, заверил меня, что для магов есть только один способ справляться со всей этой информацией: испытать ее на собственном опыте, потому что ум не способен воспринять все это.
– Что ты предлагаешь мне делать, дон Хуан? – спросил я.
– Ты должен намеренно совершить путешествие по темному морю осознания, – ответил он, – но так и не узнаешь, как это делается. Скажем, это делает внутреннее безмолвие, следуя необъяснимыми путями, путями, которые невозможно понять, можно только практиковать.
Дон Хуан попросил меня сесть на кровати и принять позу, которая способствует внутреннему безмолвию. Я обычно мгновенно засыпал всякий раз, как принимал эту позу. Но когда я был с доном Хуаном, из-за его присутствия я не мог заснуть; вместо этого я входил в настоящее состояние полной тишины. В этот раз, после секундной тишины, я обнаружил, что иду. Дон Хуан во время ходьбы направлял меня за руку.
Мы уже не были в его доме; мы шли по городу индейцев яки, в котором я никогда до этого не был. Я знал о существовании этого города; я много раз был рядом с ним, но мне приходилось разворачиваться обратно из-за полнейшей враждебности людей, которые жили вокруг него. В этот город чужаку было почти невозможно войти. Единственными не-яки, которые имели свободный доступ в этот город, были инспектора из Федерального Банка, потому что банк покупал урожай у фермеров-яки. Бесконечные переговоры с фермерами-яки крутились вокруг получения от банка авансов наличными на основании близких к домыслам предположений о будущем урожае.
Я сразу же узнал город по описаниям людей, которые там побывали. Как будто для того, чтобы удивить меня еще больше, дон Хуан прошептал мне на ухо, что мы находимся в этом самом городе индейцев яки. Я хотел спросить его, как мы сюда попиши, но не смог произнести ни слова. Там было много индейцев, которые о чем-то спорили; по-видимому, многие выходили из себя от гнева. Я не понимал ни слова из того, что они говорили, но как только у меня родилась мысль, что я не понимаю, что-то прояснилось. Было очень похоже на то, как если бы в сцене появилось больше света. Все стало очень рельефным и четким, и я понял, о чем говорят эти люди, хотя и не знал, как; я не говорил на их языке. Слова были явно понятны мне, не по отдельности, а группами, как будто мой ум мог воспринимать целые структуры мыслей.
Признаться, я получил невиданный шок – не столько из-за того, что понимал, о чем они говорят, но из-за содержания их разговоров. Эти люди были действительно воинственными. Это были совсем не люди Запада. Их слова были словами вражды, войны, стратегии. Они измеряли свою силу, свои ударные ресурсы и жалели о том, что у них не хватает сил осуществить свои удары. Я отметил в своем теле боль их бессилия. У них были только палки и камни против вооружения высокой технологии. Они печалились о том, что у них нет лидеров. Больше всего на свете они желали появления какого-то обладающего притягательной энергией лидера, который вдохнул бы в них силы.
Затем я услышал циничный голос; один из них высказал мысль, которая, по-видимому, подавила всех без исключения, включая меня, потому что я был как бы их неотъемлемой частью. Он сказал, что они побеждены безнадежно, потому что, если сейчас у кого-то из них появится притягательная сила для того, чтобы подняться и сплотить их, его предадут из-за чувства зависти, ревности и обиды.
Я хотел рассказать дону Хуану о том, что со мной происходило, но не мог сказать ни единого слова. Только дон Хуан мог говорить.
– Яки не уникальны в своей мелочности, – сказал он мне на ухо. – Это то состояние, в котором пойманы люди; состояние, которое даже не человеческое, а навязано извне.
Я почувствовал, как мой рот непроизвольно открывается и закрывается в отчаянной попытке задать вопрос, который я не мог даже сформулировать. Мой ум был пустым, лишенным мыслей. Мы с доном Хуаном были в кругу людей, но, кажется, никто из них нас не замечал. Я не заметил никаких движений, реакций или взглядов украдкой, которые бы показали, что они о нас знают.
В следующее мгновение я оказался в мексиканском городе, построенном вокруг железнодорожной станции, который находился приблизительно в полутора милях на восток от того места, где жил дон Хуан. Мы с доном Хуаном находились посреди улицы рядом с государственным банком. Сразу после этого я увидел одно из самых странных зрелищ, которые мне вообще приходилось наблюдать в мире дона Хуана. Я видел энергию как потоки во Вселенной, но я не видел людей как сферические или продолговатые шары энергии. Одно мгновение люди вокруг меня были нормальными людьми повседневной жизни, а в следующее они стали некими странными существами. Шар энергии, которым является человек, был как бы прозрачным; это было подобно гало вокруг похожей на насекомое сердцевины. Эта сердцевина имела не форму примата. Не было никаких частей скелета, так что я не видел людей как бы рентгеновским зрением, проходящим до костей. В сердцевине были скорее геометрические формы, созданные, по-видимому, из жесткой вибрации материи. Эта сердцевина была похожа на буквы алфавита – прописное Т было, по-видимому, главной строительной опорой. Перед Т было подвешено толстое перевернутое L; греческая буква дельта, которая доходила почти до земли, была расположена ниже вертикальной черты Т и, очевидно, служила опорой всей этой структуры. Сверху на букве Т я увидел что-то вроде веревки диаметром около дюйма; она проходила через верхушку светящейся сферы, как будто то, что я видел, было на самом деле гигантской бусиной, подвешенной за верхнюю часть, как драгоценный камень.
Когда-то дон Хуан познакомил меня с метафорой, описывающей энергетическое единство нитей людей. Он сказал, что маги древней Мексики описали эти нити как занавес, сделанный из бусин, нанизанных на нить. Я понял это буквально, как будто нить проходит через многочисленные энергетические поля, которыми мы являемся, с головы до пяток. Прикрепляющая нить, которую я видел, делала круглую форму энергетических полей людей скорее похожей на брелок. Но я не видел, чтобы хоть какие-то существа были подвешены на одной нити. Все без исключения существа, которых я видел, были в форме геометрических фигур с какой-то нитью в верхней части сферического гало. Эти нити мне очень напомнили разрозненные, похожие на червей формы, которые некоторые из нас видят через полуприкрытые веки под солнечным светом.
