Щемелинин Сергеевич - "Я"
Гигантские халанские леса живут за счет того, что для синтеза органического вещества используют гораздо больший процент падающей на планету электромагнитной энергии солнца, чем все остальные растения, поэтому с той же самой площади поверхности земли они получают в десятки раз больше энергии, которая и позволяет им расти ввысь, удаляя из своего сообщества обычные низкорослые деревья, – сверхвысокие леса на Хале являются самым продуктивным районом во всей Галактике по приросту биомассы в единицу времени на единицу площади.
Подлесок в таких лесах темный и сумрачный; там пахнет влагой и чем-то гниющим, но если подняться выше нижнего яруса листьев, то окружающее пространство кажется наполненным рассеянным светом, идущим из ниоткуда в никуда. Вообще-то растительность Халы разноцветна; зеленый цвет не является в ней преобладающим цветом листьев, как на Земле, и поэтому среди деревьев-великанов царит просто потрясающее буйство красок. Цвета листьев соответствуют тем преимущественным длинам волн света, при которых в листьях данной расцветки процессы фотосинтеза идут наиболее успешно. Листья могут поглощать инфракрасные, видимые и ультрафиолетовые волны, в то время как земные растения с зелеными листьями поглощают в основном излучение красного и фиолетового цвета, вот почему, окраска листьев у этих халанских деревьев просто фантастическая, особенно, для меня, ведь я могу видеть весь этот спектр!
Лиан, всяких разных наростов и растений-паразитов в таких лесах очень мало – исполинские деревья имеют свои, биологические средства борьбы с нежелательными конкурентами, а огромные ресурсы, имеющиеся в распоряжении каждого растения, позволяют им довольно успешно сдерживать пришельцев; к тому же, гиганты не могут позволить себе такую роскошь, как дополнительное утяжеление от нахлебников, увеличивающее их и так почти предельную для таких размеров массу, вот почему в "игру" вступают ядовитые выросты и специальные насекомые, всячески поддерживаемые и стимулируемые деревом. Симбиотические связи в таком лесу очень разнообразны: колоссальное количество органического вещества и энергии, имеющееся у каждого дерева в отдельности и, тем более, у всех них вместе, позволяет превосходно чувствовать тем насекомым и прочим мелким жителям такого леса вроде грибов, земноводных и растений, которые выполняют полезные для дерева функции, например, борьба с паразитами или участие в размножении; а, учитывая то, что в лесу растут деревья разных видов, то за счет этого разнообразия к каждому новому паразиту легко находится нужная "отмычка", и деревья тех видов, которые ее имеют, получают от всего леса дополнительное питание в виде древесного сока, которое позволяет им настолько увеличить производство необходимого "средства" (будь то яд для наростов, подкорковый яд, ядовитые газы, а также питание для "своих" защитных насекомых или же для паразитов древесных паразитов), что в скором времени весь лес очищается от нежелательного гостя. Сверхвысокие леса на Хале очень чистые и здоровые места – они редко поражаются каким-нибудь заболеванием или паразитами.
Несколько раз мы видели такой лес, раскинувшийся от горизонта до горизонта – разноцветное море, бескрайнее, как жизнь. Гора под нами казалась невысоким холмом; бесчисленные реки и громадное количество живых существ были невидимы нам – лишь только птицы парили над этим живым океаном, и я вспомнил слова, которые давным-давно на Земле говорили местные жители о бассейне реки Амазонки: "Бог велик, а лес еще больше".
А потом со мной произошел один достаточно неприятный, но, тем не менее, очень любопытный и поучительный случай, после которого я еще лучше стал понимать Халу. Как-то раз мы охотились в горах и поймали одно животное. Солнце припекало. Все было, как обычно: и лес, и погода, и все вокруг. Поев, мы легли спать, но вскоре я проснулся от того, что мне вдруг очень сильно захотелось пить, и я пошел на поиски ручья. Местность была мне незнакома, рек в ней было мало, поэтому я шел час за часом, а вода все не попадалась мне. Я решил спуститься ниже, надеясь найти хоть какой-нибудь ручей у подножия горы и предполагая еще засветло вернуться к своим. Мне повезло довольно скоро, и я нашел воду. То был не ручей, а целая река – я услышал ее плеск еще задолго до того, как вышел к ней. Речные берега густо заросли растительностью, поэтому я решил воспользоваться звериной тропой к водопою. Воду я нашел довольно далеко от моих "родственников", но по моим расчетам, я вернусь к ним еще до того, как начнет смеркаться.
