Бхагаван Раджниш (Ошо) - Осознанность сегодня. Как сделать медитацию частью своей повседневной жизни?
Тот человек сказал:
– Нет, даже не два дня, я просто окунусь и выйду. В такой холодной воде это займет по большей мере пять минут… Но это странно. Никто не говорил мне, что все эти грехи сидят на деревьях.
Рамакришна продолжал:
– И в тот момент, когда ты оденешься… Ты одеваешься, и грехи возвращаются к тебе, устраиваются поудобнее. И иногда случается так, что это оказываются чужие грехи – если ты им понравишься… «Этот человек красив. Прежний их хозяин уже умер, с ним покончено, а этот хороший, молодой, он может еще нагрешить», – думают они. Они могут упасть на тебя, вот в чем главная беда. Твои точно вернутся к тебе, но к ним могут пристроиться и чужие… А на этих деревьях так много грехов, так что постарайся уберечься.
– Но как я могу уберечься? Грехи невидимы. Я не увижу их, ни когда буду совершать омовение, ни когда они снова упадут на меня!
Рамакришна ответил:
– Тебе решать. Вот почему я туда не иду – в этом нет абсолютно никакого смысла. Эти деревья не просто бесцельно растут там, на протяжении веков они выполняют свою работу.
Человек сказал:
– Ты зародил во мне такие сомнения… Я пойду и еще подумаю, отправляться мне туда или нет. Это пустая затея, если все так и случится. К тому же ты меня напугал – чужие грехи, которых я даже не совершал…
Священники предлагают вам подобные короткие пути, потому что вы ленивы. Вы на самом деле не хотите ничего делать ради своего внутреннего поиска.
Небеса находятся не где-то далеко за облаками. Они внутри вас, и для этого не нужно отправляться ни к Гангу, ни в Каабу. Вам нужно идти к себе. Но ни один священник ни одной религии не хочет, чтобы вы это делали, потому что в тот момент, когда вы это делаете, вы разрываете узы религий – индуизма, ислама, христианства. Все это кажется глупым и бессмысленным. Вы нашли свою истину.
Так что моя работа начинается с негативного – я должен уничтожить все программы, которые в вас заложили. Не важно, кем – не важно, католицизм это или протестантизм, – я должен распрограммировать вас, чтобы вы были чистыми и не несли никакого груза. Ваши двери и окна открыты.
А затем идет вторая часть, основная – научить входить внутрь. Вы прекрасно знаете, как двигаться вовне – на протяжении многих жизней вы шли вовне, вовне, вовне. Вы к этому привыкли. Вы не думаете, когда идете в свой офис: «Сейчас повернуть налево, теперь повернуть направо, здесь повернуть…» Когда вы идете домой, вы тоже не думаете о том, как идти. Механично, как робот вы продолжаете день за днем ходить домой и в офис.
Путешествие вовне – это ваша привычка.
Но внутренний мир – это новый мир, в который вы даже не заглядывали, к которому вы никогда не делали ни одного шага. Поэтому я должен научить вас, как, постепенно, вы можете шагнуть внутрь.
Даже когда я говорю людям двигаться внутрь, они тут же задают вопросы, которые демонстрируют, насколько они сфокусированы на внешних вещах.
Я говорю им:
– Сидите молча.
Но они спрашивают меня:
– А можно мне повторять гаятри мантру?
Не важно, повторяете ли вы гаятри мантру или читаете газету, – и то, и другое является внешним. Я говорю им:
– Сидите молча.
Они говорят:
– Да, верно, но я бы мог по крайней мере повторять омкар…
Это вызывает чувство жалости. Мне жаль их, потому что я говорю им быть молчаливыми, но они просят меня чем-то заполнить их молчание. Они не хотят молчать. Если ничто другое нельзя, тогда сгодится и омкар – подойдет все, что угодно.
Когда я преподавал в университете, мной заинтересовался профессор математики. Нас не представляли друг другу. Просто я, проходя мимо его кабинета, прикладывал один из пальцев к губам и смотрел на него. Он оглядывался по сторонам – видит кто-то или нет? «Люди подумают, что он сошел с ума. Нельзя, чтобы кто-то решил, будто я знаю этого человека», – думал он.
Сначала он отворачивался и шел в противоположную сторону. Мне приходилось хлопать в ладоши. Затем он решил, что лучше стоять у окна, чтобы мне не приходилось хлопать, иначе другие могли услышать. И когда я настойчиво прикладывал палец к губам… он думал: «Выглядит странно, что я ничего не делаю», и он тоже начал прикладывать палец к губам. Вот как мы стали отличными друзьями.
Однажды он пришел ко мне домой и сказал:
– Это уже слишком. Вы сумасшедший или как? Почему вы мучаете меня? Каждый день! Я уже вас боюсь. И если вы придете, когда у меня будет сидеть класс, то они начнут повторять за вами. И я не могу прикладывать палец к губам на виду у других людей, потому что они спросят: «Что вы делаете?»
