Олег Платонов - Мастера государственной измены
Сомнительный образец нравственности представлял и другой видный руководитель масонства александровского времени И. В. Лопухин, составивший несколько масонских книг. Еще в 80-х годах XVIII века он достиг высших масонских степеней, являясь надзирателем для русских ’’братьев’’ в Директории теоретической степени. Его авторитет среди вольных каменщиков был очень высок. Однако совсем иначе к нему относились русские люди, не связанные с ’’фармазонством’’. В воспоминаниях Лопухина поражает его мелкая мстительность в отношении к своим противникам, которых он готов обвинить во всех смертных грехах. Его имя связано с многочисленными тяжбами по денежным делам. Используя свою ’’репутацию’’ важного масона, Лопухин брал у богатых людей деньги в долг, но редко их отдавал. Даже друзья порицали Лопухина за двойственность. ’’Разве... дело наше состоит в том, чтобы исповедовать словами имя Христово, а внешние дела попускать... по общему движению страстей’’, — писал о Лопухине М. М. Сперанский, осуждая его за сутяжничество и нечестность в денежных делах[106].
Современники отмечают склонность Лопухина к ’’пьянству и чванству’’. Интересную характеристику этому масону дает граф Ф. В. Ростопчин. ’’Лопухин, — пишет он, — человек самый безнравственный, пьяница, преданный разврату и противоестественным порокам, имеющий 60 тысяч рублей дохода и разоряющий целые семейства, которым не платит, занимая у них деньги; издатель мистических книг, подающий одной рукой (лицемерно. — О. П.) милостыню бедняку и отгоняющий другою своих злосчастных заимодавцев’’[107]. В старости Лопухин женился на зависимой от него девушке из купеческого сословия.
Такой нравственный облик масонских начальников подавал пример и ’’братии’’. Как отмечали исследователи этого времени, «для многих масонство, особенно в форме розенкрейцерства, было не ’’модой’’, а ’’маской’’, очень удобной для прикрытия самых темных дел — грязного разврата, ненасытного корыстолюбия и жестокого крепостничест-ва»[108].
В это время как никогда в масонской среде процветали доносы и наушничество, особенно связанные с тем, что в ложи хлынуло космополитическое чиновничество, ждавшее от своего участия в масонском подполье немедленной награды, практикуя все испытанные этим сословием методы продвижения по службе.
Масон П. И. Голенищев-Кутузов вошел в историю как организатор травли Н. М. Карамзина[109]. Он состряпал ряд доносов, в которых чернил ’’Историю государства Российского’’, стремясь дискредитировать ее патриотическое содержание. Эти доносы были местью масонских ’’братьев’’ за отказ Карамзина сотрудничать с ними. Историк в юности недолго состоял в одной из лож, а затем вышел из нее, поняв истинные намерения вольных каменщиков.
Злоупотребления в масонской среде продолжались непрерывно. Документы сохранили для нас, например, такие случаи. Смирнов, член ложи ’’Соединенных Друзей’’, получил третью степень путем покупки за 300—400 рублей. О Николае Поморском, члене ложи ’’Урания’’, сохранилось постановление всех членов ложи ’’о недопущении его к работам в виду непристойного его поведения и несознания в том’’.
Известен ряд случаев исключения из ’’братской’’ среды за пьянство и грубость. Отмечены в это время и растратчики — похитители кассы ложи. Это Андриан Случанский, член ложи ’’Соединенных Друзей’’, в 1817 году исполнявший обязанности 2-го стуарта и в том же году исключенный за расхищение кассы[110]. Масон Христиан Фридрих Матеи, по профессии филолог, похитил из московских библиотек 61 древнюю рукопись и продал их за большие деньги за границу. Были, конечно, и другие случаи расхищения казны, воровства, буйства пьяных. Но многие из них заминались. ’’Братия’’ не любила выносить сор из избы, а масонские историки старательно вымарывали их из анналов лож.
Александр I, чувствовавший себя заложником масонских конспираторов, постепенно и очень осторожно стремится освободиться от опасной зависимости. По-настоящему сделать это ему так и не удалось. Однако к концу царствования масонский контроль над Императором, совершенно очевидно, ослаб.
Не решаясь открыто бороться с тайной силой, угрожавшей его власти, он на первых порах избавился от наиболее одиозных фигур — масонов-цареубийц Панина, Палена, Беннигсена, братьев Зубовых, которых он осторожно сослал.