Подойдя к водопою, я насторожился: мало ли что может случиться – а вдруг какой-нибудь хищник, как раз здесь и подкарауливает свою добычу? Но все было тихо и спокойно. Звериная тропа у воды расширялась в небольшой пляжик, вытоптанный бесчисленными копытами и лапами. Он был весь влажный и скользкий; ни травы, ни камней на нем не было. Я встал на колени и принялся пить воду, зачерпывая ее ладонями. Вода была очень грязная и такая мутная, что в глубину почти не просматривалась. Вскоре во рту у меня появился привкус ила, и какие-то твердые частички уже захрустели у меня на зубах. В целом вода была, конечно, плохая, но напиться можно. Я уже заканчивал пить и думал возвращаться, как вдруг на меня кто-то напал.
Прямо перед моим лицом вода с шумом и брызгами расступилась, и на меня что-то бросилось. Я успел разглядеть только зубы да очертания морды, ибо на дальнейшее разглядывание времени уже не было – я резко откинулся назад, спасая свою голову. Тварь толкнула меня в грудь, повалив на бок. Я видел, как приплюснутая квадратная голова упала на берег рядом со мной и быстро соскользнула в воду.
Я упал очень неудачно, придавив собой правую ногу; левая же нога моя оказалась в воде. Как только серо-зеленая голова скрылась в воде, я сразу же попытался встать со своей ноги, но не успел, так как хищник, схватив меня за свободную ногу, резко дернул ее в воду. Я почувствовал, как зубы вонзаются в мою плоть, почувствовал боль и понял, что зверь хочет утопить меня на глубине.
Кстати говоря, я совершенно не испугался – на это просто не было времени – все произошло слишком быстро – мне нужно было спасать свою жизнь, а не бояться. Когда он рванул меня в воду, я как-то наискось заскользил в реку, высвободив свою правую ногу. Я вцепился обеими руками в землю, но ни травы, ни камней поблизости не было, поэтому следующим же его рывком я был по пояс втянут в реку. Мои руки были полны бесполезной грязи. Я попытался встать на свободную ногу, как вдруг почувствовал, что хищник перехватил мою ногу повыше – теперь он держался за мое бедро.
Я вновь почувствовал рывок, утаскивающий меня вглубь, но уже уперся правой ногой в грунт. Я расставил пальцы как можно шире, чувствуя, как мои тупые загнутые когти входят в вязкий грунт. Хищник рванул меня еще раз, но теперь смог лишь только чуть дальше пояса затащить меня в воду, ибо теперь я уже мог сопротивляться, надежно упершись свободной ногой.
Дальнейшее было ужасно. Я решил вытащить зверюгу на берег, чтобы там можно было использовать свои кулаки. Я был уверен, что убить нападавшего мне не удастся, а вот отогнать – вполне по силам. Агрессор тоже понимал это, и поэтому, когда я мощно распрямил ногу, потянув его на берег, он откусил мне другую: я почувствовал одновременно и усилие в правой ноге, и полыхающую боль в левой. Хруст был ужасен – ведь это хрустели мои кости! Внезапно тяжесть на левой ноге спала, и я выпрыгнул на берег.
Решение животного было мне понятно – лучше без проблем получить небольшой завтрак, чем рисковать получением травмы из-за большого обеда; время идет – кто-нибудь да попадется – не сейчас, так позже!
А тем временем, цепляясь руками и единственной уцелевшей ногой, я откатился к зарослям, и только потом посмел обернуться назад. На предательски грязной воде растекалось большое пятно крови; и широкая красная полоса тянулась от воды к тому месту, где раньше у меня была нога. Кровь выходила широкой струей – это был конец. Боль терзала меня – самочувствие было отвратительным. Агрессор ушел воду, унося с собой мою ногу, а я до сих пор не знаю, кто это был: рыба, крокодил или же еще какое-нибудь другое животное, хотя, впрочем, какая мне теперь разница?! Я был уверен, что умру от потери крови, а может быть, и от заражения крови. Второй вариант дольше и мучительнее – лучше первый.
Оторванная нога болела – я чувствовал ее боль даже в тех местах, у щиколотки, которые уже не принадлежали мне. Какая разница, теперь мне уже все равно! Я потерял очень много крови – больше трети; красная лужа, на которой я лежал, уже почти не пополнялась. Те два метра от меня до воды, казалось, отделяли меня от самого большого страха в жизни. Вот теперь-то, наконец, я стал бояться, хотя и было уже поздно. Я ожидал, что сознание у меня сначала затуманится, а потом и вовсе пропадет, но этого не происходило – я по-прежнему мыслил четко и ясно. Странно. Кровь уже не шла, наверное, вся уже вытекла. Дышать мне стало совсем тяжело – я задыхался.
