Станислав Гроф - Холотропное сознание
Проходя систематический курс ЛСД-терапии с целью лечения сложного невроза, одна молодая женщина, которую я буду называть Ренатой, переживала множество сцен, происходивших в Праге в семнадцатом веке. Во этот период, незадолго да начала Тридцатилетней войны в Европе, Богемия, составляющая часть сегодняшней Чехословакии, оказалась под властью династии Габсбургов. Стараясь уничтожить чувства национальной гордости, Габсбурги схватили и публично казнили на площади Старого города в Праге двадцать семь человек, принадлежавших к чешской аристократии.
Во время проводимого мной сеанса, Рената описывала множество образов и догадок, касающихся архитектуры того периода, типичной одежды, которую носили люди, а также оружия и утвари, использовавшейся ими в повседневной жизни. Она могла описать сложные взаимоотношения между королевской семьей и вассалами. Все это открывалось ей в мельчайших деталях и сопровождалось глубоким пониманием, хотя она никогда не изучала этот период истории. (Чтобы проверить достоверность многих из рассказанных ею подробностей, я был вынужден обратиться к научным источникам.
Значительная часть переживаний Ренаты относилась к одному конкретному дворянину, который был казнен Габсбургами. В драматической последовательности, Рената переживала реальные подробности казни этого человека так, будто при этом сама находилась в его теле. Будучи свидетелем переживания Ренатой этой личной драмы, я должен признать, что сам разделял ее замешательство и смятение. Пытаясь разобраться в происходившем, я выбрал два различных подхода. Во первых, я уделял значительное время проверке исторических сведений, которые она сообщала, и находил поразительное количество объективных свидетельств, связывающих ее рассказ с этим фрагментом истории семнадцатого века. Во вторых, я использовал все свое мастерство психоаналитика, в надежде обнаружить любые свидетельства того, что за ее историческими переживаниями, на самом деле, скрывались детские конфликты или эмоциональные потрясения ее теперешней жизни. Однако, как я ни старался, я не мог объяснить ее надличностных переживаний какими бы то ни было затаенными психологическими проблемами.
Через два года после моей работы с Ренатой, когда я уже переехал в Соединенные Штаты, я получил от нее длинное письмо. Она рассказывала, что недавно ей довелось встретиться со своим отцом, которого она не видела с трехлетнего возраста, когда развелись ее родители. Она пообедала с ним у него дома, а потом он показал ей плод своего любимого увлечения — генеалогическое древо, прослеживающее многовековую историю семьи. К своему удивлению, она обнаружила, что ее отец и она сама были потомками одного из дворян, казненных Габсбургами в тот роковой день в начале семнадцатого века. Эта информация только подтвердила ее прежнее предположение, что определенные эмоционально заряженные воспоминания могут закрепляться в генетическом коде и передаваться через века будущим поколениям5.
Преодолев свое первоначальное потрясение, я понял, что в интерпретации Ренаты содержалась ошибка. Даже если бы и было верно то, что воспоминания могут передаваться посредством генетического кода, смерть, безусловно, должна была отрезать путь передачи, который делал это возможным. Иными словами, поскольку этот дворянин был казнен, он не смог бы генетически передать Ренате переживания своей смерти. Но даже думая об этом, я чувствовал, что не могу игнорировать удивительную взаимосвязь между переживаниями Ренаты и генеалогическими находками ее отца. Было ли все это невероятным, но ничего не значащим совпадением, или же такие случаи заслуживают более серьезного внимания?
Я решил, что нельзя объяснить случайностью удивительную синхронность переживания Ренаты и ее последующей встречи с отцом, который предоставил ей генеалогическую информацию, казалось, подтверждавшую ее переживание. Но как же тогда объяснить эти события? Быть может, информация о смерти этого дворянина дошла до психики Ренаты через телепатическую связь с отцом, которого она даже не знала? Если это так, то каким образом все это могло быть переведено из сырой генеалогической информации в живую последовательность переживаний, столь богатых историческими подробностями?
