Алексей Ксендзюк - После Кастанеды: дальнейшее исследование
Подобная эволюция происходила и с учеными, которые, помимо своей основной дисциплины, предавались духовным исканиям и были в этих исканиях искренни. Множество физиков, биологов, биохимиков и др., как и столетия тому назад, воплощают собою архетип Фауста — они ищут самый Высокий Смысл для того бытия, в котором им суждено находить и разрешать проблемы, конструировать эксперименты и вылавливать в них еще неведомые человеку закономерности, сочинять и решать формулы — словом, по кусочку вытаскивать на свет божий научную истину. Архетип Фауста — для ученого самый плодотворный и, наверное, самый трагический образ; образ, уцелевший в буре столетий, вопреки всему сохранивший в себе синтез ученого и колдуна. Именно таким был ученый во все времена существования науки — за ним тянулась невидимая мантия древнего мага, который тщился раскрыть самую великую Тайну природы, овладеть ею и таким образом приравнять себя к Богу. Наука (какой бы тривиальной ни была эта мысль) выросла из магии и по сей день несет в себе все магические претензии, как аппендикс. Некоторым удалось отсечь от себя душевную смуту, задавить в себе Фауста насмерть; некоторым — только приукрасить его новейшей терминологией и удалить в тот уголок души, что специально предназначен для праздных мечтаний. А есть и такие (их большинство), что предпочтут красивый титул и несколько собственных монографий на книжной полке — они, на мой взгляд, учеными не являются.
Итак, ученые, для которых духовные искания — такой же предмет головной боли, как, скажем, поведение элементарных частиц в электромагнитном поле, тоже читают Кастанеду, со скрежетом зубовным преодолевая интеллектуальный снобизм. И что же? Ничуть не отличаясь от любителей-самоучек, они застревают в томе третьем ("Путешествие в Икстлан"), барахтаются в нем какое-то время, потом все же берут его, как некую крепость или препятствие, после чего долго переводят дух. Но том четвертый ("Сказки о силе") — самый чудесный, самый впечатляющий, где искомая Истина угадывается, маячит на горизонте — останавливает их интерес, отвращает их ум, и в дальнейшем ничего уже не вызывает, кроме недоумения и сожалений по поводу впустую потраченного времени.
Дальнейшее отношение к Кастанеде легко предсказуемо. Разочарованный читатель может вновь обратиться к первым, полюбившимся книгам, и пуститься в поиск "растений силы" — большие галлюциногены без труда впускают любого в царство Тайны и бесконечных странствий. "Путь воина" проще понимать как аллегорию, а дона Хуана — как вымышленного персонажа. Остается только отдать должное ловкости Кастанеды, который в увлекательной автобиографической форме соединил самые разные оккультные учения и этим сколотил себе состояние.
Отчего же горячая любовь почитателей Кастанеды так быстро превращается в насмешливый скепсис? То, что значительная часть академической науки не приемлет его изначально, — естественно, и я уже коснулся этого вопроса. Что, однако, происходит с теми, кто успел ощутить очарование дон-хуановского знания после первых двух книг?
Вы заметили, что переломный момент наступает при чтении "Сказок о силе", то есть когда объяснение магов добирается до тоналя и нагуаля. Именно здесь читателю становится «скучно». Удар магического знания заставляет отвернуться — тональ не любит, когда ему напоминают о существовании чего-то, намного большего и бесконечно более сильного, чем он сам. Тональ не любит, когда ему указывают, что время от времени надо удаляться в тень. На мой взгляд, это самое верное доказательство тому, что дон Хуан точно попал в цель. Мы сталкиваемся с бессознательным сопротивлением огромной силы.
С одной стороны, тональ прекрасно осведомлен о существовании нагуаля, поскольку непрерывно имеет с ним дело, превращая его невербализуемый и непостижимый энергетический поток в объекты, с которыми можно производить эффективные действия; он знает, какую силу, какую массу полей он исключает из осознанного восприятия, и страшится этой силы. С другой стороны, эго, личность, в собственном пространстве не терпит ничего расщепляющего, раздваивающего. Эго — это только Я, и только в качестве Единственного наша психика драгоценна: Я выбираю, Я совершаю поступки, и — самое главное — Я живу в мире, который сам построил. И поэтому Я не хочу (и не могу) терпеть вторжения Иного, которое, скорее всего, перевернет, разрушит мой Мир, а отношение "Эго — Мир" — самое ценное из всего, мною созданного, самое ценное для выживания как физического, так и психического. И действительно: на создание этого весьма тонкого союза, этого энерго-информационного симбиоза тональ человечества потратил не менее 30 тысяч лет. Концепция дона Хуана, принятая всерьез, — это прорыв в неизвестное Иное и крах того энергообмена, того баланса, что формировался на протяжении всей известной нам истории человеческого вида.
