Алексей Похабов - Четыре касты. Кто вы?
Смысл этой практики – убрать лишнее. Какая-то часть личности умирает и больше не является помехой для самовыражения других способностей. У меня уже была какая-то чувствительность, но то, что произошло позже, меня просто шокировало. Была обычная практика по концентрации внимания. Мы концентрировались на мизинце с открытыми глазами. Как вдруг я осознаю, что вижу руку насквозь, через кожу, все кости, кровеносные сосуды, сухожилия. Это длилось секунд сорок. Всё это время я думал, что такое видение сейчас исчезнет, но оно не исчезало. Я полностью контролировал его. Для меня это было настоящим потрясением.
Но это не всё. Сергей опять повёл меня на кладбище. На этот раз была задача заглянуть в прошлые жизни. Раньше я только читал об этом и даже не предполагал, что у меня наконец получится приподнять завесу того, что пока оставалось для меня тайной. Тайной моих прошлых воплощений.
Сергей нашёл место, резонирующее со мной, сел рядом и рассказал о практике. Смысл был в том, что надо отключить ВД и начать вспоминать свою жизнь в обратном порядке, постепенно проваливаясь в транс. Эта техника лежит в основе регрессивного гипноза, только в гипнозе вас ведут извне, а здесь вы сами себя контролируете. Я начал погружаться. Дойдя до детства, я вспомнил много мелочей из того возраста, про который в обычном состоянии уже ничего не помнил. К этому моменту я уже чувствовал, что мои воспоминания выстраиваются в некий туннель, во что-то вроде трубы, в которую я падаю. Сергей сказал, падать дальше. Наступила темнота, но ощущение падения не прекращалось. Я не помню, как долго находился в этом состоянии падения, но в какой-то момент на внутреннем экране возникли картинки и звуки. Это не мысли в привычном понимании этого слова. Как будто какое-то старое воспоминание, которое резко вышло на поверхность. При этом я физически ощущаю всё, что происходит.
Я в трюме какого-то корабля. Вокруг меня здоровые мужики кричат что-то, таскают какие-то металлические предметы. Когда я увидел, что€ они таскают, то я сразу вспомнил всё, что происходило в тот момент. У них в руках были снаряды. Вторая мировая, я на корабле немецкой армии. Мы под обстрелом. Страшно. Сопротивляемся из последних сил, но корабль уже дал течь. Я чувствую, как приближается торпеда. Мощный взрыв и темнота. Я погиб.
Следующее воспоминание. Я в военной форме немецкого офицера иду по какой-то деревне и заглядываю в небольшой домик. Лёгкое чувство предвкушения и печали. В этом доме живёт моя любимая женщина. Наши чувства взрываются в экстазе при виде друг друга. Я ей говорю, что ухожу на войну. Она обещает ждать. Воспоминания прекратились, и я вышел из медитации.
Моё тело вибрировало. Я был в шоке. Это были не просто картинки в голове, это были реальные воспоминания. Но самым большим потрясением было то, что та девушка, которая ждала своего любимого с войны, – не кто иная, как моя девушка уже в этом воплощении. Мне сразу стало понятно, почему мы встретились и почему у нас сразу возникло сильнейшее чувство друг к другу. Меня очень потянуло к ней. И хоть оставалось ещё дня четыре до конца семинара, я уже не мог думать о магии. Я хотел вернуться к своей любимой.
На лекциях я не мог найти себе места, не мог практиковать, меня всего трясло. Однако причиной было что-то другое, а не воспоминание прошлого воплощения. Я вышел из зала до перерыва и закурил. Позже вышел Сергей:
– Что с тобой?
– Я не знаю, я весь на нервах, голова не работает, меня трясёт всего.
Сергей просканировал меня и сказал, что я что-то на кладбище подцепил. Он сделал несколько каких-то жестов, провёл рукой вдоль позвоночника. Вся «операция» заняла 30 секунд. А минут через 10 я почувствовал себя заново рождённым. Я ещё раз убедился в силе своего учителя.
Семинар закончился. Я уезжал в отличном настроении. Именно с того лета мои способности уже не пропадали. Стоило мне отключить ВД, как я сразу начинал чувствовать своё эфирное тело. А при концентрации на людях ощущал некий сигнал, поступающий мне в область третьего глаза. Я был очень рад. Но скоро осень, и меня опять ждала армия.
Я обратился к Борису Моносову с просьбой помочь мне откосить от службы. Его ответ поразил меня. Я запомнил его дословно: «Терпеть не могу уклонистов. Настоящий мужчина должен развивать своё тело и дух».
