Самые знаменитые пророчества и предсказания - Коровина Елена Анатольевна

Он вообще очень любил «жить по-простому». Обожал, когда маркиза кормила его супом с трюфелями собственного изготовления. О, путь к сердцу этого мужчины лежал еще и через желудок — и маркиза отлично это поняла. Оказалось, что добиться любви короля не так трудно, как ее удержать. Но Помпадур сумела сделать и это. Она стала для Людовика незаменимой. Неразгаданной. Несравненной.

Но было одно «но» — в спальне маркиза давно уже не испытывала вдохновения страсти. Мало того, недавно королевский медик с кислой миной прошептал ей, что столь бурная жизнь вредна для ее здоровья. Она и вправду часто недомогала — ее мучил кашель, во время которого становилось почти невозможно дышать. К тому же ей скоро 30! По дворцовым меркам она увядает. Неужели ей придется дожидаться, когда Людовик бросит ее? Как обрадуются дворцовые сплетники и интриганы — они давно ждут, когда ненавистная Помпадур надоест королю и можно будет вышвырнуть ее вон.

Маркиза медленно поднялась с кушеточки и села за клавесин — музыка всегда успокаивает и подсказывает верное решение. Вот и сейчас в голову Помпадур пришла хорошая мысль. Маркиза просто найдет Людовику каких-нибудь смазливых девчонок для плотских утех. А себе оставит беседы по душам и деловые советы.

Помог давний друг маркизы — знаменитый живописец и декоратор Франсуа Буше. Он предложил свою натурщицу, Луизу О’Мерфи, с которой рисовал богинь и нимф. И Луиза торжественно прошествовала в апартаменты фаворитки короля. Маркиза же перебралась в другие комнаты. Но если враги ее предвкушали победу, они ошиблись. Забегая по вечерам к малышке Мерфи, Людовик по-прежнему все дни проводил у маркизы. Она даже кормила его своим фирменным супчиком.

Рыжеволосая Луиза сама все испортила. Гуляя с королем, она недовольно скривила губки:

— Вы уже закончили отношения со своей старухой?

Людовик оторопел. Никому не позволено так говорить о Несравненной! Срочно вызванному Буше было велено забрать натурщицу.

Ничто не смогло поколебать влияние Помпадур на своего Людовика. Он пожаловал своей Несравненной титул герцогини. Но что это дало? Заботясь о короле и его увеселениях, она всю жизнь при дворе прожила как в лихорадке. В сущности, она, часто болевшая, сожгла свою жизнь ради возлюбленного Людовика.

И вот теперь ее постоянно мучил кашель. Сидя в кресле, она вспоминала свою жизнь. Да, пророчество исполнилось — она стала фавориткой короля. Но чего это стоило? Ее юная дочка Александрин умерла страшной смертью. Лекари говорили — воспаление брюшины. Но Антуанетта-то знала, что это — яд. Наверно, кто-то хотел отравить короля, но поплатилась невинная дочка Антуанетты и Шарля.

Злоумышленники и потом не успокоились — на короля произошло покушение, Помпадур пачками получала записки с угрозами. За что? Ведь скольким людям она покровительствовала и помогала! На свои средства открывала приюты, больницы, финансировала обучение швей и портних, модисток, даже Военную школу построила. За свой счет платила жалованье слугам по всему королевскому двору и выплачивала пенсии тем, кто ушел на покой. За счет ее заказов жили литераторы и живописцы, архитекторы и ювелиры, мебельщики и ваятели. И что взамен?..

Антуанетта закашлялась. Кашель не давал лечь. Впрочем, он позволил не отвечать напыщенному священнику, который только что приходил. Святой отец ожидал громкого покаяния. Но в чем каяться? В том, что она, невенчанная, жила с королем? Но она любила его. По ночам она думала: если бы Людовик не был королем, они могли бы уехать на юг. В Париже — промозглая весна. А там — солнце…

15 апреля 1764 года Жанна Антуанетта Пуассон, герцогиня Помпадур, скончалась на 43 году жизни. В день ее похорон полил сильный дождь. Людовик стоял на балконе без шляпы, провожая траурный кортеж.

— Это все, что я могу для нее сделать! — прошептал он.

Горевал и еще один человек — тот, кого звали «совестью Европы». Это был Вольтер.

