Елена Хотулева - Гравюры на ветру
— Милый, как ты здесь? — я пришла на кухню и села за стол.
— А?
— Вкусный чай? — взяв в руки металлическую коробочку, я вдохнула в себя бергамотовый аромат.
— Что ты говоришь? — он рассеянно посмотрел на меня.
Тяжело вздохнув, я опустила голову. Наверное, очень интересная передача.
— Марианн. Тут прямой эфир. Такой спор разгорелся, — Макс рассмеялся.
— Пойду я прилягу. Что-то голова болит, — сил слушать эту эфирную неразбериху больше не было. Я встала и, демонстративно потерев пальцами виски, вышла в комнату.
Голова у меня болит очень редко. У меня вообще крепкое здоровье. Но чем еще можно объяснить мое поведение окружающим? Я сбросила на кресло халат и проскользнула под прохладное одеяло. Спать, кажется еще рано. Попробую полежать в тишине…
— Ты спишь? — Макс пришел минут через сорок.
— Нет.
Он лег рядом и прижался ко мне. По телу стало расплываться приятное тепло. Мы обнялись, и на какой-то миг все страхи отступили. Из близости робко рождалось желание. Оно нарастало, набегая мягкими волнами, учащало биение сердца, слетало стонами с губ. Чувства обострялись, подступал шторм. Неужели, сейчас это повторится? Я порывисто обняла Макса за плечи. Зачем? Почему? Но это снова пришло. И на самом пике удовольствия на меня обрушилась снежная лавина ненависти. Перед глазами повис матовый экран, сквозь который пробивалась лишь одна единственная мысль — пусть он умрет. Минуту или две наш парадоксальный тандем был неразделим — его радость обладания и грех моих черных мыслей затянулись узлом. А когда страсть и желание уступили место расслаблению, зло стало вытекать из моих глаз горячими слезами. Я спрятала мокрое лицо среди подушек и, зажав зубами вышивку наволочки, молча дрожала.
— Почему ты плачешь, когда тебе бывает хорошо? — Макс разгреб рукой мои волосы.
— Не знаю, — я повернулась и посмотрела на него. Как я могла только что испытывать к нему такую ненависть? Ведь я его люблю.
— А вдруг сегодня нам удалось? — прошептал он, целуя меня в ладонь. — Как тебе кажется?
— Я иду завтра к одному врачу. Говорят, что он определяет причины. Может быть, хоть он объяснит мне, почему у нас нет детей.
— Будем надеяться. Только ты не переживай, — Макс улыбнулся мне в темноте. — А теперь давай спать…
Услышав его мерное дыхание, я закрыла глаза. Сон подарил мне покой.
* 6 *
На город опустилась плачущая холодным ливнем ночь. Содрогаясь в приступах грома, майская гроза швыряла в сторону севера изломы молний. Непогода буйствовала и сбивала с толку тех, кто привык ждать тепла. А ветер, гудя вентиляционными коробами, перебуторил толстую колоду человеческих судеб и вытащил из нее четыре карты. Две дамы и два короля разных мастей прислонились своими атласными лицами к потокам воздуха и прошептали слова, продиктованные сердцем.
К утру, восточная сторона неба просветлела, выпустив на волю окровавленное солнце, а оно, подгоняемое молитвами и мыслями, заторопилось и полетело в сторону запада. На место слабого дня заступил вечер, пригласив за собой морось и переливающиеся огни витрин.
* 7 *
Я заметила Алекса еще издали — неизменный мешковатый костюм цвета земли, делал его похожим на заблудившегося в мегаполисе медведя.
— Борода тебе к лицу, — я провела пальцем по его клочкастой щетине. — Ты совсем не изменился.
— Ты тоже, — он увернулся от моего прикосновения. — Давно ждешь?
— Нет. Только пришла.
Прислонясь к стволу аляповатого вяза, я спряталась от редких капель. Мы смотрели друг на друга и никак не могли начать разговор, чувствуя шлейф неловкости от нашего недолговечного романа. Почему нельзя просто оставаться друзьями? Мне это было непонятно. Но слова Алекса о том, что, однажды встав на путь близости, уже никогда нельзя будет общаться духовно, еще звучали у меня в ушах. Алекс, Алекс, как ты любишь все усложнять.
— Так с какой писательницей ты хотел меня познакомить?
— Что? — он вздрогнул, видимо вернувшись к реальности из своих фантазий. — Да… Знаешь, она так же как и ты окрылена идеей вечной любви. Мне это претит. Мысли о потерявшихся половинках…
— Ты непоколебим…
— Конечно. Ну так вот. Она написала книгу… Я не стал ее тебе приносить — захочешь, купишь сама. Понимаешь, в этом тексте она рассказала о своем опыте воспоминаний. И все ее рассуждения мне так напомнили твои слова, что я не мог не провести параллели.
