Елена Блаватская - Кошмарные рассказы
Я следила за происходящим с напряжённым вниманием. Таинственная операция, известная на Востоке под названием «скин-лекки», происходила непосредственно на моих собственных глазах. Сомневаться было невозможно, и Дюпоте был прав, говоря, что месмеризм является осознанной магией древних, а спиритуализм — неосознанным результатом воздействия той же самой магии на некоторые организмы.
Как только парообразный двойник просочился сквозь поры девочки, госпожа быстрым движением свободной руки вытащила из-под мантильи нечто, на мой взгляд, подозрительно напоминавшее маленький стилет, и быстро положила его девочке за пазуху. Движение было столь быстрым, что месмеризатор, поглощённый своей работой, не заметил его, как он сказал мне потом. Несколько минут прошло в мёртвой тишине. Мы напоминали группу окаменевших фигур. Внезапно вибрирующий пронзительный крик вырвался из уст находившейся в трансе девочки, она подалась вперёд и, схватив со своей груди стилет, несколько раз неистово пронзила воздух вокруг себя, как бы преследуя воображаемых врагов. На губах её выступила пена, и с уст сорвалось бессвязное дикое восклицание, среди диссонировавших звуков которого я несколько раз расслышала два знакомых мне мужских имени. Месмеризатор был настолько испуган, что потерял всякий контроль над собой и вместо того, чтобы отбирать флюид, всё больше добавлял его девочке.
— Осторожно! — воскликнула я. — Остановитесь! Вы убьёте её или она убьёт вас!
Но француз, не желая того, разбудил тонкие силы Природы, над которыми был невластен. Повернувшись, в неистовстве, девочка нанесла ему удар, который мог бы убить его, если бы он не отпрыгнул в сторону, получив лишь небольшую царапину на правой руке. Бедный джентльмен был в панике; взобравшись на стену с проворством, исключительным для человека столь тучного сложения, он уселся верхом на ней и, собрав всю свою силу воли, послал в направлении девочки серию пассов. Буквально через секунду девушка уронила оружие и осталась неподвижной.
— Что ты делаешь? — хрипло крикнул по-французски месмеризатор, восседающий на стене подобно чудовищному ночному гоблину. — Отвечай, я приказываю тебе!
— Я сделала… лишь то, что она… которой вы приказали мне повиноваться… повелела мне сделать, — ответила девочка, к моему изумлению, по-французски.
— Что же эта старая ведьма велела тебе? — грубо спросил он.
— Найти их… которые убили… убить их… я сделала так… их больше нет… Отмщены! Отмщены! Они…
Триумфальный вопль, оглушительный крик адского торжества прозвучал в воздухе и, поскольку он разбудил собак в ближайших деревнях, в тот же момент начался ответный вой и лай, подобно непрекращающемуся эху крика госпожи:
— Я отмщена! Я чувствую это; я знаю это. Моё чуткое сердце говорит мне, что врагов моих больше нет. — Тяжело дыша, она рухнула на землю, в своём падении увлекая за собой девочку, позволившую уронить себя, как мешок шерсти.
— Надеюсь, мой объект сегодня вечером не натворит больше зла.
Она — личность столь же опасная, сколь и удивительная, — вымолвил француз.
Мы расстались. Три дня спустя после того как я была в Т., сидя в столовой ресторана и ожидая свой ленч, я случайно взяла в руки газету и в первых строках прочла следующее:
Вена, 186…
«Две таинственные смерти»«Вчера вечером в 21.45, когда П. собирался удалиться, двое камергеров внезапно проявили великий страх, как если бы они увидели ужасный призрак. Они кричали, шатались, бегали по комнате, поднимали руки, как бы отражая удары невидимого оружия. Они не обращали внимания на нетерпеливые вопросы князя и свиты, но вскоре в корчах упали на пол и скончались в ужасных муках. На их телах не было ни признаков паралича, ни внешних ранений, однако, что удивительно, на них были многочисленные тёмные пятна и длинные полосы на коже, похожие на удары и порезы холодным оружием, но без нарушения кожных покровов. Вскрытие обнаружило тот факт, что под каждым из этих таинственных пятен был сгусток свернувшейся крови. Сие происшествие привело всех в величайшее возбуждение; власти не в состоянии разгадать эту тайну.»
Неразгаданная тайна
Кажется, обстоятельства, сопутствовавшие внезапной смерти господина Делессера, инспектора службы безопасности, произвели такое впечатление на парижские власти, что были записаны особенно подробно. Опуская все частности, кроме тех, что необходимы для объяснения сути дела, мы привёдем здесь эту несомненно странную историю.
