Аркадий Бакторов - Копи царя Иоанна
— С какой начнем?
— Достань карту. Это бред, они могут в любой норе прятаться. Мы отсюда усвистаем, а они тут как тут наверх.
— Смотри, тут где-то в углу вход на второй…
— Тсс! — Человек, держащий карту, поднес палец к лицу и сделал знак остальным подойти ближе. Он что-то прошептал, показывая на противоположный угол, после чего отряд попрятался за машины, выставив автоматы из укрытий. Человек подошел к шахте подъемника и громко закричал. — Эй, наверху! Перепилите болгаркой ихний трос, мы уходим в шахты! Поднимите клеть!
Наверху догадались. Внизу тоже болгарка завизжала, и оранжевые огненные искры посыпались в шахту. Клеть с места не сдвинулась, однако генератор завели, и на слух уже нельзя было определить, поднимается она или нет.
В ту же секунду из угла, на который указывал один из спецназовцев, посыпались фигуры, словно вырастающие из пола. В полумрак подземелья вонзились ослепляющие лучи фонарей, но затемненное стекло касок спасло притаившихся в засаде автоматчиков. Первыми беспорядочный огонь по всему помещению, но главным образом, конечно, по конвейерным линиям, открыли выбежавшие из второго яруса. Предсказуемым было то, что бойцы спецназа спрячутся именно там. Бандиты пошли в отчаянное наступление. Надежда на то, что в своих поисках хорошо вооруженные люди уйдут далеко в простирающиеся на километры штольни, и, выйдя из секретного и необозначенного на картах второго яруса, можно будет без труда подняться и, перестреляв оставшееся сверху руководство, уйти в тоннель и убежать на поверхность, блокируя клетью выход спецназу, умерла. Остались инстинкты, и, прежде всего, тупой инстинкт самосохранения. Перед группой захвата у бандитов было только одно преимущество — численное превосходство, причем в два раза. Но и шли они в наступление против спрятавшихся за железные громады людей в бронежилетах и касках, смотрящих на мир через окуляры приборов ночного видения, окрашивающих реальность в неестественно-зеленый цвет.
Шипящие хлопки выстрелов из приглушенных автоматов, оранжевые вспышки, отзвуки пуль, врезающихся в металл машин и зарывающихся в стены. Где-то столкновение сопровождалось искрами. Люди все появлялись, бежали в сторону клети, кто-то дернул за незаметный рубильник — заработал электрический мотор, потянул и вдруг закрутился со всей силы, наматывая обрывок лебедки… все это длилось каких-то несколько секунд.
— Огонь! — раздался твердый, звучащий повелительно в этом хаосе голос, и настоящий шквал обрушился на стрелявших. Огонь вели прицельно, промахнуться на таком расстоянии было невозможно. Одна за другой фигуры падали, оставшиеся стоять разворачивались, бросали оружие, бежали и тоже падали, настигнутые пулей в спину. Минуты встречного огня для группы захвата хватило с избытком.
— Мы сдаемся — прокричали снизу.
— Сколько вас там?
— Пятеро.
— Выкидывайте оружие на поверхность и выходите по одному! Вы все на прицеле! Встать к стене у входа на второй ярус. Руки за голову.
Спецназовцы зажгли фонари. В подземелье в беспорядке валялись убитые. Кто-то насчитал пятнадцать трупов; вместе с теми, кто остался в живых, это как раз было двадцать человек — все были в сборе. Всех пленных обыскали и надели на них наручники. Оружие собрали и сложили в незадействованную вагонетку.
— Спускайтесь, тут чисто! — прокричал тот же человек, который по карте сверял местонахождение входа на второй ярус.
Клеть поползла наверх, и через некоторое время все те, кто ждал развязки над трещиной, оказались в прямоугольном подвале.
— Ничего себе «чисто» — пошутил довольный операцией Николай Петрович, глядя на разбросанные окровавленные тела. — А эти, — он кивнул в сторону стоящих у стены, — что с ними будем делать?
— Думаю, пока и с их расстрелом стоит повременить, — сказал тихо Антон, подойдя к Николаю Петровичу, — они многое знают из того, что нам только предстоит узнать. Наверняка есть надежное место, где они содержат остальных, вот и поместим их туда же.
— Ты гуманен, но в то же время и жесток! — скорчив глубокомысленно-философскую физиономию, многозначительно ответил майор. — Что ж, теперь, хе-хе, сдавайте объект! — обратился он к прижатым к стенке бандитам.
6
— Алмазы! — вскричал один из спецназовцев, рассматривавший под светом своего фонарика промывочные ванны.
Николай Петрович подошел к нему. Рядом с каждой из небольших ванн, которые с таким же успехом можно было бы назвать большими раковинами, где мокла бело-голубоватая глина, стояло по маленькой деревянной коробочке, на дне которой блестели крупицы алмазов. Среди них на глаз можно было различить несколько весьма крупных.
