Грэм Хэнкок - Власть Талисмана
Возможно, путаница возникает потому, что Мани иногда называли «апостолом Христа»[321] (впоследствии один из титулов павликианских didaskoloi), и поскольку из сохранившихся писем между общинами манихеев в Северной Африке явствует, что они сами считали себя христианами.[322] Общепризнанным является и тот факт, что в манихействе можно обнаружить несколько центральных принципов христианства, включая концепцию «искупительного смысла вещей».[323]
С другой стороны, многое в манихействе выглядит явно не христианским. Для начала, это была абсолютно дуалистическая религия того же толка, что и вероучения катаров и богомилов. Она рассматривала человечество, бесконечно возобновляемое в силках воспроизводства, как творение Бога Зла — идея, безусловно отвергаемая христианством. Кроме того, манихейцы не пользовались или почти не пользовались текстами Нового Завета. Они поклонялись Солнцу и Луне как «сосудам Света» и в этом были совершенно не схожи с катарами и богомилами. Известно, что Мани, иногда называвший себя «апостолом Христа», также часто пользовался более широким определением «апостол Божий».[324] Это означало, что он был эмиссаром или посланником и рассматривал себя как преемника Христа в ряду самых ранних, нехристианских апостолов.
Очевидно, что церковь усматривала в этом опасную ересь. Манихейство признавало Христа, но явно принижало уникальность его миссии, ставя его наравне с основателями хорошо известных языческих религий. Одно из сохранившихся суждений Мани по этому вопросу в его «Книге для царя Шапура» (около 250 года н. э.) не оставляет сомнений по этому поводу:
«От одной эпохи к другой апостолы Божьи неустанно несли людям мудрость и труды духа. Так, в одну эпоху мудрость пришла в землю Индии через апостола, которым был Будда; в другую эпоху она пришла в землю Персии через Зороастра; в третью эпоху она пришла в земли Запада через Иисуса. В эту последнюю эпоху откровение и жребий пророчества снизошли на меня, Мани, апостола истинного Бога в земле Вавилонской».[325]
В этом фрагменте Будда, Зороастр, Иисус и Мани даны как примеры, а не окончательный перечень апостолов Божьих. В другом сохранившемся фрагменте текста Мани называет еще двух «посланцев»: греческого философа Платона (427–347 гг. до н. э.) и греческого бога Гермеса.[326] Во времена Мани Гермес, с которым мы еще встретимся в части II, обычно приравнивался к Тоту, древнеегипетскому богу мудрости.
Встреча с двойникомНесмотря на обширные гонения на манихеев, предпринятые при разных режимах и в разные исторические периоды за сотни лет, некоторые подробности биографии Мани и его притязаний на священную миссию дошли до нас из вполне доступных источников.
Он родился примерно в 216 году н. э. в деревне Мардину к югу от города Ктесифон в окрестностях Вавилона[327] — примерно в 32 км к юго-востоку от Багдада в современном Ираке. Во времена Мани Ктесифон, где находилась «зимняя столица» царя, был важным центром Персидской империи, обладавшим огромным богатством и политической властью. Он выполнял эту функцию при парфянской династии, которая правила в империи с 247 года до н. э. по 224 год н. э. (когда Мани было около восьми лет), и приобрел еще большее значение во времена империи Сасанидов (224–642 гг. н. э.), которая пришла на смену парфянской династии.
Династия Сасанидов имела четко выраженный национальный характер. Первый ее царь, Ардашир I (224–241 гг. н. э.), сразу же учредил древнеперсидское учение зороастризма в качестве официальной религии Персидской империи и наделил ее жрецов (магов) огромными полномочиями. Поскольку Мани в то время жил в окрестностях Ктесифона, мы можем быть уверены, что он был хорошо знаком с зороастризмом, хотя предание о том, что он сам некоторое время являлся «магом», вряд ли соответствует действительности.[328] Зороастризм находился на культурном перекрестке Древнего мира, и такой молодой человек, как Мани, глубоко интересовавшийся духовными вопросами, должен был испытать влияние целого ряда других систем вероучений, включая вавилонскую астрологию, иудаизм, индийский буддизм и греческую философию.[329]
Утверждается, что Мани воспитывался в малоизвестной секте христиан-иудеев, которые называли себя елхасаитянами.[330] Некоторые ученые считают их гностиками[331] и связывают с ессеями из Кумрата.[332] Они были мистиками и визионерами со строгим кодексом благочестия и многочисленными ритуалами, против которых восставал Мани. Но благодаря им он познакомился с учениями христианских гностиков, оказавшими жизненно важное влияние на его мировоззрение.[333] Хотя впоследствии эти учения подвергались преследованию как ересь, в первой половине III века они все еще имели свободное хождение и оказали существенное воздействие на формирование собственного вероучения Мани, имевшего явно гностический характер.[334]
Секретные тексты, существовавшие в секте елхасаитян или в его собственной семье, тоже могли сыграть свою роль. В этом отношении интересно, что в некоторых повествованиях Мани называют приемным сыном пожилой вдовы. После своей смерти она оставила ему драгоценное наследство в виде четырех священных книг, из которых, по предположению критиков, он почерпнул многие учения, которые впоследствии приписал себе.
