За порогом жизни, или Человек живёт и в Мире Ином - Волошина Инна
— Здесь крутой склон, — заговорил Óдин, — но хорошо видно море. А там, вон за тем мыском, — он указал на него рукой, — город. Его название Асгард!
— А какой он? — спросил Бен.
— Кто?
— Да не кто, а что! Город?
— Если хотите, мы можем сразу и отправиться туда, — говорил нам Óдин.
— Только по берегу, — предложил я.
— А ты, Бенедито? — поинтересовался Óдин.
— Я не возражаю.
— Что ж, идёмте.
Снова Óдин идёт впереди, а мы за ним. Ни я, ни Бен никогда не видели моря… Здесь всё было почти нереально, во всяком случае, так воспринималось. Мы, прожившие в небольших городах, были заворожены увиденным. По побережью мы дошли до города. Бен успел окунуться в воду, сбросив одежду на ходу.
Ни о чем не хотелось говорить, только слушать шорох растекающейся по песку морской воды, видеть набегающие одна на другую волны. Это так прекрасно — наслаждаться спокойствием, когда тебя переполняет необъяснимая радость к жизни и всему, что окружает. Бен, искупавшись, догонял нас.
— Не хочу быть навязчивым, Николай, но ты не оставишь выбор на этой планете. Ты пойдёшь дальше.
— Почему ты так решил, Óдин?
— Просто я это вижу по тебе. Ты можешь приходить сюда, чтобы отдохнуть, но жить… Понимаешь, Николай, всё твоё существо стремится к покою и простоте. Здесь же ты всё воспринимаешь как что-то нереальное, сказочное. Это ведёт к напряжению. Поэтому ты будешь искать место более спокойное.
— Ты прав. Для меня здесь всё: как яркие сказочные декорации.
— О, Николай! Как много вы ещё с Бенедито не видели… Есть места, красота которых не может быть передана словами: яркость красок, множество оттенков, их насыщенность… Может и сможешь ты когда-нибудь достичь этой красоты…
— Да, я ещё очень много не знаю. Мне предстоит учиться.
— Николай, не зная, где ты уже побывал, и где определён твой выбор, попробую предугадать. Ты остановишься на одной из трёх планет: на планете Озёр, Розовой, или, в крайнем случае, Мраморной, хотя она слишком мрачна для поэта…, поэта-лирика.
– Óдин?!
— Я что-то сказал не то?
— Но ведь я не говорил тебе о том, что писал стихи. К тому же, как поэт, я не состоялся, и …
— Не важно, как было воспринято твоё творчество, важно, что твоя душа — лирик. И ты прав: тебе многому придётся учиться. Извини, если я задену твоё сугубо личное, но мне хочется дать тебе один совет.
— Совет?
— Да, ты слишком чист и наивен. Мне хочется уберечь тебя, если это удастся, от необдуманных поступков.
— О чём ты, Óдин?
— Николай, не всегда мы получаем то, чего страстно желаем. Ты найдёшь место, где поставишь дом. У тебя будет почти всё…, - он едва заметно колебался, подбирая слова, — но будет неудовлетворённость… как бы сказать… в обществе что ли. Не заостряй на этом внимания и не наделай глупостей. Отдайся целиком учёбе и познаниям. В этом будет твоё спасение.
– Óдин, что именно ты имеешь ввиду? Мне грозит какая-то опасность?
— Нет, Николай, тебе ничто не грозит. Просто ты неуклонно идёшь к непоправимому.
— Но я не совсем понимаю тебя, Óдин…
— Придёт время, ты поймёшь всё, вспомнив наш разговор. А как насчёт планет, — он явно пытался сменить тему разговора, — я не сильно ошибся, называя их?
— Да нет, на Розовой мы уже побывали с Беном, а вот о Мраморной мне ничего не говорилось.
— Тогда твой выбор падёт на планету Озёр, ведь на Розовой ты не остался.
— Да, но мне хотелось увидеть и другие места, чтобы сделать выбор.
— Какой выбор, Ник? — спросил, догнав нас Бен.
— Невежливо встревать в разговор, а потом, он не Ник, а Николай, — строгий тон Óдина несколько охладил пыл юного Бенедито.
И вот мы вышли к городу. Все обиды были забыты. Город этот так необычен! Рядом с небольшими аккуратными домиками стояли настоящие дворцы! От земли они были от тёмно-малинового до бордового цвета, а со второго этажа — белые. Зрелище захватывающее.
