Елена Блаватская - Заколдованная жизнь (сборник)
Восторг зрителей достиг своей кульминации, теперь уже они действительно все видели и слышали. Голоса ведьм раздавались в зале, но их перекрывал один голос —
Нестройный, как бы неземной:
В нем лай собак и волка вой,
Совы полночной скорбный крик,
Шипенье змей и тигра рык,
И ветра стон во тьме лесов,
И гром средь рваных облаков,
И грохот волн, что бьются в брег, —
Все в нем слилось…
Волшебный смычок извлекал последние трепетные звуки, требующие необыкновенного мастерства и имитирующие стремительный полет ведьм, которые спешат скрыться, прежде чем вспыхнет рассвет; порочных женщин, пропитанных парами своих ночных сатурналий. Но вдруг на сцене произошло нечто странное. Без всякого перехода мелодия резко изменилась. Звуки смешались, стали несогласованными, бессвязными… А потом из резонатора скрипки вдруг послышался писклявый и резкий, как у ярмарочного Петрушки, взвизгивающий старческий голос: «Франц, мальчик мой, ты доволен?… Не правда ли, я сдержал свое обещание, а?»
Колдовские чары рассеялись. И хотя нельзя было понять, что же все-таки происходит, те, кто услышал голос и интонации Петрушки, как по волшебству, освободились от оцепенения, в котором до сих пор пребывали. Теперь изо всех уголков просторного театра доносились взрывы хохота, издевательские реплики, наполовину рассерженные, наполовину раздраженные. Музыканты оркестра, чьи лица еще сохраняли бледность после пережитого непонятного волнения, теперь тряслись от хохота. Все зрители до единого поднялись со своих мест, все еще не в состоянии разрешить эту загадку. Однако они чувствовали такое большое отвращение к произошедшему и их так разбирал смех, что они ни на минуту не могли больше оставаться в этом зале. Вдруг море движущихся голов в партере и яме для оркестра опять застыло в неподвижности, точно пораженное молнией. То, что все увидели, было ужасно: красивое, хотя и безумное лицо молодого музыканта внезапно постарело, а стройный стан сгорбился, словно под бременем лет; но это было ничто в сравнении с тем, что удалось разглядеть наиболее впечатлительным натурам. Фигуру Франца Стенио теперь полностью заволокла похожая на облако полупрозрачная дымка, которая змеилась и все теснее обступала его, как бы готовясь окончательно поглотить музыканта. В этом зловещем высоком столбе дыма кое-кто распознал четко обозначившуюся нелепую фигуру ухмыляющегося, отвратительного на вид старика с распоротым животом, из которого вываливались кишки, концы которых были натянуты на скрипке. И тогда в этой туманной, зыбкой пелене показался скрипач, яростно водивший смычком по человеческим струнам. Своим перекошенным лицом он напоминал одержимых бесом, какими их изображали в средневековых соборах.
Неописуемая паника охватила зрителей и, в последний раз рассеяв чары, которые вновь сковали людей, они, как сумасшедшие, ринулись к выходу. Это было похоже на прорвавшуюся плотину. Людской поток издавал нечленораздельные звуки, ревел, взвизгивал, протяжно и жалобно стонал. И в этой безумной какофонии оглушительно, точно кто-то стрелял из пистолета, одна за другой лопнули струны заколдованной скрипки…
Когда зал покинули последние зрители, перепуганный директор кинулся на сцену в поисках незадачливого музыканта. Мертвый и уже окоченевший, он лежал за рампой, скорчившись в неестественной позе. Его шею обвили «кишечные струны», а сама скрипка разлетелась на мелкие кусочки…
Когда стало известно, что так называемый соперник Никколо Паганини не оставил ни гроша, генуэзец, вопреки своей вошедшей в поговорку скупости, оплатил его гостиничный счет и на свои деньги похоронил несчастного.
Однако за это он попросил отдать ему обломки скрипки Страдивари на память о том необычайном событии.
Молчаливый брат
Удивительная история, которую я собираюсь вам поведать, была рассказана мне одним из ее главных героев. Ее подлинность не вызывает сомнения – как бы скептически кто-то ни воспринимал детали ее изложения – вследствие трех причин: (а) ее обстоятельства слишком хорошо известны в Палермо и все, произошедшее, до сих пор помнят несколько старожилов; (б) потрясение, которое испытал рассказчик от этого жуткого происшествия, было столь сильным, что его волосы – шевелюра 6-летнего молодого человека – стали белыми как снег за одну ночь, а сам он – буйно помешанным в течении последующих шести месяцев; (в) сохранилась официальная запись предсмертного признания преступника и ее можно найти в семейном архиве Князя ди Р… В… По крайней мере, что касается меня, то я ничуть не сомневаюсь в достоверности этой истории.