— Думаешь, что там есть ответ на мой извечный вопрос? — я грустно улыбнулась.
— Возможно. Тебе стоит пообщаться с ней. Я только для этого и пришел, — он взглянул на часы, едва державшиеся на потертом кожаном ремешке. — Анн сейчас подойдет. Встречу отменили, но я устроил так, чтобы она с тобой поговорила.
— И почему же она согласилась? — я удивленно взглянула на Алекса. — Что ты такого наболтал ей обо мне?
— Только обмолвился, что ты тоже многое помнишь. И потом, я не сказал тебе еще кое-что…
— О чем ты?
— Те картинки прошлого, которые ты видела. Они отпечатались в моей памяти. Удивительно, но многие из них странным образом похожи на те, что она описала в своей книге.
— Как это может быть? — я приподняла ворот куртки, спасаясь от усилившегося ветра.
— Еще одно доказательство того, что иногда можно встретить самого себя… Ладно, вот она идет. Пойдем, я вас познакомлю.
Мы пошли навстречу женщине в длинном сливочно-кремовом плаще, которая пересекала разбитые трамвайные пути. Что-то в ее внешности показалось мне знакомым. Обменявшись с ней приветствиями, Алекс суетливо сказал:
— Анн, я вас оставлю. Мне уже пора бежать, а вы, я думаю, найдете много общих тем для разговора…
После того, как он ушел, оставив нас возле хлюпающего тента открытой веранды, Анн кивнула в сторону стеклянной двери:
— Пойдемте, посидим в этом кафе. В такие пасмурные дни не стоит оставлять слова на ветру.
Мы зашли в пропахшее шоколадом тепло. Я давно не была здесь, и ремонт, украсивший стены кофейни немного выпуклыми палевыми цветами, стал для меня неожиданностью. Под протяжный стон блюза мы заняли столик возле прозрачной стены, за которой виднелась акварель парковых деревьев.
— Неплохой вид, — Анн сбросила сырой плащ на треногу вешалки.
— Да, мне нравится это кафе. Когда-то это было наше с Алексом любимое место.
Я не знала, с чего начать беседу, и чтобы как-то скрыть неловкость, зашуршала желтовато-дынными страницами меню.
— Что-нибудь выбрали? — сутулый парень с глазами коалы, вытащил из кармана блокнот.
Я выпалила первое, что пришло на ум:
— Да, мне, пожалуйста, кофе с корицей и гранатовым сиропом.
— А я, наверное, выпью горячего чая с мятой.
Анн посмотрела вслед прихрамывающему официанту, и достала из сумочки картонный прямоугольник сигарилльной пачки:
— Мне всегда очень зябко. Даже в жару.
— Почему? — удивилась я.
— Это оттого что однажды я умерла, замерзнув от холода.
— Вы верите в перерождения?
— А вы разве нет? — она как-то грустно улыбнулась.
На миг мне показалось, что пространство вокруг нас стало плотнее. Анн… Она совсем не стесняется говорить о мире, в котором живет. Спокойно признается, что помнит прошлые жизни… У нее хватает на это смелости, как и у Алекса. А я так не могу — меня поцарапала легкая зависть. В отличие от нее, я никогда не разрешала легализоваться своей вере. Всегда считала себя балансирующей на грани безумия… Теряла силы и не могла принять происходящее. Нет… Конечно… Я тоже верю в реальность реинкарнаций, многое помню, иногда вижу картины. Но все это дается мне с такой мучительной болью, что нередко я насильно лишаю себя внутреннего зрения и искусственно становлюсь такой же как все. А потом… Когда в очередной раз действительность кидает меня в разочарование, я снова возвращаюсь в свои сны и из последних сил утешаюсь воспоминаниями. А Анн? Откуда же она черпает энергию для того, чтобы жить одновременно по обе стороны реальности? Занервничав, я стала складывать ромбом бумажную салфетку:
— Я не часто решаюсь говорить на подобные темы. Люди к таким признаниям относятся, как к болезни, считают веру в многомерное прошлое чем-то несерьезным. Хотя на самом-то деле очень многим кажется, что одна жизнь им слишком тесна.
Анн вытянула из серебра обертки бурую сигариллу и, щелкнув зажигалкой, прикурила:
— Вы напрасно скрываете свои знания. Они могли бы пригодиться многим людям. Как это говорилось в какой-то дальневосточной притче? Бабочке не стоит забираться обратно в кокон. Лучше рассказать окружающим о возможности полета.
— Боюсь, что у меня нет на это сил, — я посмотрела на извивающийся ступенями дым. — Кажется, я устала ждать.
— Любви?
— Да. Но это всего лишь слово. А речь ведь идет о гораздо большем, — я отпила глоток своего кофе, пряно пахнущего корицей. — Алекс сейчас бы меня раскритиковал. Разговоры о поиске вечной любви приводят его в негодование.
