Я. Зуев - Большой план апокалипсиса: Земля на пороге Конца Света
Пока укомплектованные местными наемниками и усиленные английскими инструкторами войска Ост-Индской компании одерживали на Востоке победу за победой, раздвигая для своих хозяев – английских олигархов – экономические горизонты, дела в Метрополии тоже продвигались хоть куда. Олигархия вступила в открытую борьбу за власть, сбросив с престола заносчивого короля Карла I Стюарта220, носившегося со своей идеей абсолютной монархии. Карлу она встала в копеечку, революция, провернутая на средства, любезно выделенные дельцами лондонского Сити221, стоила королю и трона, и головы. Но и это было еще, естественно, не все222.
Понадобилась и долгая диктатура лорд-протектора Оливера Кромвеля223, с парламентской трибуны провозгласившего Англию Новым Израилем224, и труды Джона Мильтона225, фактически обосновавшего британский колониализм как цивилизаторскую миссию избранной расы, которой сам Бог Отец велел спасать все прочие, прозябающие в дремучем варварстве. Понадобилась и Славная революция 1688 г., по ходу которой англиканское духовенство и укомплектованный толстосумами парламент сковырнули последнего короля-католика Якова II, провозгласив монархом с серьезно урезанными Биллем о правах полномочиями226 голландского штатгальтера принца Вильгельма Оранского227, королевского зятя и, одновременно, отпрыска влиятельнейшей олигархической семьи Нассау, династическим цветом которой, как ни странно, считался оранжевый.
Выбор английской верхушки оказался правильным, Вильгельм Оранский высокое доверие оправдал, за что английские историки уже три столетия подряд поют ему дифирамбы. Еще бы, ведь он всеми силами наращивал могущество олигархии, когда, например, основывал Английский банк, такую же частную лавочку, как и ФРС США, или когда укрупнял ост-индского монстра, предоставляя ему известную чайную монополию. Правда, Вильгельм с королевой Марией не оставили наследников, но и это обстоятельство удалось поправить подписанием Акта о престолонаследии, исключившего претендентов-католиков из списка и передавшего корону со скипетром свояченице Вильгельма III Анне228, ставшей первой общебританской королевой. Правда, Анна государственными делами занималась неохотно, переуступив власть кабинету министров и своей энергичной подруге Саре Черчилль, супруге самого герцога Мальборо229. А когда Анны не стало, благодаря все тому же принятому парламентом Акту о престолонаследии корона забрезжила представителям Ганноверской династии, Софье и ее сыну курфюрсту Георгу I. Он-то и стал британским королем 1 августа 1714 г. Государственная Ост-Индская компания уже вовсю поставляла в Китай опиум, до знаменитого Бостонского чаепития было еще далеко, а вот судьба коренных жителей Северо-Американского континента уже была предрешена: колонисты обходились с индейцами еще хлестче, чем с индусами.
Таковы, друзья, если вкратце, основные вехи английского пути «через тернии к звездам», на протяжении XVII столетия, от ничем не примечательного королевства на северо-западе Европы к повелевающей морями империи с метрополией, надежно защищенной непобедимым ВМФ и потому не нуждающейся в многочисленной сухопутной армии. В государство, при видимых признаках республиканского строя управляющееся олигархами из нескольких сотен аристократических семей, где места в парламенте передаются вместе с титулами по наследству. В империю, сделавшую ставку на мощный военный и торговый флот, на виртуозную дипломатию, научившуюся сталкивать конкурентов лбами, и несравненные спецслужбы, которые по сей день называют едва ли не самыми искусными в мире. Линдон Ларуш сравнивал устройство Британского государства со «старой имперской Венецией». Как видите, сравнение вышло метким. На этом, пожалуй, мне следовало бы остановиться и, перевернув страницу, перейти к новой главе, повествующей о Французской революции, если бы не одно но… Если бы не недавнее решение ОБСЕ, отождествившее сталинизм с нацизмом и уже аукнувшееся на Украине жестокими спорами, вандализмом в отношении памятников Советской эпохи, причем, мне думается, это только первые всходы.
Я весьма далек от того, чтобы восхищаться кровавым величием диктатур, среди которых у сталинской почетное место, но и перекладывание с больной головы на здоровую мне, честно говоря, претит. Кем бы там ни был Сталин, ставить знак равенства между ним и Адольфом Гитлером – некорректно, по меньшей мере, сталинизм и нацизм – явления принципиально разные, при некоторой внешней схожести. У германского нацизма – британские корни, это весьма убедительно доказывается в монографии Мануэля Саркисянца230. И уж коли речь зашла об этих корнях, как обойти стороной замаячивший выше вопрос: отчего это лорд-протектор Оливер Кромвель заговорил в парламенте о Новом Израиле, а умница Мильтон дал колониализму «зеленый свет», объявив ветхозаветного бога Яхве англичанином и самым успешным империалистом? Нет, правда, не объелись же они оба белены? Отчего это именно английские острова стали той плодородной почвой, где пробились на свет и ростки давно позабытых расистских представлений, и новая поросль в виде расовых доктрин, отточенных и доведенных до абсурда усилиями Альфреда Розенберга231 и Адольфа Гитлера?
