Анна Борисова - Там
Джк, конечно, возмутился. Начальству возражать не посмел, но соседу, Врврврврвчуку, из украинского подсектора, прошептал:
— При чем тут инструкция? Это ж не Германия, а Россия! Плевали там все на инструкции. Этак он мне еще выговор влепит!
— Паны дерутся, у холопов чубы трещат, — посочувствовал Врврврврвчук и толкнул Джка средним локтем в бок. — Ты лучше скажи: привез что-нибудь?
Джк подпустил в глаз малиновой хитрецы.
— "Мартель", пятнадцатилетний.
И показал тайком плоскую фляжку, которую Влад успел цапнуть со стойки в самый последний миг своей жизни.
Сувенирособирательство строжайше воспрещалось, не говоря уж о несанкционированном употреблении земных интоксикантов, но у наблюдателей-исследователей свои традиции. Жлоб и секло, кто вернулся из командировки с пустыми руками.
Г'риаианаˆ н, который сидел слева от Джка, обрадовался.
— Ништяк, — блеснул он идиомой, которую привез из своей последней командировки вместе с незабываемой бутылкой аперитива "Степной".
— Теперь у них говорят супер или улёт, — снисходительно поправил Джк.
3.9
Картина девятая
Жан(на)
С начала еще было терпимо. То есть не то чтобы терпимо, а постоянно чем-то занята, ни на что времени нет. То осматривают врачи, делают успокаивающие уколы, от которых тупеешь. То следователи со своими вопросами. То представители посольства, с соболезнованиями и тоже с вопросами. Можно ни о чем не думать. Делай, что говорят, отвечай, о чем спрашивают, и ладно.
С телом опять же хлопот хватало. У них там в Москве не нашлось нормального гроба с заморозкой, и Жанна пробивала через дипломатов. И с рейсом были проблемы. Никак не получалось, чтобы и она, и гроб улетели одним самолетом. Но она настояла, добилась своего. Невероятно, какие в ней обнаружились бездны энергии и напора.
Ну а дальше что?
Привезла. Похоронили. Уже на кладбище все дела закончились. Стой да кивай головой, когда произносят слова сочувствия. Подставляй щеку для поцелуя. Пей воду, когда кому-то покажется, что ты сейчас грохнешься в обморок.
На самом деле физически она себя чувствовала нормально. А психически вообще по тормозам. Слез не было, сердце на части не рвалось. Может, оттого, что гроб был закрытый. Что-то у них там все-таки с температурным режимом разладилось, пока везли. Всю церемонию Жанна простояла истукан истуканом.
Пришла домой, сказала провожающим, что устала и хочет отдохнуть. Они обрадовались. Им тоже не сахар с безутешной вдовой возиться.
Жанна посидела на кровати, глядя в пол. Легла. Проспала ровно сутки.
На работе ей дали неделю отпуска, полуоплаченного. Но чем себя занять, она не знала. Поэтому проснулась назавтра, пожевала чего-то и опять улеглась. Так всю неделю и провела, почти не просыпалась.
При ней состояла подруга Николь. Оказалась идеальным человеком для такой ситуации. Сидит, как мышка, телевизор в наушниках смотрит. Проснешься — дает попить, сует в рот какую-то еду. Все понимает, не насилует, не тормошит.
Николь и присоветовала уволиться. Куда ты, говорит, такая? На какую работу? В себя надо сначала прийти.
Жанна послушалась. Ей было по фигу.
Сказала Николь: "Приведи себя в порядок, а то на черта похожа" — помыла голову, причесалась.
Сказала: "Надо выходить понемногу" — стала выходить. В кино, в булочную, просто на бульвар, погулять.
"Позвони родителям, они с ума сходят" — позвонила.
Попала на отца. Он обрадовался ужасно. "Отоспалась? Можно мы приедем?" И сразу приехали, с матерью.
Мать, та просто сжалась и смотрела на дочку перепуганными глазами (перманентный макияж на веках, двухсантиметровые ресницы). Как есть кукла Барби. А вот отца было жалко. Всю жизнь он настраивался исключительно на позитив, несчастье в его картину мира совсем не входило. Он суетился, хотел помочь, но не знал как. Потом придумал. Нужно поменять квартиру и всю мебель. Чтоб взять новый старт. Пообещал покрыть все расходы и сразу же успокоился. Пару раз свозил Жанну по каким-то адресам, замучился от ее молчания, перепоручил дочку заботам агентства. Отвалил.
Ну и супер.
Знакомые сначала звонили часто, но когда поняли, что ей это в тягость, темп проредили. Тем более знали, что при Жанне всегда Николь, которая сидит на пособии, времени у нее сколько хочешь, и вообще золото девка.
Николь никогда не была самой близкой подругой, зато оказалась самой верной. Может, оттого что у нее парня не было. А может, просто человек такой.