– Óдин, почему они такие цветные? — спросил Бен, кивнув в сторону построек.
— Так вот устроено. Чем светлее первый этаж постройки, тем позднее оно сооружено. Со временем розовый цвет станет тёмным и сгустится до бордового. А то, что верхние этажи из белого, тем и не похож наш город на другие.
— Ты говоришь: «наш город», а сам живёшь вне его. Почему? — не удержался я.
— Мне спокойнее быть вдали от всей этой суеты. А потом, я говорил, что мне нравится жить на земле, обрабатывать все те грядки, собирать урожай… Мне так хочется жить, так я и живу.
Мы шли по городу, разглядывая замки, дома и всё, что попадалось.
Люди были одеты большей частью почти как Óдин, я имею в виду мужчин. А женщины! … О! Богатство их фантазии неподвластно созерцанию. Мы шли по городу, казалось, здесь столько народу, но… очень многие знали Óдина! Они приветствовали его кивком ли головы или просто улыбкой. Но что меня поразило ещё больше, это то, что мне известно под названием «базар» или «ярмарка» … Что в этом необычного? Это большая площадь, на которой без всякого упорядочения стоят прилавки. Что здесь есть? Всё съестное! А странность вся в том, что ничто не продаётся. Можно подойти и выбрать всё, что пожелаешь. Хозяин товара ещё и поможет тебе выбрать или сложить. Если поинтересуешься, то расскажет, как лучше приготовить, чтоб сохранить вкус продукта.
— Можно взять вот этот ананас? — робко спросил Бен, указывая на самый маленький.
— Конечно, бери, — ответил ему молодой человек, стоявший за прилавком, его лицо закрывала широкополая шляпа.
— Ты можешь выбрать и самый большой, — сказал Óдин, подходя к Бену.
— А что я буду за это должен?
— Ничего, просто поблагодари, и всё.
— Тогда я возьму вот этот, — и Бен протянул руку к плоду среднего размера и, глядя на молодого человека, сказал:
— Спасибо, дружище, что позволил взять любой ананас, ты, должно быть, очень добрый.
— Благодарю за тёплые слова, мальчуган, — молодой человек тыльной стороной руки поднял шляпу с глаз, слегка столкнув её на затылок, и мы увидели сияющее лицо юноши. Он был искренне рад. Мы пошли дальше. По дороге Óдин объяснил вот что:
— Бенедито по доброте душевной сказал тёплые слова юноше, тем самым он невольно позволил ему посмотреть на окружающий мир.
— Это как так? — спросил я.
— В прошлом этот юноша — вор-карманник. Он прошёл испытания и вошёл в Небесную Страну, но не приобрёл права видеть все её красоты. Ему была дана эта шляпа в наказание. Из-под её полей он мог видеть только возделываемые грядки и путь от поля до ярмарки, и обратно.
— И что, он её никогда не снимает? — вставил свой вопрос Бен.
— И не мог бы снять, не набери он определённое ему в наказание число похвал, идущих от чистого сердца. А Бенедито сказал ему сразу три тёплых слова: «спасибо», «дружище» и «добрый» …
— А как долго он так жил? — поинтересовался я.
— Как долго — не знаю, не присмотрелся к нему, но уже не один десяток лет.
— А сколько ему надо было набрать похвал? — любопытство Бена не имело границ.
— Это известно только Всевышнему, но это число примерно равно числу краж.
— Вот это да! А я что, тоже так буду в шляпе ходить? Я ведь тоже крал…
— Бенедито, — спросил Óдин, — что ты крал?
— Я-то… — Бен смутился, — хлеб из шкафа и конфеты из комода…
— А почему ты это делал?
— Мне жутко хотелось есть … Особенно когда мы жили с мамой у отца в городе… — Бен поник, окунувшись в воспоминания.
Я привлёк его к себе и сказал:
— Ну не расстраивайся, тебе в такой шляпе не ходить.
— Это верно, — подтвердил Óдин.
Бен смотрел на нас, как на богов, снимающих с него кару. Так вот, за разговором, мы шли потихоньку по городу.
Óдин рассказывал нам что здесь есть. В городе было три больших театра, были и просто подмостки для других представлений, которые давали бродячие артисты. Здесь есть и такие. Показал нам Óдин и дома для путешествующих, но при этом сразу оповестил нас:
— Ни в одном из них я не позволю вам остановиться. Вы — мои гости! И я приглашаю вас в свой дом. Никаких возражений не принимаю.