— Вот насмешка судьбы! — горестно восклицал престарелый философ. — Старый маратель бумаги, едва волочащий ноги, еще жив, а прелестная женщина умирает в середине своего блестящего жизненной пути!

Княгиня ночи

Зимой в Петербурге ночи долгие. Весь февраль 1818 года метет метель. Ветер воет по пустым улицам. Горожане пораньше на боковую укладываются. И только огромный дом на Большой Миллионной улице каждую ночь зажигается отблеском сотен свечей. Весь Санкт-Петербург знает: здесь изволит проживать таинственная красавица — княгиня Авдотья Ивановна Голицына.

Странная женщина и странное жилище! Простой люд даже крестится, проходя мимо: а ну как она — ведьма или, того хуже, вампирша?! Ведь весь день в особняке на Большой Миллионной тишина, сумрачные окна тяжелыми портьерами завешены. И только поздно вечером дом оживает: портьеры раздвигаются, в залах вспыхивают сотни свечей, слуги высыпают на улицу с золотыми канделябрами, так что Большая Миллионная начинает мерцать огнями, словно огромный бриллиант. Ближе к полуночи начинали съезжаться кареты. Собираются гости. И ровно в два часа ночи начинается парадный обед.

Едва господа изволят рассесться за огромным инкрустированным столом на две сотни персон, их слуги занимают места на людской половине, где их тоже ждет отменное угощенье. Но и закусывая, слуги боязливо оглядываются, крестятся, негромко обсуждая хозяйку дома и заведенные ею странные порядки.

А в один из вечеров в дворницкой бывалым кучерам пришлось успокаивать слугу, впервые привезшего своего господина на Миллионную.

— Ночами люди добрые спят, одни упыри бродят! — истово осенял себя крестом кучер. — Может, ваша княгиня — ворожея? Мужиков привораживает? Не дай Господь! Ведь мой-то хозяин совсем мальчишка — восемнадцать годков всего.

Бывалые кучера только посмеиваются:

— А ты кого привез?

— Пушкина Александра Сергеевича!

Княгиня Голицына проскользнула в свой будуар, тщательно прикрыв дверь, и тихонько хихикнула. Чего только люди про нее не болтают, особливо в людской. Другая бы возмутилась, а княгиня Голицына любит послушать что-нибудь остренькое. Забавный выдался денек, вернее, ночка! Давно она так не веселилась: у юного Александра Пушкина, которого она пригласила впервые, тысячи забавных историй в голове. И сам он забавный — нетерпеливый, горячий. Пишет хорошие стихи, и княгине заявил с порога:

— Вы, Эудокси, — моя муза!

Пришлось поправить юношу:

— Я русская, Александр. И не к лицу мне «французиться», как болонке! Никакая я не «Эудокси», а обычная Евдокия. А если хотите быть со мной в дружбе, зовите Авдотьей.

Княгиня улыбнулась, вспоминая, как еще пятилетней девочкой объявила домашним: «Я — Авдотья!» Гувернантка в ужас пришла: «Вы — барышня из знатного рода, а не деревенская девчонка. И потому должны выучить французский язык и зваться на благородный манер — Эудокси!»

Девочка учила язык, но все равно огрызалась: «Я — Авдотья!»

Может, и наказали бы ее за такое упрямство, да у кого поднимется рука на сироту? Родители крошечной Авдотьи — действительный тайный советник, сенатор Иван Михайлович Измайлов и его жена Александра Борисовна, урожденная Юсупова, — уже умерли к тому времени, оставив своих двух дочек — Дуню и ее младшую сестру круглыми сиротами. После смерти родителей девочки жили в Москве у дяди — Михаила Михайловича Измайлова, московского градоначальника. С ним же потом переехали в Петербург. Но и дядюшка Михаил Михайлович, покричав на старшую племянницу, назвавшуюся таким просторечным именем, в конце концов смирился. Упрямства Авдотье с детства было не занимать — во всем она привыкла держать свой верх. Решила, например, в десять лет, что станет учиться истории, естественным наукам, а главное, математике, как мальчики, и уговорила-таки дядю нанять преподавателей. Пока младшая сестра разучивала контрдансы и кадрили, старшая, ничуть не стесняясь, решала математические задачки. Да, много гонору было. Жаль, в главном не смогла судьбу переупрямить…