Кристофер Бейч - Круги жизней. Реинкарнация и паутина жизней
Таким образом, настоящий вопрос заключается не в том, есть ли на Земле место случайностям и не подрывают ли они концепцию кармы, а в том, можно ли доверять жизни, может ли она так соединить причину и случай, чтобы защитить наши интересы и способствовать нашему успешному продвижению. Совместима ли случайность с заботой, вниманием? Следующий вопрос еще сложнее предыдущего.
В.: Страдание человека может в отдельных случаях иметь кармический смысл, но как объяснить примеры массовых страданий? Должны ли мы, например, предполагать, что гибель шести миллионов евреев в гитлеровских концлагерях была спланирована?
О.: Утверждение, что в человеческом страдании есть логика, подвергается испытанию на прочность не тогда, когда речь идет о страдании отдельных людей, как бы велико оно ни было, но когда мы говорим о страдании огромного количества народа. Когда мы узнаем о детях, погибших во время катастрофы, или о двадцати пяти тысячах погибших при землетрясении, или о тысячах детей, умерших от голода в Африке, или размышляем о судьбе шести миллионов евреев, чудовищное страдание сводит на нет все попытки понять его логику с помощью какой-либо теории. Принимая принцип кармической предопределенности, я сам, признаюсь, в гневе вскакиваю со стула, слушая поверхностные “объяснения” сторонников реинкарнации, которые они порой дают человеческим трагедиям (“Все они выбрали свои жизни”). Видимо, такое бессердечное отношение выбрано для того, чтобы отгородиться от человеческих страданий, а не предложить объяснение истинной причины происшедшей трагедии. Думаю, более честно допустить, что страдание такого масштаба приводит нас к осознанию своей философской беспомощности. У нас нет другого выхода, кроме как признать нашу неспособность понять кармическую причинность, на которой основываются подобные события. Мы должны прийти к выводу, что в данный момент у нас нет убедительных аргументов. Отражает ли коллективное страдание некую важную цель? Перед лицом такой непостижимой боли можем ли мы предполагать, что Вселенная играет с нами справедливо? Несмотря на то что наши знания неполны, два соображения убеждают меня в том, что человеческое страдание наполнено огромным смыслом и в нем есть своя логика, даже когда я не могу ее доказать.
Во-первых, используя в терапии прошлой жизни разнообразные техники, мы раскрываем и восстанавливаем события, которые шаг за шагом приводили к их настоящему положению, определяем причинно-следственные связи, действующие на протяжении их жизней. Можно не получить таких результатов с каждым индивидуумом, но достаточно большое количество людей, подтвердивших правомочность подобного утверждения, позволяет нам заключить, что в этой малой группе человеческое страдание оказывается исполненным смысла, в нем есть логика. Но можем ли мы, взяв за эталон эту малую группу, перенести такой вывод на все человечество? (Конечно, речь идет не о нескольких случаях, рассказанных здесь, но о сотнях случаях, которые они собой представляют.) Должны ли мы предполагать, что законы причин и следствий справедливы не только для данной группы, но для всех человеческих существ? Если у нас есть основания верить, что некоторые люди живут внутри наполненной смыслом событийной материи, можно ли проектировать эти результаты на человечество в целом и делать вывод, что все люди, как бы ни были огромны их коллективные страдания, находятся в рамках той же самой материи?
Несмотря на загадку, которую представляет собой массовое страдание, я считаю разумным свести все к общему знаменателю и предположить, что при нем действуют те же логические законы, что и при страдании отдельных личностей. Ведь обнаружив, что природа в одном конце сада, где мы копаем, ведет себя определенным образом, разве не резонно ожидать, что она точно так же будет вести себя в другом конце сада, где мы еще не копали? Когда оказывается, что в загадку Человеческого страдания можно проникнуть, исследуя Историю данного человека, и этот процесс повторяется с разными людьми, но с одинаково благотворными результатами и целительным эффектом, вполне разумно предположить, что такие же результаты в принципе можно получить в любой ситуации для любого человеческого существа. Следовательно, не будет ничего неразумного, взяв за основу несколько результатов наших исследований, предположить, что все человеческое страдание, даже массовое, полно значения и смысла. Если кармическая причинность действительно природна, она, подобно всем законам физической природы, может рассматриваться как универсально связывающий закон. Наша уверенность в таком обобщении отражает степень уверенности в том, что мы действительно признаем законы причины и следствия, проявляющиеся в малом образце.