Чтобы ответить на эти вопросы, нам доведется, ненадолго оставив Мильтона, вернуться на полтора столетия назад, во времена, когда Мартин Лютер еще лишь вынашивал свои знаменитые Виттенбергские тезисы, а католическая Реформация лишь брезжила на горизонте. Предлагаю сделать это в следующей главе.
Глава 6 Владычица морей
Мой дух в борьбе несокрушим,
Незримый меч всегда со мной.
Мы возведем Иерусалим
В зеленой Англии родной.
Уильям Блэйк, «Новый Иерусалим»232
Если вы не хотите гражданской войны, вы должны стать империалистами.
Сесил Родс
Католическая Реформация началась под до боли знакомыми нам, гражданам оставшейся лишь на старых картах рейгановской «империи зла», лозунгами борьбы за «христианство с человеческим лицом». А закончилась впечатляющими человеческими жертвами и рождением идеологии, ловко оправдывавшей захватнические устремления самой продвинутой на то время державы планеты – протестантской Англии. Как ни странно, идеологией этой стала островная модификация кальвинизма, утвержденная так называемым Вестминстерским исповеданием веры в 1648 г. С одной стороны, оно исключило из обихода набившие оскомину золотые украшения и прочую показуху, которой грешило католичество. С другой ввело в обращение принцип предопределенности, ставший одной из центральных пуританских доктрин. Суть этого принципа состоит в том, что Бог сотворил мир именно таким, каков он есть, со всеми язвами, хотел бы исправить – исправил бы, Вседержитель, как-никак. С лету это соображение непросто оценить по достоинству, однако надо признать: от него оказалось всего два шага и до социал-дарвинизма с его представлением о мире как непрекращающейся битве народов, и до деления Homo sapiens на Übermensch и Untermensch, до стрельбы из пушек главных калибров индийскими мятежниками – сипаями и воплей Heil по чьему-то персональному адресу.
I. Новый Иерусалим на Темзе
«Самое большое несчастье немецкой нации – это, несомненно, ростовщичество, – писал в 1520 г. Мартин Лютер. – Если бы его не существовало, то многие наверняка не смогли бы продать свои шелка, бархат, украшения из золота, специи и предметы роскоши всякого рода. Оно возникло в Германии не более ста лет тому назад и уже ввергло почти всех князей, духовенство, горожан, дворян и их наследников в бедность, несчастья и погибель. Если оно просуществует еще сто лет, то вряд ли в Германии останется хоть один пфенниг, а мы, скорее всего, вынуждены будем пожирать друг друга. Ростовщичество выдумал дьявол, а папа, утвердив его, подверг бедствиям весь мир» 233. Лютер, безусловно, как в воду глядел. Очень скоро любимая им Германия стала ареной опустошительных войн, случаи настоящего людоедства на почве голода тоже имели место, как и неисчислимые бедствия, о которых писал будущий великий реформатор католичества. А вот ростовщичество, как и вообще поклонение мамоне, против которого так ратовал Лютер, а до него Иисус, не только не исчезло, а, напротив, расцвело буйным цветом, обусловив множество иных процессов, в том числе, как ни крути, и научно-технический прогресс. Особенно это проявилось в Английском королевстве, которое, благодаря выгодному географическому положению, отделалось в эпоху Реформации сравнительно небольшими человеческими потерями и, избавившись от опеки римских пап, сначала потеснило, а затем и сокрушило испанское морское могущество. Первым, благодаря описанным выше международным англо-голландским и англо-итальянским бизнес-схемам, встало на капиталистические рельсы, превратив «огораживанием»234 своих бывших крестьян в наемных работников быстро растущих мануфактур и моряков растущего еще большими темпами флота. И принялось активно наверстывать упущенное, отвоевывая позиции у слабеющих конкурентов, испанцев с португальцами, и в мировой торговле, и по части дележа старых колоний и захвата новых. Вполне естественно, и английскому обществу, а в особенности его стремительно богатеющей олигархической верхушке, понадобилась соответствующая идеологическая программа, основополагающая доктрина для консолидации, не знаю, как еще сказать. С католичеством к тому времени произошел разрыв, да и Новый Завет, насыщенный филантропическими и альтруистскими призывами Христа, не годился для оправдания колониальной политики.