Глауэрбах был страстным поклонником оккультных наук. Какое-то время, его единственной целью было стать учеником знаменитого Калиостро, который проживал тогда в Париже, приковав к себе всеобщее внимание; но таинственный Граф с самого начала отказался иметь с ним дело. Почему он не захотел принять в ученики молодого человека из хорошей семьи и очень умного, было тайной, которую Глауэрбах – кто поведал нам эту историю – так никогда и не смог разгадать. Достаточно сказать, что он лишь смог уговорить «Великого Копта» научить его, в какой-то степени, читать тайные мысли людей, с которыми он общался, заставля их высказывать эти мысли вслух, даже не сознавая, что их губы произносят какой-либо звук. Но даже эту, сравнительно легкую магнетическую ступень оккультной науки, он так и не смог до конца освоить.
В те дни, Калиостро и его таинственные способности были у всех на устах. Париж буквально лихорадило. В Суде, в обществе, в Парламенте, в Академии говорили только о Калиостро. О нем рассказывали самые невероятные истории и чем невероятнее они были, тем охотнее в них верили. Говорят, что в своих магических зеркалах Калиостро показывал события будущего некоторым из наиболее выдающихся государственных деятелей Франции и что все эти события потом действительно имели место. Король и королевская семья были среди тех, кому было позволено заглянуть в неизвестное. «Маг» вызывал тени Клеопатры и Юлия Цезаря, Магомета и Нерона. Чингиз Хан и Карл V имели встречу с шефом полиции, а чтобы развеять сомнения внешне набожного, но втайне скептического архиепископа, был вызван один из богов, который однако не материализовался, ибо никогда не существовал во плоти. Мармонтель[70] выразил желание встретиться с Белисером, но увидев как великий воин поднимается с земли, упал без чувств. Молодой, дерзкий и страстный Глауэрбах, чувствуя, что Калиостро никогда не поделится с ним своим великим знанием, но, в лучшем случае, бросит ему лишь несколько крох, начал поиски в другом направлении и, наконец, нашел лишенного духовного сана аббата, который, за определенную мзду, взялся обучить его всему, что знал сам.
Через несколько месяцев (?) он уже владел тайнами черной и белой магии, то есть искусством умело одурачивать простаков. Он также посетил Месмера и его ясновидящих, которых стало значительно больше в то время. Приобретшее дурную славу, французское общество 785 года чувствовало, что роковой конец близок; оно страдало от хандры и жадно хваталось за все, что несло с собой перемену, убивая пресыщенность и летаргическую монотонность. Оно стало таким скептическим, что, не веря ни во что, кончило, наконец, верой во все. Глауэрбах, под опытным руководством своего аббата, принялся злоупотреблять человеческой доверчивостью. Но он едва пробыл в Париже восемь месяцев, как полиция отечески порекомендовала ему отправиться за границу – ради собственного здоровья. И не было никакой возможности увильнуть от этого совета. Каким бы удобным местом ни была столица Франции для опытных колдунов-лекарей, она менее всего подходила для новичков. Он покинул Париж и отправился, через Марсель, в Палермо.
В этом городе умный ученик аббата познакомился и завязал дружбу с маркизом Гектором, младшим сыном князя Р… В…, принадлежавшего к одной из самых богатых и знатных семей Сицилии. Тремя годами ранее, огромное бедствие обрушилось на этот дом. Старший брат Гектора, герцог Альфонсо, бесследно исчез; и старый князь, наполовину убитый горем, оставил свет, уединившись в своей великолепной вилле в окрестностях Палермо, где и проводил жизнь отшельником.
Молодой маркиз умирал от скуки. Не зная, что же еще с собой сделать, он начал изучать, под руководством Глауэрбаха, магию или по крайней мере то, что умный немец преподносил под этим названием. Учитель и ученик стали неразлучны.
Поскольку Гектор был вторым сыном князя, то, пока был жив его старший брат, у него был один-единственный выбор – либо пойти в армию, либо вступить в лоно церкви. Все богатство семьи переходило в руки герцога Альфонсо Р… В…, который был, кроме того, помолвлен с Бьянкой Альфиери, богатой сиротой, ставшей в десять лет наследницей огромного состояния. Эта свадьба объединяла богатство обоих домов, Р… В… и Альфиери, о ней условились еще когда Альфонсо и Бьянка были детьми, даже не думая о том, полюбят ли они друг друга. Судьба, однако, решила, что так тому и быть и между молодыми людьми вспыхнула взаимная и страстная любовь.
