Анна Борисова - Там
Теперь они оба по небу летели ничем не прикрытые, а впереди оставалось еще два последних судилища, откупаться от которых было уже нечем.
– Что здесь? – дрожа от озноба, показал Губкин на приближающуюся тучу.
"Мытарство ересей. Кощунствовал? Святотатствовал?" Александр головой помотал.
"А сомнения в Вере были?"
– Были…
Повесил Александр голову. Понял, что девятнадцатого экзамена ему не сдать.
Но то ли сомнения его были негубительны, то ли сам этот грех очень уж тяжким не считался, однако не содрали с Губкина кожу. Пару раз когтями окорябали и то, похоже, более для острастки.
"Последнее мытарство для людей святой жизни самое опасное, – объяснил Заступник перед двадцатым облаком. – Кто прожил жизнь безгрешно, но кичился своей святостью. Кто был сух душой и не ведал ни любви, ни сострадания. Ох, многие праведники отсюда, из самого Райского Преддверия, с криком и плачем были низвергнуты в адскую бездну".
– Ну, это не ко мне, – весело сказал тут Губкин. – Жизнь моя, сам видел, не без греха, так что кичиться мне перед ближними было особенно нечем. Пойдем!
И мимо двадцатой заставы, где и людей-то уже почти не было, он прошел спокойно, бестрепетно.
Каменномордые мытари просветили его ненавидящими взглядами, как рентгенами, но не остановили.
– А дальше куда? – спросил он, обернувшись к Андралексу.
Но того рядом не было. Растаял.
Губкин стоял совсем один на пустой каменной дороге, которая начиналась в тумане, в тумане и заканчивалась.
2.11
Картина одиннадцатая
Шин Вада
Плотская стадия существования закончилась, как и положено, судорогой боли, которая одновременно является и смертной, и родовой мукой, ибо граница, отделяющая предшествующую инкарнацию от последующей, едина. Однако, если уж продолжить пограничную метафору, Ваде еще предстояло миновать Нейтральную Полосу. На нее он возлагал особую надежду.
Нет, нет, не надежду! Ни в коем случае! Случайно сорвалось!
Надежда – знак суеты и свидетельство недозрелости Духа, поэтому, едва отойдя от боли, Вада всякие упования в себе подавил. Всецело отдался степенному, безмятежному покою. Ничто ему не страшно, он готов к любому исходу. Именно так ощущает себя Дух, созревший для Нирваны.
Бардо Смерти разворачивалось своим, на все времена установленным чередом, который Вада изучил настолько тщательно, насколько это под силу обычному, живущему в миру человеку.
После Онемения Чувств первым должно было очнуться самое тонкое из них, обоняние. Затем слух.
Так все и произошло.
Донеслось слабое благоухание лотоса. Потом раздался легкий сладостный перезвон. Так звонят подвешенные к окну бронзовые колокольчики, когда их колеблет сквозняк.
Самое опасное теперь – проявлять нетерпение.
Где же сполохи?
Вот они!
Воскресло зрение. Сияние, подобное Полярному, замерцало в черной пустоте. Белый сполох, Красный, Черный, и наконец Пустой, то есть того цвета, что не имеет названия на человеческом языке.
Одновременно Вада тронулся с места, его повлекло куда-то вперед и вверх, с постепенным ускорени shy;ем. Полет давался не без усилий, будто приходилось протискиваться сквозь узкий, теснооблегающий чулок.
Как испугался бы всех этихощущений Дух человека, не изучившего мир переходов из одного бардо в другое. Читая книги о Великом Путешествии, Вада беспокоился, сохранится ли за смертным пределом в его памяти постигнутая Наука Умирания и Перерождения. Сохранилась. Он не только сознавал происходящее, но и помнил, что все это означает.
Чередование разноцветных бликов это распад четырех пран, из которых состоит жизнь: земли, воды, огня и ветра.
Темнота знаменует растворение ума, то есть освобождение Духа от убогой рассудочности, которой вынужден довольствоваться человек, обремененный телом.
Движение через тесный проход это путь, которым Дух выбирается из лона плоти, как новорожденный из лона матери.
Дальше должен воссиять Ясный Белый Свет. Он невыносимо ярок, но тот, кто сможет вынести его, не закричав, не зажмурившись, обретет Свободу и навсегда вырвется из круговорота Сансары.
Не надеяться. Главное не надеяться, напомнил себе Вада, всем своим существом готовясь к главному испытанию.
А все же оно застало его врасплох.
Ясный Белый Свет обрушился на него с такой хищной, жадной силой, что Вада и закричал, и зажмурился.