Я ответил:
– Иначе было нельзя. Не будучи представленным, трудно начать общение с англичанином. – А он был англичанином. – Поэтому я подумал, что это будет прекрасный способ. Я ничего вам не говорю. Я просто прикладываю – это мой палец и мои губы. Я имею полное право прикладывать их, куда захочу.
Он сказал:
– Верно, но – передо мной, всегда передо мной!
Я ответил:
– Вы пришли. Теперь все может начаться.
– Что вы имеете в виду? – удивился он.
Я ответил:
– Вот что я имею в виду: вы собираетесь разрушить свою жизнь, занимаясь математикой?
Он был пожилым человеком, предпенсионного возраста. Он ждал выхода на пенсию, чтобы уехать назад в Англию и осесть на родине.
Он ответил:
– Это важный вопрос, который я много раз задавал самому себе – собираюсь ли я разрушить всю свою жизнь, занимаясь математикой? Чего я добился? Одни только числа, числа, я без необходимости мучаю самого себя, ничего не приобретая.
Я сказал:
– Я знаю один способ. Вы можете просто сидеть в молчании – вот значение этого символа. Этот палец, приложенный к моим губам, просто означает, что нужно помолчать. Всего лишь на полчаса… Вы одиноки. – Его жена умерла, а сыновья разъехались. – Вам больше нечего делать. У вас прекрасный дом, красивый сад. Вы можете сидеть где угодно, просто в молчании.
Он сказал:
– Это хорошая идея, но могу ли я, находясь в молчании, считать от одного до ста? И от ста назад – девяносто девять, девяносто восемь, девяносто семь, до одного, и потом снова назад? Так мне будет легче, это как лестница – от одного к двум, к трем, к четырем, а затем спускаться по лестнице вниз. Но просто сидеть в молчании, без дела…
– Это не годится, потому что вы будете продолжать заниматься тем же глупым занятием – математикой, которой вы занимаетесь всю свою жизнь, – возразил я. – Но в чем проблема просто сидеть в молчании?
Он ответил:
– Просто это выглядит странно… меня могут увидеть. Кто-нибудь может спросить: «Что ты делаешь?» Я так воспитан, что если кто-то спрашивает: «Что ты делаешь?», нельзя ответить: «Ничего», иначе люди подумают что-нибудь плохое. Ничего? Весь мир чем-то занят, а ты сидишь тут и ничего не делаешь?
На всех языках есть пословицы, которые гласят: «Лучше что-то, чем ничего». Что угодно – без каких-либо условий! Странно – что угодно лучше, чем ничего? Во всех языках есть такие пословицы: «Не сиди там без дела, сделай что-нибудь».
Я слышал, как одна женщина рассказывала своей соседке:
– Сегодня у меня хорошая новость. Мой сын, который бездельничал, присоединился к медитационной группе. Теперь он занимается медитацией.
Я проходил мимо и, услышав это, сказал:
– Вы не знаете, о чем говорите, потому что медитация означает просто ничегонеделание. Ваш парень нашел самых подходящих людей, ему подобных. Теперь он ничего не делает в одиночестве, теперь он ничего не делает со многими людьми.
Медитация – это не что-то.
Как только завершена отрицательная часть – а это зависит от вашей разумности, – с ней можно покончить за секунду. Если вы видите, что все то, что у вас есть, заимствовано, и если у вас хватает смелости решить, что «я не буду носить с собой ничего заимствованного, я принимаю решение узнать что-то сам, свою собственную истину»…
Какой смысл знать все то, что было написано о любви, ни разу не испытав этого чувства? Вы можете собрать целую библиотеку о любви – прекрасную поэзию, драмы, романы, – но все это бессмысленно, ведь вы все равно не знаете, что такое любовь. Вы никогда не любили. Один момент любви ценнее всей вашей библиотеки.
То же верно и в отношении всего, что имеет ценность. Любое понимание о самом себе имеет бо́льшую ценность, чем все ваши писания. Один проблеск вашего сознания, и вы вошли в настоящий храм – который не сделан из кирпича и мрамора, но который существует в вас, он сделан из самого сознания. Это пламя, вечное пламя, которое горит уже целую вечность. Ему не нужно топливо. Оно ждет, когда вы увидите его, потому что при виде его ваши глаза впервые что-то приобретут – радость, свет, песню, красоту, экстаз. И это не будет так, что когда вы войдете внутрь, ваше внешнее будет забыто. Когда вы входите внутрь, ваше внешнее начинает излучать внутреннее – в ваших жестах, в том, как вы видите, в том, как говорите, в той уверенности, которая слышна в ваших словах. Даже ваше прикосновение, даже ваше присутствие, даже ваше молчание будут посланием.