Приходила каждый день, а звонила, наверно, раз по пять. Пока не возьмешь трубку, так и будет трезвонить. Один раз сорок минут названивала. Жанна лежала, смотрела по часам. Потом накрыла голову подушкой, отвернулась к стене и уснула.
Будь ее воля, вообще бы не просыпалась.
Когда она жила с мужем, часто удивлялась на саму себя. Встретила его вроде не маленькой девочкой, на двадцать четвертом году жизни, а будто бы до Жана и не было ничего. Не то чтобы совсем не было, а как бы это сказать… Словно она двадцать три с половиной года продремала. Росла, училась, подросла — с кем-то там трахалась, но все это словно понарошку. Толком ничего не запомнилось. Ее, например, удивляло, почему люди любят вспоминать, что с ними в детстве было или в юности, ерунду всякую. Как будто это имеет хоть какое-то значение. Для нее не имело. Вот полюбила — тогда проснулась. И жизнь тоже очнулась, зашевелилась, сделалась цветной, а то была черно-белой.
Ничего бы Жанна сейчас не пожалела, чтобы опять вернуться в ту дрему. Потому, наверно, все время и спала.
Но организму столько спать не нужно. Настоящего сна не получалось. Через какое-то время она уже сама перестала понимать, что происходит наяву, а что снится.
В таком состоянии и увидела Жана.
Она стояла дома, у окна, смотрела на крыши. Или снилось, что стоит и смотрит. Был вечер, горели огни, по стеклу струился дождь. В комнате свет не горел. Вдруг Жанна смотрит — по ту сторону он. Совсем рядом. Тоже приложил к окну ладони и глядит на нее. Прижался к стеклу носом, и нос от этого расплющенный. Она засмеялась, тоже прижалась, чтоб кончик в кончик. Погоди, говорит, погоди, сейчас открою.
Открыла створку, а Жана нет, только дождь, темнота, город.
Скорее всего, это был сон, но с тех пор Жанна просыпаться вообще раздумала.
Пошла к врачу, наврала про бессонницу. Он выписал снотворное.
Больше она мужа не видела ни во сне, ни наяву, но надежды не теряла. Из каждой порции таблеток оставляла по одной, через некоторое время их набралось полрюмки. Про себя Жанна решила, непонятно с чего и почему, что нужно накопить полную рюмку. Ни о чем таком не думала, решила и решила.
Когда она не спала, все время с ним разговаривала. Если на улице, мысленно, чтобы в дурдом не отправили. Если дома и одна, то вслух. Жан не отвечал, но слушал. В этом она была уверена. А перестала бы с ним разговаривать, исчез бы навсегда. Это она знала твердо.
— Такая теперь цивилизация, — говорила она ему, потому что только с ним и можно было разговаривать совсем откровенно. — Разучились мы иметь дело со смертью. В старину людям до нее было рукой подать. И захочешь, не забудешь. Эпидемии всякие, насилие, неразвитая медицина. А теперь смерть от нас отодвинулась, ее загнали за кулисы. Люди в богатых странах иногда как бы забывают, что она существует. Вообще все, что связано с несчастьем, нынче не в моде. Оно вроде заразной болезни. Поэтому ты на Поля с Хамидом (это были его младший брат и лучший друг) не обижайся, что они не звонят. Я и сама чувствую, что заразная. На меня, по-хорошему, нужно мешок надеть и колокольчик прицепить. Как на прокаженного в Средние века. Чтоб не подходил никто. Главное, мне ведь никто и не нужен… Да что я тебе объясняю, ты и так понимаешь.
И про Николь ему тоже рассказывала:
— Она не такая, как остальные. Не лучше и не хуже, просто не такая. Для нее, наоборот, чужое несчастье как навозная лепешка для мухи. Помнишь, она три года за своей парализованной бабушкой ухаживала? Все восхищались, а у Николь просто потребность такая. Теперь парализованная бабушка — это я. Ну и пускай, что мне, жалко что ли. Достала только своей психотерапией. Надо, говорит, про это разговаривать, в себе не держать. Она же не в курсе, что я и так с тобой разговариваю. Вот дура! Ты, говорит, должна вывести это из своей психики. А как я тебя выведу из психики? Что в ней останется?
Однажды Николь сказала: "Завтра сороковой день. Мы с тобой люди нерелигиозные, но знаешь, все эти ритуалы существуют не просто так. В них есть духовный и энергетический смысл. Они вроде мантры. Я заказала в соборе заупокойную мессу. И еще в русской церкви, это у них называется Sorokovini. Жан ведь в России погиб, это важно. Пришлось наврать, что он православный. "Раб Божий Иоанн". В русской церкви служба заказана на восемь, в католической на одиннадцать, так что успеем и туда, и туда".
