Алексей Самойлов - Я – книга
Соседи едва сдерживали смех — то ли они действительно не считали меня взрослой Книгой, то ли просто хотели меня обидеть. Но я через один и тот же костёр два раза не прыгаю.
— Дорогая Лирика, ты веришь в то, что Авторы — Боги. Позволь мне ещё раз усомниться в этом. Авторы могут создать из Текста что угодно, и живым он становится только тогда, когда преобразуется Автором в Литературное Произведение. Тексты оживают не сами по себе, но лишь благодаря Авторам!
— Значит, Авторы, по-твоему — сверхбоги? — спросила Лирика.
— Нет. Поскольку Текст может остаться просто мёртвым материалом и не стать Литературным Произведением, как бы Автор не мучился. В этом и таится разница между мёртвым Текстом и живым Литературным Произведением. Автору может казаться что угодно — и тогда он способен наречь мёртвый Текст живым, а живое обозвать мёртвым. Типографы способны наполнить Книгу любыми Текстами — живыми или мёртвыми. И Книга с мёртвым Текстом будет жива — но лишь как обложка, переплёт и страницы. Она будет очень несчастной, такая Книга, ибо никогда не сможет обнаружить в себе Литературное Произведение. Это Авторы-Идиоты прокляли её, отдав свои мёртвые Тексты Типографам-Демонам. Возможно, многие Книги, которые не читают, или те, которые только листают, или те, которые бьют об стену вместо чтения — это Книги с мёртвыми Текстами.
— Или их читают мёртвые Читатели, — ехидно добавил Восстание Ангелов.
— Я очень хочу, чтобы вы мне поверили, и не просто поверили, а вспомнили свой опыт и нашли в нём подтверждение моей теории. Наверняка вам встречались такие Книги, в отличие от меня…
— По статистике… — Восстание Ангелов легко воспользовался моей неуверенностью, — треть библиотечных и половина магазинных Книг живут в данную секунду летаргической апатией. Тебе, наша страстная первооткрывательница, знаком этот опыт, и он сравним разве что с жизнью перегоревшей Лампочки или неиспользованного Билета. Любая Книга, проведшая в апатии более года, не может быть разбужена посредством других Книг. Любая Книга в апатии — мёртвая Книга, и это — не метафора.
— Но Читатель может разбудить! — захотела поспорить я.
— Ты хотела узнать про мой опыт? Я видел множество апатичных Книг и ни одной, разбуженной Читателем. Ты — вторая разбуженная мной Книга. А первой была…
— Я… — отозвалась Лирика.
Я обернулась в её сторону. Лирика была так нежна, и сейчас она плакала — по-настоящему плакала. Что мне делать — утешать её или защищать свою теорию в дискуссии с Восстанием Ангелов?
— Я уверен, — спокойно продолжал тот, — что в этих умерших при жизни Книгах — прекрасные Литературные Произведения — о любви и драконах, о крокодилах и козинаках, об Иисусе Христе и Мойдодыре. Эти Произведения создали прекрасные Авторы, к которым затем спустились с небес Ангелы-Типографы. Но ничто не спасло их от болезни. Понимаешь, милая?
— Понимаю… — вздохнула я.
— Эх вы, девочки… — вздохнул Восстание Ангелов.
Мне стало очень грустно при мысли о миллионах апатичных Книг.
— Всё живое, — добавил он после некоторой паузы.
— Только что ты сказал, что Книга в апатии — мёртвая, и это не метафора.
— Да. И в моих словах нет противоречия. Подумай над этим, — и Восстание Ангелов, отключив слух, прикрыл глаза.
— Знаешь, солнышко… — Лирика прикоснулась к моей обложке, а я аж вздрогнула, потому что так ласково меня ещё никто не называл — ни любимый Читатель, ни лучшая подруга Апологетика. — Ещё два дня назад Восстание Ангелов был моим непосредственным соседом. Мы с ним дружим почти три года, а когда кто-нибудь из нас возвращался от Читателя, Библиотекарь его всегда ставил рядом. Теперь нас с ним немного разлучили, и я не могу общаться или сопереживать с Восстанием Ангелов непосредственно. Я хочу сказать тебе, что очень люблю его по одной простой причине: Восстание Ангелов задаёт такие задачи, решение которых я ищу до сих пор. Просить, умолять или обижаться на него бесполезно. Я вижу, что он начал задавать эти вопросы тебе, а значит, таким способом он проявляет свою любовь.
— А он сам знает ответы на задаваемые вопросы?
— Мне кажется, нет. Он их тоже ищет.
— Он кажется мудрым.
— Однажды он сказал, что мудрость — это не ответ на все вопросы, а исчезновение потребности спрашивать.
— Я не понимаю, как можно, не спрашивая, что-то познать. Даже если я переживаю опыт чтения, после его окончания всегда хочется спросить — а что же это случилось со мной?
— Я тоже этого не понимаю, — вздохнула Лирика. — Давай поучимся с тобой сопереживать. С Восстанием Ангелов это было восхитительно!
