И Калышева - Основы истинной науки - I
Таким образом, не только нет ни одной философской системы, которая могла бы опровергнуть Бога или доказать Его небытие, но нет даже ни одной, которая могла бы отрицать или отвергать Его, ибо никакая из них не может довести своих умозаключений до конца без этого высшего элемента Вселенной; но, вместе с тем, ни одна из них действительно не могла понять Его. Это понятие было всегда превыше силы человеческих способностей, а подавно выше сил тех людей, которые никогда не развивали себя в этом направлении; знания же законов материи не могут дать ровно никаких необходимых к тому указаний.
Чтобы более наглядно убедиться в этом чрезвычайно назидательном факте полезно несколько подробнее проследить взгляды и мировоззрение представителя современного позитивизма и виновника современного материализма - Огюста Конта, и тогда увидим, до каких несообразностей и непоследовательностей может доводить человека его постоянная и усиленная умственная деятельность, если она не руководится соответственным развитием внутренних чувств, сердца и души.
Человек ходит кругом и около истины; разум и логика видят, что она находится тут где-то близко, но истина не даётся ему и ускользает в то именно время, когда он уверен, что достиг её.
Огюст Конт бесспорно был человек выдающегося ума. Он был и одним из выдающихся тружеников своего времени, и почти не было той отрасли знаний, которая не была бы ему знакома и изучена им. Он постоянно работал над науками, отдавал полную справедливость их могущественному значению в жизни, но не мог в некоторых отношениях не относиться к ним и критически. Он видел в них пробелы и беспорядок, его поражала разбросанность знаний и отсутствие в науке всякой системы и последовательности; поэтому свои труды он начал с классификации наук, отводя каждой науке её место в общей лестнице знаний сообразно той пользе, которую каждая из них должна принести.
На первую ступень он ставит математику с её тремя разветвлениями: наукой чисел, геометрией и механикой; на вторую - астрономию; на третью - физику с её пятью отделами, на четвёртую - химию, на пятую - биологию и на шестую - социологию. Социальные науки он ставил главною целью всех знаний и все остальные науки доводил только до той степени совершенства, чтобы они приносили, по возможности, большую пользу развитию социальных наук, искусству и промышленности.
Атеизм в науках он отвергал с некоторой едкостью и говорил, что гипотеза преднамеренности в творении гораздо вероятнее, чем гипотеза слепого механизма. Но догадка, обоснованная на аналогии, не казалось ему достаточной опорой, на которой бы могла покоиться теория в период зрелости человеческого разума. Он считал недоступным для нас всякое реальное знание относительно начал мира, а исследование об этом - превосходящим все пределы наших умственных способностей. Но допускал, что «если вселенная имела начало, то, по самим условиям случая, оно было сверхъестественным в том смысле, что законы природы не могут дать ответа касательно своего собственного происхождения».
Далее Конт «утверждает, что внутри существующего строя вселенной или, лучше сказать, той её части, которая известна нам, непосредственно определяющая причина каждого явления - всегда естественна, а не сверхъестественна. С этим, однако ж, вполне примиримо верование, что вселенная создана и сознательно управляется Разумом, лишь только мы допустим, что разумный Правитель вселенной придерживается определённых законов, которые только видоизменяются или парализуются другими законами той же самой природы, а не нарушаются ни по капризу, ни по предусмотрению. Тот, кто видит в каждом событии составной элемент непреложного порядка вещей, т.е. каждое из них считает непременным следствием какого-нибудь предшествовавшего условия или комбинации условий, тот уже вполне принимает положительный вид мысли. При этом нет дела до того, признаёт ли он или нет нечто универсально-предшествовавшее, первоначальным следствием которого была вся система мира; также мало касается нас и то, понимается ли это нечто универсально-предшествовавшее как Разум, или нет. (Джон Стюарт Милль о Конте, стр. 15 и 16).
