Иоанн Блаженный (Береславский) - 300-летняя Брачная ночь Атлантиды
Эвридика начинает восставать. Она тянет своего супруга назад. Она его усовещает. Она не понимает, зачем и куда он ведет ее. Она боится погибнуть. Сейчас ее разорвут острыми клыками злобные старухи. По ней плачет матерь Персефона.
«Что ты делаешь со мной? Посмотри на меня. Вступи же со мной в диалог. Где твоя любовь? — кричит Эвридика Орфею. — Ты любишь всех кроме меня. Куда ты меня тащишь? Зачем ты нарушаешь волю Всевышнего? Разве воспеваемый тобой единый всевластный Бог не попустил мне быть укушенной ядовитой змеей в лесу и попасть в царство теней? Оставь меня, нарушитель закона, отступник от веры отцов!»
Орфею не велено вступать в диалог со своей супругой. Таково одно из условий, поставленных ему Аидом, хозяином преисподней. Он не должен оборачиваться и вступать в диалог с Эвридикой. Еще и еще увлекает свою возлюбленную Орфей, и его сердце наполняется нескончаемой превосходящей превосходящих любовью. Еще никогда свеча страстноoго не горела подобным образом. Орфей не просто в адском пекле. Орфей в преисподней преисподних. Его возлюбленная ввергает его в ад среди ада. Она терзает его сердце, нанося ему смертельные кровавые раны, упрекая его в холодности, равнодушии, в отступлении и измене. Орфей больше не может. Измученный и обессиленный, теряя рассудок, он оборачивается, чтобы показать Эвридике свое истерзанное и окровавленное от страданий лицо. Увидев его, Эвридика все поймет!
Но как только Орфей оборачивается, тени уносят Эвридику навеки в пропасть.
О Орфей! Даже вечная смерть не может разлучить его со своей возлюбленной. Значит, так хочет Госпожа его Пренебесная Влюбленность. Только похотным нужны соития, возбудительные игры и т.п. Девственная влюбленность не знает никаких границ. Смерть над ней не властна.
Орфей остается со своей возлюбленной. Он продолжает скитаться по земле и воспевает свою Эвридику везде, где бы ни был, какие бы страны ни посещал. Его пению покоряются странствующие аргонавты.
Но нигде не находит покоя Орфей. И вот страстнаoя кончина. Орфей возвращается во Фракию, место особо ему дорогое, напоминающее об Эвридике и о юности. Здесь он встречает толпу безумствующих вакханок. Почтенные матери семейств, почитаемые дородные жены и девы, опьяненные божественным вином, предаются исступленным пляскам. Орфей проповедует среди них. Он вынимает свою лиру и поет вакханкам песнь божественной любви, отчего дионисийское исступление их становится вообще беспредельным. Эти вакханки искали того же, что и злобные псы из преисподней и змеевласые эринии — вышней любви. Услышав ее голос, вакханки буквально обезумели и в исступленном танце, влюбившись в божественного Орфея, разорвали его на куски, чтобы каждому достался весь он — царь, вестник с неба.
Легенда гласит, голова Орфея потом еще многие годы пророчествовала и пела. И воспевала сладчайшим образом любовь Всевышнего.
Сын Аполлона Орфей вполне вкушает чашу дионисийского страстноoго. Он, мирный певец, находится в непрерывном страстноoм. Он вынужден бороться с чудовищами, посещать ад, тащить оттуда душу смертной, нарушать все законы вселенной. И наконец это последнее таинство, превосходящее все эллинские мистерии, этот неслыханный танец жизни и смерти. Голодные по Вышнему Возлюбленному вакханки встречают его и находят нескончаемое утешение. Пожар небесной влюбленности приводит к тому, что они экстатически выходят из себя и раздирают Орфея на куски. Его бессмертные тела превращаются в солнце. И солнечный Орфей выходит из гроба своего как жених, озвучивая все позднейшие греческие гимны любви и оды вышнему Олимпу.
Ойнопия — остров святого Грааля в Атлантиде, или Пить нескончаемо вино из Неупиваемой Чаши
24. 08.05 Измир
У европейцев — Корбени и Монсальванш. У нас в России — Соловки, Соловьиный сад. В Эфесе — Соловьиная гора. А на Атлантиде — Ойнопия. Таковы названия дионисийских триумфальных городов сладчайшего вина, посвященных Чаше Грааля.
Где только ни появляются рыцари Неупиваемой Чаши, всюду вокруг них увивается свита нимф, ор, харит и морских дев. Наступает священное опьянение блаженством Вышнего, и мир охватывает любовь, какой нет ни на небесах, ни на земле.
K
Всевышний возлюбил Ойнопию как Свой Брачный чертог. И множеству прекрасных сыновей и дочерей дал пить от сладчайшей мессианистической виноградной лозы. «Оазисом мира» или «островом Виноградной лозы» именовали атланты Ойнопию. Мелхиседеки, хранители Чаши — «таинственным святилищем Всевышнего».