И всё. Я почувствовал себя обречённым. Вокруг столько историй о том, как в армии плохо, дедовщина и тому подобное… Но примерно через месяц моё отношение к армии неожиданно стало резко меняться. Я вдруг осознал, что это потрясающая возможность встретиться со своими страхами и слабостями. Я думал, что надо доработать касту воинов до конца. Я представлял, как меня будут учить воевать и что я вернусь сильным парнем, способным в случае войны защитить Родину. Да-да, во мне проснулся настоящий патриот. Я пошёл в армию, потому что хотел туда пойти. Желание стало очень сильным.
Когда после медкомиссии нас собрали в актовом зале военкомата, я понял, почему наша армия находится в таком упадочном состоянии. Из 40 призывников только у двоих (у меня и ещё у одного парня) были дипломы о высшем образовании. Остальные еле закончили какой-нибудь техникум, а многие не имели в арсенале даже 9 классов образования. Двое парней пытались уйти в армию, чтобы спастись от уголовного преследования. Вот такая статистика.
Но я верил, что у меня будет всё хорошо. Когда нас привезли на призывной пункт, то я, к своему сожалению, узнал, что все элитные войска уже набрали ребят. Осталось что-то вроде стройбата. Но я продолжал надеяться. В результате я попал в учебку инженерных войск. По пути нам вешали лапшу на уши, что будут делать из нас сапёров. Когда приехали на место, то выяснилось, что рота сапёров давно укомплектована, а нас распределили в роту, где будут учить водить трактор. Да, именно трактор, но военный. Судьба смеялась надо мной. Я не мог понять: как я, человек с высшим гуманитарным образованием, абсолютно не разбирающийся в технике, попал в инженерные войска? Я хотел научиться воевать, чёрт возьми, а вы мне трактор.
Вообще, наша система отбора ребят в армию чудовищна. Рядом со мной был парень, который, подметая плац, загнулся от боли, и его в таком положении на носилках увезли в больницу. Он лечился там пять месяцев. Когда потом я прочитал его диагноз, то ужаснулся. Сам диагноз занимал треть листа формата А4 и касался его позвоночника. Он был больной с самого рождения, но в военкомате на это и не посмотрели.
Среди ребят, с которыми я служил, я наблюдал чудовищную разницу. Были сильные, накаченные парни и были худые, слабые и забитые мальчики. Им надо ещё мамкину грудь сосать, а их – в армию. Порой кажется, что если чихнуть на них, то они улетят за экватор. Что они делают в армии?
Сама служба буквально с первого дня ввела меня в состояние ступора. Я никак не мог понять, почему все тут орут? Офицеры орут, сержанты орут, «деды» орут. Все кричат друг на друга, сопровождая свои выражения пинками и затрещинами. Ведь можно просто подойти и сказать: сделай это и это. И всё, я пошёл делать. Нет, надо сначала наорать, дать пинка, а потом ты идёшь работать.
Моя мечта о том, что в армии из меня сделают солдата, рушилась на глазах. Вместо этого – лопата и – марш убирать снег. А поскольку я служил на Дальнем Востоке, снега было много.
Когда нас перед присягой повезли на стрельбище, то никто не объяснил, как целиться. Лишь дали девять патронов и показали, где мишень. За всё время в учебке я стрелял пять раз, но быстро научился поражать самые дальние мишени. Видимо, в прошлой жизни успел хорошо пострелять. Несмотря на успехи, офицеры относились к нам как к отребью, с которым они вынуждены возиться.
Вообще, я сейчас скажу кое-что, что, возможно, не будет укладываться в рамки некоторых людей, но уверен, что многие служащие меня поймут. По-моему, в армии страшна не дедовщина, а офицерщина. Если вы умеете находить общий язык с людьми, то «дедов» бояться не стоит. Я со своими подружился, и всегда они относились ко мне нормально. Но вот офицеры наглели так, что я просто диву давался. Один, из соседней роты, когда напьётся – бил солдат, другие не скупились на прилюдные оскорбления и унижения. При этом я не хочу говорить плохо о всех офицерах, но то, что я видел, вызывало во мне такое внутреннее сопротивление, что я не знал, в какой угол забиться.
Дело в том, что во многих своих прошлых воплощениях я сам был офицером. Я всегда был тем, кто ведёт людей в бой. И это внутреннее чувство не давало мне покоя. Если раньше командиры армий сами вступали в битву и погибали рядом со своими солдатами, то теперь я видел вокруг себя людей, которые пеклись только о звёздах на своих погонах. Да что там говорить, сам Пётр Первый ходил в атаку.
Когда нас построили на медосмотр, чтобы проверить, нету ли синяков и ссадин, и два подполковника, пьяные в хлам, ходили, проверяли, попутно осыпая нас нравоучениями. И это в то время, как они отъели себе такие огромные животы, что и ста метров не пробегут. И в случае военных действий эти пьяные жирдяи будут отсиживаться в тылу, посылая на гибель обычных ребят.
