Александр Солодин - Стратегия онтологической игры
ПРАКТИКА ОПЕРАТОРА-ПСИХОФИЗИКА.
Как достичь конкретной цели, в работе с реальными объектами и процессами?
Оказывается, все определения, которые человек обычно дает той или иной вещи, такие как: «холодная», "тяжелая", «прозрачная» и т. д., - они ни по отдельности, ни даже все вместе так и не определяют вещь полностью. Последним, самым фундаментальным способом определения, который невозможно заменить никаким другим, оказывается прямое указание на объект «пальцем». Латинское название этого определения — остенсивное. Такой путь адресации объекта и его определения является самым эффективным. По аналогии с этим, самым эффективным определением объекта является задействование людей, привязанных к данному объекту воздействия (профессионально). Желая встроить объект в систему психофизического воздействия на него, мы должны выйти на людей, понимающих этот объект и те прагматические задачи, в социальный контекст которых он встроен. Именно люди, которые хорошо понимают задачу, поставленную в отношении данного объекта, являются самым кратчайшим и эффективным путем встраивания объекта в процесс психофизического воздействия.
Психофизическое понимание реальности, понимание зависимости параметров объекта воздействия от социально-психологического поля событий, в которое он погружен, приводит нас к необходимости фиксировать объект как знаково-ценностную форму — узел отношений людей, связанных с существованием данного объекта. Объект как позиция, как ценность, в поле социальных отношений, должен рассматриваться на особом уровне выстраивания психофизического воздействия. Социальная роль объекта психофизического воздействия может быть очень значительной, часто именно она гораздо более значима и более энергетически насыщена (с позиции психофизической практики), чем собственно физическое содержание данного объекта.
Для примера, когда мы проводим работу с больным, мы оздоровляем организм больного, мы также работаем с клеточным уровнем организма, находя дополнительный ресурс оздоровления. Мы задаем импульс его выздоровления, который проявляет себя объективно. Человек начинает выздоравливать. И тут выясняется, что далеко не все так просто. Мы постоянно сталкиваемся в нашей практике с тем, что биологически человек уже пошел на выздоровление, но в новой роли не принимается собственной семьею и потому не может выздороветь окончательно. После ряда нервно-психических срывов, которые устраивает больному семья, напрочь убирается тенденция к его выздоровлению. Такой скрытый эгоизм семьи объясняется тем, что часто больной человек как бы стягивает на себя болезни, проблемы энергетического дефицита в семье. В случаях серьезных болезней, которые бессознательно опознаются больным и его окружением как смертельные, включаются и действуют жесткие механизмы защиты семьи в целом. В таких случаях тяжело больные или престарелые люди начинают играть роль «губки», стягивая на себя патологию семьи в целом, с тем чтобы забрав на себя возможно больше общесемейных проблем уйти из жизни. Невозможно выздоровление больного без отработки социального уровня, ближайшего социального окружения больного, каковым, прежде всего, является его семья. Приведенный пример — отнюдь не исключительный случай и не метафора — это реальность. К сожалению, механизмы психоэнергетического взаимодействия в семье часто имеют под собою очень жесткую логику. Если есть желание составить для себя представление об этой логике, то можно посмотреть книгу Эрика Берна "Люди, которые играют в игры, и игры, в которые играют люди". В книге хорошо показывается логика семейных игр на поле сексуального взаимодействия, но психодрамы, в которых игроки — жизнь и смерть, — намного более жестко и архаично инсценированы.
Отработкой социальных значений, социально-ролевых позиций объекта воздействия оператор занимается на особом уровне работы. Начальный этап работы определяется схватыванием объекта через людей, составляющих его социальное окружение, и включением его в психофизический процесс. Последний аспект такого схватывания заключается в том, что взаимодействие с объектом концентрируется в его "здесь и сейчас" форме существования. Т. е. та же форма "здесь и сейчас" существования, которой мы заканчивали концентрацию субъекта, необходима, как последнее звено, и в схватывании объекта. Так мы проводим встраивание объекта в процесс психофизического взаимодействия.