И все же, если случайность играет роль в земном опыте, нам следует определить ее место в нем. Если случайность — часть системы, перед нами две точки зрения. Первая: случай не может так повлиять на события человеческой жизни, чтобы привести к сильному страданию. Это опция “ограниченной случайности”. Она позволяет случайности войти в систему, но ограничивает ее незначительными событиями, которые могут потревожить нас, но не связаны с основными жизненными вызовами. Серьезные же страдания, включая массовые, будут жестко управляться кармической необходимостью.
Вторая: случайность может сыграть роль в сильном страдании, на первоначальный смысл жизни будет сохранен благодаря быстро предоставленной помощи. Настоящее бремя случайностей заключается в том, что они проявляют безжалостное неуважение к нашим стараниям и чаяниям. Они указывают нам, что пот и слезы в глобальной системе вещей не важны и мы не должны рассчитывать на многое. И все же если случай — часть системы, которая заботливо и благожелательно включает все наши достижения в наше же эволюционное развитие, охраняет наше сознание, даже когда тело умирает, тогда случайность страхуется заботой, ее жало лишено яда, она представляется просто одним из рискованных моментов, которым мы подвергаемся, участвуя в ускоренном обучении, называемом человеческим опытом.
Из двух этих точек зрения я склоняюсь ко второй. Первая представляется мне слишком подавляющей и произвольной. Вторая же проверяет наше доверие. Человеческие страдания окружают нас ежедневно, они всегда на виду. Забота же находится за пределами системы, направляющей эти страдания для ускорения нашей эволюции, и ее трудно увидеть. Почему же мы должны думать, что она там есть? Почему должны верить, что жизнь сочетает причину и случайность таким образом, что этот союз соблюдает главные наши интересы и способствует их продвижению? Даже если предположить, что реинкарнация — факт жизни, почему мы должны заключить, что капризная случайность не может привести нашу жизнь к краху, пусть и в рамках реинкарнационной Вселенной? Эти вопросы приводят именно ко второй точке зрения.
Она основана на переживаниях сугубо личных и, следовательно, частных, но проявляющихся в разных контекстах и часто повторяющихся. Например, пациенты доктора Уайттона в метасознании иногда глубоко переживали бессмысленность потока жизни, которая удивляла их и направляла взгляд за пределы личного горизонта. Один из них отмечал:
“Мне было позволено кинуть беглый взгляд на такие уровни сознания, которые находились далеко за пределами всего, что я мог бы облечь в слова. Меня заставили почувствовать, что все, совершаемое нами, на высочайшем уровне полно смысла и значения. Наши страдания не случайны, они часть вечного плана, более сложного и захватывающего, чем мы можем себе вообразить” (с. 98).
Те, кто близко подошел к смерти, но был возвращен при помощи передовых технологий, рассказывают о похожих переживаниях, касающихся жизненной цели и доверия к жизни. Интересными эти эпизоды делает их непреднамеренность, то есть пережившие их люди никак не подготавливали свой опыт, а доверились ему перед лицом смерти. Одно из таких переживаний описано в книге Кеннет Ринг “Направляясь к Омеге”:
“Возле меня было некое Существо, я чувствовала его величественное присутствие. Я не видела его очертаний, различая лишь свет, заливающий все вокруг. Я разговаривала с голосом, звучащим так нежно, что трудно передать словами… По мере того как это любящее и могучее Существо говорило со мной, я постигала безбрежный смысл, лежащий далеко за пределами моей возможности объяснить это ощущение. Я узнала жизнь и смерть, и мгновенно исчез тот страх, который я испытывала…
Время, когда я ощущала это Присутствие, показалось мне вечностью. Светящееся Существо, чистое, сильное, всеобъемлющее, не имело формы, от него на меня и в мой мозг хлынули огромные волны осознания.
Приняв это откровение, я поняла, что действительно не имеет никакого значения, живые мы или мертвые. Это была конечная истина и полное осознание.