Дрожь и конвульсии тоналя, его смятение и ужас, спрятанные глубоко под корой, в бессознательном, — все это можно понять. Однако интеллектуальная трусость, маскирующая этот глубинный ужас, для ученого выглядит мелко и недостойно. Поскольку Кастанеда предложил ответы на такие вопросы, к которым прежде нельзя было даже подступиться. Он предложил новые вопросы и новые ответы, а это означает, что в работах Кастанеды мы находим иную мыслительную парадигму, отличную от европейской (парадигмы Ньютона и Декарта, Эйнштейна и попытки создать пост-эйнштейнианское мышление) и азиатской (индо-буддистской, даосско-дзэнской, оформленных, несмотря на их своеобразное совершенство, все же только метафизически — а одной спекуляции для подлинного переворота во всех областях мысли мало).
Как раз по вышеуказанным причинам мы вправе ожидать своеобразной реакции на брошенный Кастанедой вызов. Евроамериканский тональ должен прекратить "кошмар нагуализма", не допустить его полноценного вторжения в мир западной мысли. Две реакции уже произошли: ответные удары были нанесены по самым важным центрам кастанедовской системы. Первый заключается в планетарном запрещении индольных триптаминовых галлюциногенов. Подобный запрет был бы понятен, если бы речь шла о массовом применении этих веществ в психофармакологии. Но к ним был закрыт доступ для ученых, которые в лабораторных условиях изучают измененные состояния сознания. Разумеется, нашли целый ряд поводов для такого запрета — и все же причина, как я думаю, странная. Есть куда более опасные психотропные вещества — их, конечно, не используют в массовой медицине, но ученым с ними работать разрешено. Я уже не говорю о сильных наркотиках (диацетилморфин, амфетамин, синтетические опиаты и проч.) — их выпускает фармацевтическая промышленность, их используют и изучают ученые.
Большие индольные галлюциногены (ДМТ, ДПТ, псилоцибин, буфотенин, гармин, гармалин, различные амиды лизергиновой кислоты, ЛСД, ибогаин и еще несколько веществ) попали в список самых страшных и опасных ядов. Порой нам пытаются внушить, что они даже страшнее героина. Причем все вышеперечисленные вещества даже не вызывают биохимической зависимости, так что, строго говоря, их и наркотиками-то назвать нельзя.
Конечно, не книги Кастанеды вызвали запрет больших галлюциногенов. Официальная версия опирается на то, что употребление галлюциногенов приводит к мутациям. Видимо, так оно и есть. Но мне (как и вам) известно и другое: разрушительные (в первую очередь для мозга и ЦНС) мутации вызывает этиловый спирт. Попросту — водка, виски, джин, ром, даже сухое вино, если его потреблять регулярно. В отношении мутаций водка давно опередила любой индольный галлюциноген, однако я не слышал даже о проектах ее запрета.
Вторая реакция на книги Кастанеды — гораздо интересней, я бы даже сказал, изящней.
Как вы знаете, самый быстрый и впечатляющий проход во второе внимание лежит через сновидение. У дона Хуана подразумевается:
1) достижение осознанности в сновидении;
2) поиск объектов или лиц, которые могли бы послужить «мостиком» между миром сновидения и миром обыденного сознания;
3) использование «мостика», чтобы добиться интеграции двух разных режимов восприятия;
4) использование навыков, полученных в сновидении, наяву, что и послужит свидетельством реальности ваших достижений.
Идея осознанного сновидения сама по себе совершенно невинна. Вы можете хоть каждую ночь испытывать осознанное сновидение, но никогда не станете сновидящим магом, поскольку вас никто не научил переносить хоть что-то (например, недоступную наяву информацию) из сновидения в реальность бодрствующего сознания. С другой стороны, само пребывание в осознанном сновидении (lucid dream) — очень яркое и волнующее переживание. Обычно люди видят осознанные сновидения несколько раз за всю свою жизнь. Вот и ловушка — простая, как все гениальное. Стивен Лаберж и его единомышленники из Стэнфордского университета принялись разрабатывать методику, которая позволила бы каждому за небольшой срок научиться входить в осознанное сновидение. Они, безусловно, добились своего, потому что вхождение в lucid dream — первая и самая простая процедура в технологии сновидения у дона Хуана. В дальнейшем они приложили все усилия, чтобы отвлечь сознание сновидца от возможного проникновения внешних сенсорных сигналов. Они, подобно хорошим коммивояжерам, сделали все, чтобы сконцентрировать внимание сновидящего на том, что нужно им, — на приключениях, фантазиях, на проработке травмирующего материала, что, безусловно, помогает излечиться от фобий, навязчивостей, неуверенности в себе, прочих неврозов, т. е. превратили сновидение либо в яркую и заманчивую сказку, где всегда можно быть главным героем, либо в психотерапевтический сеанс, где вместо гипнотического сна используется естественный (а это должно быть намного эффективнее), а гипнотик сам создает исцеляющую ситуацию (что тоже намного эффективнее, поскольку никакой гипнотизер не знает вас так же хорошо, как вы сами).