На исходе 1861 года в Париж приехал человек, назвавший себя Вик де Ласса, что и было обозначено в его паспорте. Он прибыл из Вены и говорил, что является венгром, владеет имением на границе Баната, недалеко от Зенты. Это был некрупный мужчина, лет тридцати пяти, с бледным и загадочным лицом, длинными светлыми волосами, отсутствующим, блуждающим взглядом и необычайно жёстким ртом. Одевался он небрежно и не броско, говорил и изъяснялся без особой выразительности. Его спутница, предположительно жена, на десять лет младше его, напротив, была потрясающе красивой женщиной, того тёмного, богатого, бархатистого, ароматного, чисто венгерского типа, столь сильно похожего на цыганскую породу. В театрах, в лесу, в кафе, на бульварах, и везде, где развлекается праздный Париж, Эмэ де Ласса привлекала большое внимание и производила сенсацию.
Они снимали роскошные апартаменты на Рю Ришелье, часто посещали лучшие места, принимали хорошее общество, принимали красиво и во всём держались так, как будто обладали значительным состоянием. Ласса всегда имели хорошее сальдо у Шнайдера, Рюте и Си, австрийских банкиров на Рю Риволи, и носили бриллианты, обращавшие на себя внимание своим блеском.
Как же получилось, что префект полиции счёл возможным подозревать господина и госпожу де Ласса и назначил Поля Делессера, одного из самых ловких инспекторов полиции, «выманить» их? Дело в том, что значительный мужчина с блестящей женой был очень загадочной личностью, а полиция имеет обычай воображать, что за таинственностью всегда скрывается либо заговорщик, либо авантюрист, либо шарлатан. Заключение, к которому пришёл префект относительно господина де Ласса было таково, что тот является авантюристом, а также шарлатаном. Только несомненно удачливым, ибо всегда был исключительно скромен и никогда не трубил о чудесах, совершать которые было его призванием, ведь через несколько недель после того, как он обосновался в Париже, салон господина де Ласса стал предметом всеобщего увлечения, и число людей, плативших 100 франков в качестве гонорара за один-единственный взгляд сквозь магический кристалл и одно-единственное послание по его магическому телеграфу, было поистине поразительным. Секрет тут был в том, что господин де Ласса являлся чародеем и обманщиком, чья претенциозность была всеведущей, а предсказания всегда оказывались верными.
Делессеру не составило труда быть представленным и допущенным в салон де Ласса. Приёмы проводились через день — по два часа утром, по три часа вечером. Был вечер, когда инспектор Делессер прибег к помощи вымышленного персонажа, господина Флабри, знатока драгоценных камней и новообращённого спиритуалиста. Он обнаружил красивые, ярко освещённые кабинеты и очаровательное собрание всем довольных гостей, которые, казалось, пришли вовсе не для того, чтобы узнать свои судьбы, заодно внося свой вклад в доходы хозяина, а скорее из уважения к его достоинствам и дарованиям.
Мадам де Ласса играла на фортепиано или переходила от одной группы гостей к другой в манере, казавшейся восхитительной, тогда как господин де Ласса прохаживался или садился в своей ничего не выражающей, отрешённой манере, время от времени говоря что-нибудь, но, казалось, избегая всего могущего броситься в глаза. Слуги разносили закуски, мороженое, крепкие напитки, вина и т. п., и Делессер легко мог представить себе, что попал на весьма скромную вечеринку, в общем ничем не примечательную, кроме двух существенных обстоятельств, которые быстро заметил его намётанный глаз.
Если хозяина или хозяйки не было в пределах слышимости, гости говорили друг с другом понижая голос, весьма таинственно и смеялись не так много, как обычно в таких случаях. Время от времени очень высокий лакей подходил к гостю и с глубоким поклоном вручал ему карточку на серебряном подносе. Затем гость выходил, следуя за торжественным слугой, но когда он или она возвращались обратно в салон (а некоторые совсем не возвращались), то неизменно имели изумлённый и озадаченный вид, были смущены, удивлены, испуганы или возбуждены. Эти чувства, несомненно, выглядели искренними, и де Ласса и его жена, казалось, настолько не были заняты всем этим, что Делессер не мог не быть поражён и изрядно удивлён.
Двух или трёх маленьких эпизодов, произошедших непосредственно на глазах у Делессера, будет достаточно, чтобы пояснить характер впечатления, производимого на присутствующих. Двое джентльменов, молодых, высокого общественного положения и, повидимому, очень близких друзей, беседовали и частенько «тыкали» друг другу, когда величавый лакей вызвал Альфонса. Они весело рассмеялись.