В 1805—1806 годах теряют прежнее влияние масоны Чарторыжский и Строганов. Все меньшее доверие Государь испытывает и к Сперанскому, который не отличался ’’прямотой и искренностью’’[111] и за спиной Царя вел тайные интриги. Как позднее выяснилось, Сперанский, по сути дела, подкупал некоторых высокопоставленных чиновников, чтобы получать от них информацию, которую по роду своей службы ему знать не полагалось. Дело масона Х. А. Бека, служившего в иностранной коллегии в качестве шифровальщика и дешифровальщика секретных документов, показало, что этот чиновник состоял в особой связи со Сперанским, который ’’очевидно без ведома Государя, старался проникнуть в иностранные сношения глубже, чем, может быть, этого хотел Государь’’. Как видно из документов дела, Сперанский стремился подкупить Бека, интересовался его жалованьем, обещал ему свою помощь. Как пишет биограф Сперанского, ’’Бек давал Сперанскому и такие бумаги, на которые не имел разрешения, и со своей стороны обращался к Сперанскому с просьбой по своим личным делам; Бек был в связи со стариком графом Паленом (масоном. — О. П.)’’[112]. Конечно, такой интерес Сперанского определялся интересом масонского подполья, желавшего контролировать всю общественную жизнь России.
Через Сперанского осуществлялась тайная связь Александра I с французским министром иностранных дел Талейраном. Есть основания утверждать, что на каком-то этапе Александр стал подозревать Сперанского в двойной игре, хотя на самом деле связи Сперанского ограничивались сношениями с французскими масонами.
Русские люди с горечью наблюдали за возвышением Сперанского, видя в нем законченного космополита и руководителя масонского движения, связанного с Францией, готовившейся к агрессии против России. Незадолго до войны, в 1811 году, московский губернатор граф Ф. Ростопчин направляет великой княгине Екатерине Павловне записку о масонах, которая становится известна Государю. В ней, в частности, говорилось, что масонская секта ’’подняла голову’’. «Князья Трубецкие, Лопухин, Ключарев, князь Гагарин, Кутузов и сотни других, — писал Ростопчин, — собирались на сходках для предварительного обсуждения важнейших дел. Они стали распространять дурные вести, рассылать по почте мистическую книгу под заглавием ''Тоска об отчизне'' и забылись до того, что возбудили мысль о необходимости изменить образ правления и о праве нации избрать себе нового государя... Они возвысили и умножили свою секту присоединением значительных лиц, которым доставили важные должности, к числу их принадлежат в Петербурге: гр. Разумовский, Мордвинов, Карнеев, Алексеев, Дона-уров; в Москве: Лопухин, Ключарев, Кутузов, Рунич, князь Козловский и Поздеев. Они все более или менее преданы Сперанскому, который, не придерживаясь в душе никакой секты, а, может быть, и никакой религии, пользуется их услугами для направления дел и держит их в зависимости у себя. Они собираются в Москве у Ключарева, но главный всему руководитель некто Поздеев... Они скрывают свои замыслы под покровом религии, любви к ближнему и смирения. Они отлично пьют и едят, преданы роскоши и сладострастию, а между тем постоянно разглагольствуют о целомудрии, воздержании и молитвах. Через это приобретают они легковерных последователей и деньги... Я не знаю, какие сношения они могут иметь с другими странами, но я уверен, что Наполеон, который все направляет к достижению своих целей, покровительствует им и когда-нибудь найдет сильную опору в этом обществе, столь же достойном презрения, сколь и опасном...»[113]
Став генерал-губернатором Москвы, Ростопчин установил за масонами наблюдение. По его мнению, масоны, принадлежащие к Сенату (Лопухин, Рунич и Кутузов), хотели задержать весь Сенат к приходу Наполеона. ’’Их (масонов) намерение, — считал Растопчин, — заключалось в том, чтобы, оставаясь в Москве, играть роль при Наполеоне, который бы и воспользовался ими...’’
Ростопчин справедливо считал масонов способными на любое преступление и государственную измену. Скоро это подтвердилось фактически. По Москве стали распространяться листовки — воззвание Наполеона, переведенное с немецкого языка на русский. В воззвании возвещался поход на Россию, хвастливо заявлялось, что не пройдет и шести месяцев, как Москва и Петербург станут добычей французской армии. Было проведено расследование, на котором выяснилось, что враждебные России листовки распространялись людьми, причастными к масонским организациям. Листовки были переводами из иностранных газет. А так как заграничные издания могли попасть в Россию скорее всего через почтамт, то Ростопчин послал туда полицмейстера разобраться. Однако руководитель почтамта масон Ключарев не пустил представителя власти. Когда же на допрос был вызван сам Ключарев, то он немедленно встретился с распространителем листовок и долго с ним говорил в отдельной комнате. Распространитель листовок был приговорен к ссылке в Нерчинск на вечную каторгу, однако перед вступлением французов в Москву был растерзан возмущенным народом. Позднее масоны жестоко отмстили своему врагу, распространяя слухи о том, что Москву сжег не Наполеон, а Ростопчин.