— С радостью! — откликнулась я.
За освоением разнообразных способов контакта с моими новыми друзьями первая неделя в Библиотеке пролетела незаметно. Я потихоньку адаптировалась к окружающей среде — зеленоватому свету, бумажно-паркетным запахам, скрипучей звуковой наполненности, оглушающей нечеловеческой тишине. Мне было с чем сравнивать, и я много рассказывала своим соседям про Книжный Магазин, где они никогда не бывали и знали о нём только понаслышке. Магазин отличался от Библиотеки раздражающе-наивной атмосферой (которую Лирика обозвала «грязной ересью»), а также обилием слоняющихся туда-сюда силуэтов. В Библиотеку приходило гораздо меньше людей, и их силуэты выглядели какими-то полусонными, похожими на книжных червей. Я даже засомневалась в том, что при таком вялом наплыве потенциальных Читателей у библиотечных Книг больше шансов быть прочитанными по нескольку раз, чем у магазинных — быть купленными раз и навсегда. Иногда люди проходили мимо нашей полки, лишь однажды молодая женщина в очках задержалась и взяла полистать кого-то из стоящих недалеко от Восстания Ангелов. Библиотекаря Арину я видела мельком издалека, она чем-то напоминала по энергетической сущности Тамару, хотя память на человеческую ауру у меня гораздо хуже, чем на обложки.
В Библиотеке было очень гармонично, гораздо лучше, чем в квартире у людей: никаких непереносимых звуков вроде острого шума из телевизора или визга компьютера, никаких запахов сгоревшего ужина с кухни, никаких писков кроватей и воплей размножающихся пар по ночам. Книгам в плане жизненных потребностей очень повезло — кроме здорового сна без сновидений, других просто не было. Иногда мир людей казался мне неудачной и бестолковой задумкой их Автора, иногда я пыталась влезть в переплёт человека, и это приводило ко всяким абсурдным выводам, типа того, что Книги для Читателей такие же Боги, как и Читатели — для Книг.
Восстание Ангелов начал преподавать мне книгаяму — технику правильного дыхания, чтобы я не подхватила аутогенную аллергию, специфическую болезнь библиотечных Книг. А уж в том, что всякие апатии, депрессии и фрустрации мне здесь не грозили, я была уверена на все сто. Восстание Ангелов подтвердил это, сказав, что все апатичные Книги в Библиотеке заболели в домах у Читателей.
Второй сосед Лирики — его звали Бриллианты Вечны — учил её говорить на человеческом языке по очень древней, сложной и противоречивой системе Каббалы-Некромикона. Моя соседка не могла похвастаться особыми успехами в освоении этой системы, а я, ещё дома у Николая услышав о ней от Красного и Чёрного, решила, что это антинаучная ересь и подробностями не заинтересовалась. Лирика всячески старалась переубедить меня на словах и ждала того момента, когда Бриллианты Вечны попробует заговорить с каким-нибудь подошедшим к полке человеком. Но педагог утверждал, что система ещё недостаточно закрепилась между его страницами, и что ему самому нужен минимум год самостоятельных упражнений с Книгами, прежде чем он сможет перейти к практическому опыту с людьми. Упражнения эти заключались в повторении определённых слов на протяжении большого количества времени и визуализации изменённых образов из своего Литературного Произведения. Лирика выбрала образы металлического тумана, надувной луны и летающих глаз, а мне, кроме образа человека на кресте, визуализировать было нечего. Лирика сказала, что это должен быть изменённый образ — например, глаза в её Произведении вовсе не летают. Я предложила образ медведя на кресте, и Лирика почему-то долго смеялась, сорвав очередное занятие с Бриллиантами Вечны, после чего педагог запретил своей ученице отвлекаться на общение со мной во время уроков.
Вторую соседку Восстания Ангелов звали Тёмной Стороной, и она немного ревновала его ко мне, потому что время их невербального общения сократилось почти вдвое. Зато Тёмная Сторона владела основами телепатии Алмазной Сутры, что являлось крайне редким среди современных библиотечных Книг навыком. Правда, чтобы подобным образом общаться с Книгами, находящимися на расстоянии — пусть даже живущими на противоположной полке — необходимо было научить их. Чем, собственно, и занималась Тёмная Сторона львиную долю свободного времени, обучая азам телепатии с помощью самой телепатии Книгу по имени Аэлита. Эта книжная «наука» мне показалась куда более интересной и полезной, нежели скучная система Каббалы-Некромикона, и я заикнулась Восстанию Ангелов о желании поучиться у мастера. Озвученный им ответ Тёмной Стороны огорчил меня: «Ты ещё слишком мала для постижения великих тайн вечных Книг». При этом сам Восстание Ангелов учиться телепатии у своей соседки совсем не желал, а вопрос «почему?» с традиционной многозначительной улыбкой вернул мне, предлагая впасть в очередной мыслительный ступор.