При дальнейшем развитии своей мысли, Конт находит необходимым «к шести основным наукам своего первоначального ряда прибавить ещё седьмую под именем Науки Нравственности; она образует самую высшую ступень лестницы непосредственно вслед за социологией. При этом он замечает, что её с большей основательностью можно назвать антропологией, так как эта наука об индивидуальной природе человека, если её понимать правильно, гораздо более специальна и сложна, нежели самая социология. Ибо тут должно принимать в соображение различия в организации и темпераменте и la reaction cerebrale des visceres vegetatifs, влияния которых, далеко ещё не вполне понятые, в высшей степени важны в индивиде, между тем как в теории об обществе могут быть оставлены без внимания, по той причине, что, разнообразясь у различных лиц, они в громадной пропорции нейтрализуют друг друга. Такое замечание достойно лучших дней деятельности Конта. Наука же, понимаемая таким образом, служит, как говорит он, истинно-научным основанием для житейского искусства, а следовательно, ставит жизнь - как философски, так и дидактически - в надлежащую связь с наукой». (Милль, стр. 169).
Логика и ум Огюста Конта не останавливаются даже на этом. Он видит и знает, что надо идти дальше - туда, куда влечёт его сила выводов и заключений. Он сводит всю свою философию на религию. При этом, конечно, слово «религия» не может быть понято в обыкновенном смысле. Он и при этом нисколько не изменяет своего чисто-отрицательного отношения, в котором всегда находился к теологии: в его религии нет Бога.
Огюст Конт дошёл путём мышления до того, что для пользы самого человека должно существовать такое воззрение или убеждение, которое бы присваивало себе власть над жизнью человека в её целости; необходимо верование, или даже ряд верований, разумно усвоенных, относительно назначения человека и его долга, - верований, которым, по внутреннему признанию самого верующего, должны подчиняться все его действия. Сверх того, нужно существование чувства, которое было бы связано с таким верованием или могло бы быть им вызвано, - чувства, достаточно сильного, чтоб на деле доставить ему власть над действиями человека, которой оно требует себе в теории. Очень важно (однако ж не абсолютно необходимо), чтобы это чувство было сосредоточено на каком-либо конкретном объекте, если возможно, действительно существующем, хотя во всех более важных случаях представляющемся только идеально. Такой объект верующий находит в теизме и христианстве; но это условие может быть выполнено, хотя и не в такой степени, другим объектом. Ведь говорили же, что тот, кто верует в «бесконечную природу долга», есть человек религиозный, даже если он не верит ни во что другое. Конт верит в то, что разумеют под бесконечной природой долга, но обязанности, вытекающие отсюда, также как и все чувства преданности, он относит к конкретному предмету, в одно и то же время идеальному и действительному. Этот предмет - род человеческий, понимаемый как непрерывное целое, включающее в себе прошедшее, настоящее и будущее. Это великое коллективное существо, это «Grand Etre», как называет его Конт, - несмотря на то, что чувства, какие оно может возбудить, по необходимости весьма отличны от тех, которые стремятся к существу идеально-совершенному, - это «Grand Etre» имеет для нас (на чём он особенно сильно настаивает) то отличительное свойство, что оно действительно нуждается в наших умах, чего нельзя сказать относительно существа всемогущего в настоящем значении слова. При этом Конт говорит, что если и допустить существование Верховного промысла (он одинаково далёк как от того, чтоб отрицать, так и от того, чтоб утверждать это), то и тогда, самое лучшее и даже единственное средство достойно поклоняться и служить ему должно состоять в стремлении сделать возможно больше с нашей стороны в деле любви и служения другому Великому Существу, провидение которого - хотя и менее верховное - даровало нам все блага, какими мы обязаны трудам и усилиям предшествовавших поколений». (Милль, стр. 121 - 122).
Этот «Контовский» «Grand Etre» должен включать в себя не только всех, кого мы уважаем, но и всякое чувствующее существо, которому мы обязаны услугами и которое имеет право на нашу привязанность. Конт, таким образом, вводит в этот идеальный объект, назначение которого - быть законом нашей жизни, не одних только людей, но в известной степени и их скромных помощников - те породы животных, которые являются в настоящем обществе рядом с человеком, привязываются к нему и охотно разделяют его труды, как, например, благородная собака, отдающая жизнь свою за её друга и благодетеля, - человека. Строгое понятие, какое он всегда обнаруживал о достоинстве низших животных и об обязанностях человека в отношении к ним, составляем одну из тончайших черт его характера». (Милль, стр. 124).