Я рассуждал, что эту информацию, вероятно, мог бы генетически передать Ренате кто-либо из спасшихся членов семьи этого дворянина, скажем, его сын или дочь. В этом случае, свидетель должен был бы переживать казнь своего отца в надличностном состоянии двуединства, разделяя с ним его реальные эмоции и ощущения со своей позиции. А не может ли быть так, что Вселенная — это, в сущности, всего лишь божественная игра сознания, где все естественные законы, в конечном счете, совершенно произвольны, и где любой из нас в любое время может каким-то образом иметь доступ к любому материалу, который когда-либо существовал или будет существовать для всех и повсюду, не ограниченный иллюзией материи, пространства и времени? Судя по всему, очевидно одно: во Вселенной действуют принципы, далеко превосходящие возможности человеческого воображения. Безусловно существуют явления, реальность которых невозможно объяснить в рамках системы убеждений, навязанной нашей культуре ньютоновской наукой.
Расовые и коллективные переживания
Расовые и коллективные переживания выходят за пределы переживаний жизни предков. Расовые переживания могут быть связаны с людьми, не принадлежащими к числу родственников данного человека или к его родословной, и распространяться на любых представителей той же расы. Этот процесс может выходить за рамки данной расы и распространиться на другие расовые группы и коллективное бессознательное человечества в целом. Как я уже упоминал ранее, в психиатрии традиционно принято считать, что на нашу психику воздействует только то, что мы переживаем непосредственно, с помощью своих физических органов чувств, либо в результате наших собственных интерпретаций этих переживаний. Однако, наши наблюдения сотен людей, которые рассказывали о переживаниях жизни предков, расовых и коллективных переживаниях, говорят в поддержку утверждения Карла Юнга, что на нашу психику также глубоко влияет коллективное бессознательное, открывающее нам доступ к огромному хранилищу памяти обо всем человеческом опыте с начала времен.
Во время холотропной тренировки, которую мы проводили в Калифорнии, одна женщина-психиатр из Европы рассказала о следующем переживании. Когда вы будете читать это описание, имейте в виду, что у этой женщины не было абсолютно никаких интеллектуальных знаний об истории американских индейцев. Однако, ее переживание поразительно напоминало Дорогу Слез чероки и другие события из жизни индейцев во время их насильственного переселения. Вот что она рассказала:
«Неожиданно все показалось холодным, ужасным и безнадежным. Я чувствовала, как огромная сила перемещала меня далеко за пределы моей теперешней жизни, в отдаленный исторический период. Казалось, мое обычное «я» уменьшилось до размеров фотона, а затем постепенно исчезло. Я стала другим человеком — старой, маленькой и невероятно морщинистой индианкой с засаленными волосами, заплетенными в толстые косы.
Я видела широкую открытую равнину, на которой собрались тысячи индейцев. Они сидели группами или кланами, окружив своих старейшин, которые оставались спокойными, неподвижными и непреклонными. Они ждали от своих людей ответа на вопрос, выбирают ли они смерть или переселение. Те, что выбрали смерть, удалялись в расставленные по кругу длинные и низкие хижины. Когда процесс решения завершился, старейшины разделили смерть со своими братьями и сестрами, используя отравленные стрелы. Они спокойно приняли ее, словно это было священным исполнением их жизни. Когда умер последний из них, женщины поднялись и стали танцевать танец примирения со смертью; он включал в себя разбрасывание зерен. Затем поднялись мужчины и стали танцевать танец силы, мира и примирения со смертью».
Завершив описанные выше ритуалы, все, кто принимали участие в танце примирения со смертью, встали и начали уходить. Женщина, у которой было это переживание, сказала, что все ее «существо было пронизано невыразимой печалью и скорбью». Медленно раскачиваясь, она начала петь тихую монотонную песню, выражавшую то, что она чувствовала. Она продолжала:
Люди, переживающие эпизоды расового и/или коллективного сознания могут обнаружить, что участвуют в драматических, хотя, обычно, непродолжительных цепочках событий, которые происходят в более или менее отдаленные исторические периоды в различных культурах и странах. Как правило, эти переживания связаны с теми или иными догадками, касающимися отношений между людьми, социального строя, религиозных практик, моральных норм, а также искусства и техники соответствующих исторических периодов. Иногда мы наблюдаем сложные жесты, позы и символические движения человека, переживающего расовое или коллективное сознание. Объективные наблюдатели, обладающие знанием стран и народов, с которыми связаны переживания данного человека, снова и снова подтверждают, что эти движения и жесты типичны для соответствующих народов или исторических периодов.