[335] Эти книги якобы были составлены в Египте «во времена апостолов» неким Скифианом, который познакомился с «мудростью египтян».[336] Скифиан надиктовал эти книги своему ученику Теребинту. Впоследствии Теребинт привез книги в Вавилонию, и после его смерти они перешли к его собственной ученице — той самой вдове, которая усыновила Мани в пожилом возрасте.[337]
Хотя легенды гласят, что Мани был болезненным ребенком, хромым на одну ногу,[338] судя по всему, он рос в сравнительном достатке.[339] Впоследствии он утверждал, что еще в детстве получал откровения от Ахурамазды, «Отца Света», Бога Добра в зороастрийском вероучении.[340] Он также испытывал странные и тревожные видения, которые в наши дни обычно лечат с помощью мощных антидепрессантов. В одном из сохранившихся текстов (так называемый «Кельнский кодекс Мани») он говорит о том, что
«… меня охраняла мощь ангелов Света и могущественных сил, получивших приказ от Иисуса Великолепного о моей защите…[341] Они подавали мне знаки и видения, посещавшие меня на короткое время в меру моих способностей. Иногда, словно вспышка молнии, приходил Он…»[342]
Существо, иногда приходившее к Мани «как вспышка молнии», было ангелом, которого он считал проявлением своей высшей сущности и в разных местах называл своим «Светоносным Я» и Аль-Таум, или «Двойник».[343] Когда Мани было двенадцать лет, Двойник явился ему в видении и сообщил, что на него возложена обязанность передать человечеству великое учение. Для того чтобы сделать это, он в будущем должен оставить секту елхасаитян. Впоследствии молодой Мани жил тихо и неприметно, накапливая тайные знания, полученные от откровений свыше и встреч со своим ангелом:
«С величайшей тщательностью и искусством я соблюдал этот Закон [кодекс елхасаитян], сохраняя надежду в своем сердце. Никто не знал, кто был со мной, и сам я никому ничего не рассказывал в течение долгого времени, но я, подобно им, не следовал обычаю плоти… я не говорил о том, что случилось, и о том, что случится, ни с кем не делился полученными знаниями…»[344]
Возможно, именно в этот период обучения Мани усовершенствовал свои художественные навыки, которыми, по преданию, он впоследствии воспользовался для иллюстрации своих учений, а также приобрел познания в области астрономии и математики, впоследствии прославившие его.[345]
Когда Мани исполнилось 24 года, ему явился Двойник и объявил: «Теперь тебе пришло время заявить о себе и публично провозгласить твое учение».[346] После этого, по словам Мани, «Двойник освободил, отделил и вывел меня из среды того Закона, в котором я воспитывался. Так он избрал меня, вырвал из их среды и привлек меня на божественную сторону».[347] Он также посвятил Мани в тайное знание (гнозис):
«Обо мне, о том, кто я такой и кто мой неразделимый Двойник… о том, кто мой вышний Отец и каким образом, отделенный от Него, я был послан сюда согласно его цели. О том, какое поручение и совет Он дал мне, прежде чем я облекся в это орудие [тело] и прежде чем я заблудился в этой отвратительной плоти… Более того, о моей душе, существующей как душа во всех мирах, — о том, что она собой представляет и как она начала быть. Кроме того, Он открыл мне безграничные высоты и бездонные глубины;[348] он раскрыл таинства, скрытые для мира, которые никому не дозволено видеть или слышать…[349] Он показал мне все».[350]