Не готов! Он оказался не готов к Освобождению. Значит, ему суждено новое перерождение. Он останется в Мире Желаний.
Так и должно было случиться. Слишком неистовы были страсти, владевшие им при жизни. Как это он, суетный грешник, мог надеяться на иное! "Надеяться" – опять это жалкое слово…
Ослепительное сияние угасло, так что можно было снова открыть глаза. Темнота истаяла, Ваду со всех сторон окружали источники света. То было мерное свечение Шести Миров Сансары, не выпустившей умершего из своих цепких объятий.
Вада смирился и терпеливо ждал продолжения. Что будет, то и будет.
Он знал, сейчас начнется явление Внутренних Будд. Перед духом умершего предстанут сначала сорок два Мирных Будды, обитающие в районе сердца и олицетворяющие собою все хорошее, что было в человеке. За ними нагрянут обитавшие в черепе пятьдесят восемь Гневных Будд, и вид их будет настолько ужасен, что не испугается их только Просветленный.
За последние годы своей долгой мучительной жизни Вада настолько отвык чего-либо пугаться, что ему стало даже интересно. Неужто существует зрелище, способное вызвать у него страх? И по слабому шевелению любопытства догадался, что страха не будет. Выходит, он не достоин Нирваны, но по крайней мере достиг стадии Безмятежности?
Здесь его, однако, ожидал сюрприз. Никакого парада Будд не было. Вместо этого прямо перед лицом Вады в воздухе возникла точка, не сразу привлекшая его внимание. Она быстро увеличилась в размере и превратилась в вертящийся кружок, а затем в колесо. Бешено вращаясь, будто подброшенная в воздух монета, колесо упало на землю, стало заваливаться, замедлило вращение. Стало видно, что оно поделено на разноцветные сектора, а может быть, на ячейки.
Ни про какое колесо в книгах написано не было. Правда, свидетельства Просветленных гласили, что бардо перехода у каждого человека может быть неповторимым.
Я не утратил способности удивляться, с огорчением отметил Вада. Мой дух слишком незрел. Но разочарование не побудило его отвести глаза от завораживающего зрелища.
Великий Будда, что это?!
Он смотрел и не верил.
Колесо еще не остановилось, но уже было хорошо видно, что оно собою представляет.
Это была рулетка! Из тех, что используют в игорных домах. В эпоху своей Второй Страсти, мечтая о богатстве, Вада частенько наведывался в подполь shy;ные притоны и однажды даже выиграл большие деньги.
Рулеточное колесо и Колесо Сансары – это одно и то же?
Такого рода открытия обычно делает рассудок, одурманенный сном, когда спящий человек приходит в восторг и трепет от какой-нибудь чуши, над которой сам же утром будет смеяться.
Но до пробуждения Ваде было еще далеко. Да и вообще, кто скажет, что из четырех наших бардо есть сон, а что бодрствование?
Не пытаясь постичь происходящее остатками рассыпающегося земного разума, Вада просто глядел на цветное колесо и ждал, когда оно остановится.
Однако еще прежде, чем оно замерло, удалось рассмотреть ячейки. В них были не цифры и не символы, какие обычно изображают на Круге Перевоплощений, а что-то пестрое и движущееся.
Картинки, маленькие картинки.
Острым взором, будто никогда не ведавшим близорукости, Вада впился в них.
Это были подобия телеэкранов, совсем крошечных, но стоило вглядеться, как изображение расширялось, словно впуская внутрь себя.
Откуда-то Ваде сделалось ясно, что он должен выбрать только одну ячейку и от этого выбора будет зависеть очень многое. Но выбирать следовало не рассудком.
Глаза зацепились за зелено-голубой квадрат и больше от него уже не отрывались. Ячейка определилась сама собой.
То, что это какой-то эпизод из минувшей инкарнации, Вада догадывался. Но какой? Очевидно, особенно значительный, кармоопределяющий.
Экранчик разросся, заполнив всю вселенную. Теперь дух умершего находился внутри этого иллюзорного мира, но пока не распознал его.
Жаркое солнце. Зеленые горы, покрытые тропической растительностью. Голубое южное море. Какие-то хижины, крытые пальмовыми листьями.
Гуам? Не похоже. А все-таки когда-то, где-то это место он уже видел. Посмотреть бы на него с птичьего полета.
Оказалось, что духу это ничего не стоит.
Точка обзора переместилась вверх, Вада увидел под собой океан и странной формы остров. Он был похож на зеленую букву С.
Кратер древнего вулкана, один край которого пробит морем, так что внутри образовалась бухта.
Тут все сразу и вспомнилось.