Следующим этапом формирования психофизического процесса является определение цели его. Прежде всего, определяется прагматически конкретная цель. Для определения прагматически конкретной цели психофизического воздействия на объект мы поступаем аналогично тому, как определяли объект и включали его в процесс психофизического взаимодействия (воздействия). Прагматически конкретная цель, — как цель первого уровня, или начальная цель (могут быть и другие), — задается посредством выхода оператора на людей, составляющих непосредственное, ближайшее социальное окружение объекта. Скажем, нам ставят задачу: изменить такие-то и такие-то параметры воды. Лучше всего эту задачу понимает тот, кто ставит ее и кто живет этой задачей. Соответственно, наилучший вариант энергетической формулировки прагматической цели — это выход оператора (коллектива операторов) на людей, постоянно работающих с данным объектом и заинтересованных в его изменении, понимающих, что собою этот объект представляет. Поэтому, выражаясь метафорически, самое лучшее, что может сделать оператор, задавая прагматическую цель, это сказать Господу Богу: "Я этого хочу, и я ответственен за это, но сделай это конкретно так, как хочет и видит вот этот человек, потому что он, в отличие от меня, живет этим объектом и понимает, что это (изменение в объекте) означает, а я — не понимаю". Как это ни парадоксально, первую цель в отношении изменения объекта воздействия задает не оператор, а ожидание ближнего социального окружения данного объекта. Другие пути, которые оператор строил бы сам, будут путями более длинными и менее эффективными.
Зафиксировав первый уровень цели, который мы называем прагматическим, мы переходим к оперированию с будущим данного объекта. Вот это уже задача собственно операторская. Мы писали уже о том, что будущее имеет форму своего реального существования в настоящем. Форма существования будущего в настоящем есть форма целевой детерминации данного объекта. Есть различные будущие у каждого объекта, и эти будущности борются между собою за обладание данным объектом (целенаправление его развития). Реальный ход событий определяется той доминирующей версией будущего, которая распределила на себя данный объект, поборов другие версии. Если же какая-то другая, следующая версия будущего отодвинет предшествующую и захватит на себя объект, будущее данного объекта опять будет определенным, и на весь период его дальнейшего существования эта определенность будет просматриваться. Как это ни парадоксально, но идея предопределенности событий, запрограммированности следования их одного за другим отнюдь не означает невозможности замены версий будущего. Естественно, что такая операция — замены версий будущего — вызывает сопротивление, противодействие. В случае если такая замена одной версии будущего на другую все же происходит, то системное согласование событий производится за счет субъекта, вызывающего смену версий будущего данного объекта.
Как же возможна работа с будущим объекта?
Человек является полновременным существом. В человеке представлено всё прошлое, всё настоящее и всё будущее, как его самого, так и всего космоса, на всю глубину времён. Прошлое представлено в человеке как его тело. Настоящее представлено в нем как человеческая психика. Психика всегда находится в настоящем. Будущее же представлено в человеке как его дух. Сейчас дух человека через науку направлен на исследование прошлого, на выявление законов взаимодействия вещества. Понятно, что работа со структурами материи проще, потому что они более стабильны. Прошлое сохраняется, воспроизводясь автоматически. Но собственная природа человеческого духа — будущее. Неизмеримо более мощной становится работа духа, если дух обращается к будущему объекта и работает с ним. И, соответственно, работа с будущим наиболее производительна. В этой связи, очень странным выглядит поиск оснований для предсказания будущего. Имеется масса доказательств, и в истории, и сегодня, возможности прорицания будущего. И всякий раз задается вопрос: а как вообще это возможно? С нашей же точки зрения, эта тайна чрезвычайно проста. Будущее, наше собственное и общее, присутствует в настоящем, в нас самих, и оно есть собственная природа нашего духа. Необходимо только, чтобы наш дух заговорил о своей собственной природе, а не занимался бы совершенно чуждым ему копанием в структурах материи. Но дух не является субъектом будущего, он только инструмент. Субъектом является психика, но только психика, которая сконцентрирована в своем собственном времени, в настоящем, в своем "здесь и сейчас" существовании. Только психика, которая отрешена и от захвата формами коллективного бессознательного, и от постоянного развертывания плана будущего, только такая психика приобретает свойства субъекта. И тогда наступает момент переворачивания во взаимоотношениях психики и духа. Дух из ведущего становится ведомым. Психологи давно уже обращали внимание на то, что ведущая, управляющая роль духа в отношении к психике является иллюзорной. Голова не управляет сердцем. Наоборот, желает — всегда, только психика, но желает в рамках, задаваемых стереотипными установками. Желает — психика, а дух — он только обслуживает это хотение. Но видимость переворачивается, и полагают, что дух ведет и задает цели для души.