K
Любят охотиться олимпийские боги. Охотится Диана (уловляющая в сети и уязвляющая копьем Грааля сердце — стигматический удар, укол вышней любви ради помазания в страстноoе). Охотятся Афродита, ее божественный сын Эрот, Аполлон. Любят превосхищенные божества Олимпа неожиданно обретать души, находя их невесть где: в захолустье, в запущенных местах, в египтах, в аравийских пустынях, в соловецких концлагерях.
И еще в ходу у атлантических богов священнопохищение.
Всемогущий похитил у речного божества Аспаса (от «аспасиос» — вожделеющий и непрестанно радующийся) прекрасную его дочь, любимицу речных хороводов Эгину (от «Эгуэ» — близкий, ближайший к Богу и «Экуас» — помолвка). Дочь морского царя Эгина, судя по ипостасному ее имени, была помолвлена Всевышнему. Девственная богоневеста, от речных потоков благодати и щедрот Всевышнего питающаяся, умилялась на ночной молитве дева Эгина, и охватывали ее потоки благодати Вышнего.
Атлантида называет чудное избрание (Диана от «Дианиoма» — ловящая в сети) божественным похищением. О удел, выше которого нет — быть похищенным Всевышним! Разве не желает его душа? Быть похищенной из мира, исхищенной из родовых программ, из царства несущего искушения и полного соблазнов…
Вышний удостоил священную речную деву Эгину похищения. Изъяв ее из земной программы, Вседержитель отнес ее на остров Ойнопию (питание из Чаши Грааля, от божественной евхаристии свыше). И на Ойнопии от упоения Чашей Неупиваемой родился у Эгины непорочно сын Эаг (от греч. «агнуми» — ломать рамки).
K
Атлантида здесь указывает еще на одну высочайшую ойнопическую тайну — вино Грааля есть мирровая страстнаoя кровь нового зачатия. И от нее может зачать благорасположенная душа, несущая в себе начало Эгины, близкая к Всевышнему по духу, по составу («эгоэ» — помолвленная Ему от века).
K
Непорочнорожденный Эаг от рождения напоен Чашей Премудрости. По воле Всевышнего ему даже в загробном мире суждено стать судьей вместе с Миносом и Радаманфом.
О Эаг! Двойной Грааль питал его — сосцы непорочной матери, нетленное молоко Эгины, и брачночертожная благодать воздухов Ойнопии, где все напоено ароматами Чаши и виноградной лозы. Пропитанный благодатью святой Крови Всевышнего, Эаг становится священником мелхиседековым. На Ойнопии его позднее выберут царем.
Он отличается любовью к последней правде. Не выпуская из рук чашу Вышней Любви, знает он чашу Мер и Сроков, чашу Справедливости — как бы производные от евхаристической. Знают на земле то, чего не знают даже боги олимпийские. Не потому ли (ведь от земли виднее!) великие Олимпийцы часто призывали Эага быть судьей в своих спорах? Одно — как они понимают свыше. А другое — когда божественная непорочная душа выносит суждение с земли.
Удивительно нестандартно мышление атлантов! Судьей, вроде бы должным выносить решение согласно законам, назначают они не радителя буквы, а поборника последней правды — Эага, чье имя «Ломающий рамки законов»14.
Выходит, только ломая рамки привычных норм и законов, можно судить человеков судом праведным!
В этом тайна Эага. На небесах он судья среди Олимпийцев (даже им когда возникает уникальная, ни с чем несравнимая ситуация, необходим суд старца, суд Святого Духа). Затем судья в своем царстве наивысшей справедливости на маленькой Ойнопии, этом оазисе мира времен Атлантиды. И даже в подземном царстве, где так же учит подопечных своих вначале следовать законам, а потом ломать их привычные рамки и нормы, поскольку над Законом стоит Вышняя Любовь. В загробном мире вместе с Миносом и Радаманфом Эаг объясняет законы Грааля и приучает души из нижних миров питаться и искать причастия от верхних…
Эаг от рождения вкушает двойной Грааль: Грааль материнских сосцов своей непорочной матери, «речной Афродиты» Эгины и Грааль виноградного вина Мессии. От этого вкушения Эаг превращается в живое точило. Все его существо полно блаженства принесения себя в жертву ради вышней любви.
Столь полон благодати Эаг, что верхние и нижние миры избирают его своим судьей. Суд Эага — не суд добра и зла, грехов и добродетелей, а таинственный суд Премудрости.
Эагу как посвященному Грааля открыта чаша страстноoго. Его единственное мерило, как священника последней правды: понес ли крест свой? посвящена ли душа в страстноoе? исполнилась ли мера ее? Такими именно мерилами желают Аид и Персефона чтобы судили их камерных зэков подземных сфер.