— Это сегодняшние? — обратился он к пленникам.
— Да.
— Где копали?
— Внизу.
— Сверху уже все выработано?
— Сверху мы не можем уследить. Нас было всего двадцать, а их шестьдесят три человека. Они бы разбежались в разные стороны.
— Где они?
— В недостроенном обработочном блоке. Прямо по главному тоннелю. Все штольни первого яруса перекрыты решетками, но их очень много.
— Да уж видим, — сказал Николай Петрович, разглядывая план первого яруса.
Это была карта поселка, где тщательнейшим образом были прорисованы контуры каждого здания, русла речушек и ручьев, неправильные овалы озер, берегморского залива… в общем, подробнейшая карта местности, обозначенная тонкими линиями химическим карандашом. И по всей этой карте тянулась паутина штолен и тоннелей, выходящих далеко за границы поселения. Где-то бумага была просто испещрена линиями, образующими сеть, похожую на план квартальной застройки какого-нибудь западноевропейского города или же Санкт-Петербурга.
На север же тянулись всего три длинные штольни, соединенные тремя поперечными, так что получался прямоугольник, деленный ровно на четыре части вертикальной и горизонтальной линиями. Из угла в угол этой фигуры протянулись два диагональных прохода, сверху вся эта конструкция выглядела как огромный английский флаг, только дополненный для гармонии дополнительной вертикальной чертой.
На запад, а точнее, на северо-запад, тоже уходили три штольни, но через какие-то промежутки они начинали раздваиваться, образуя сложную паутину. «Окружных», соединяющих эти штольни, было огромное количество: именно этот участок, протянувшийся под Святым озером в форме капли, уцепившейся за угол главного грота, напоминал квартальную планировку, а отчасти просто огромный разлинованный в клеточку кусок бумажного листа. От параболы каплеобразной испещренной ходами структуры дальше, параллельно друг другу, отходили ровные штоленки, углубляющиеся в породу не более чем метров на тридцать-сорок, судя по масштабу. Они были похожи на вытянувшиеся ладони рук: группы по восемь таких штолен расходилась в разные стороны от вершины параболы.
С южной стороны шахт тоже не было много. На самой большой «кольцевой», охватившей границы этих двух секторов, было намечено большое количество маленьких штолен, прорыть из которых успели только две — одну на двадцать метров, другую совсем только начали. На юге шахт было меньше всего. Одна незавершенная, но, по всей видимости, старинная, уводила в эту сторону прямо из грота и в одиночестве обрывалась уже где-то под лагерным кладбищем.
Пунктирными линиями на карте были обозначены недостроенные помещения. Корневищем этого огромного куста переплетений подземных ходов был центральный грот, где находился выход во второй подвал мельницы. Завершенную правильную форму, годную для рационального размещения производства, имел только этот грот (Николай Петрович по привычке, что ли, сразу окрестил это помещение «бункером»), хотя построить их планировалось несколько, причем на порядочном расстоянии от монастыря. Самый большой располагался по проекту под дном Святого озера, ближе к самым новым выработкам. Другой — на юго-востоке, также приближенный к новым штольням другого крыла системы.
— Отведите этих и тех двоих из Москвы к «монахам», — распорядился Николай Петрович.
— Нужно взять ключи: они заперты, — сказал один из бывших хозяев, — надо идти по боковому проходу.
— Ведите!
Их повели. Как всегда, под конвоем, как Максим уже отвык, под прицелами автоматов. Пятеро шли впереди, Александр Андреевич и Максим — на небольшом расстоянии. Слева от большого тоннеля, соединяющего два грота, на расстоянии метров в пять начиналась небольшая штольня, такая же, как и остальные, с выползающими из темноты рельсами шахтерской узкоколейки. Конусы фонарей снова заскользили по приземистым сводам тоннеля, стены были непривычного для подземелья мягкого голубого цвета, в которым мельчайшими блестящими крупицами отсвечивал алмазный песок, как будто тоннель был выкрашен металликом. Тоннель был прямым и довольно коротким, не более пятидесяти метров. Он обрывался в пространство небольшого помещения, которое служило бандитам своеобразным командным пунктом. Маленький, по сравнению с предыдущим, грот был чем-то похож на московский недостроенный бункер, где нашли прибежище хранители тайны соловецких подземелий. Повсюду стояли кровати, правда, не двухэтажные грубые нары, как под Арбатом, а самые обычные деревянные кровати с матрацами и прочими предметами подземной роскоши. В кимберлитовых штольнях было сухо, так что при определенном желании можно было себя чувствовать вполне комфортно. Здесь же стоял стол с какой-то тетрадью и неизменной настольной лампой, в которой вместо самой лампочки был установлен небольшой яркий фонарик. По стенам висели керосиновые фонари, стояли два платяных шкафа, а также умывальник с краником, которые теперь продаются в любом магазине стройматериалов-промтоваров, рассчитанном на дачников. Три штольни выходили из его северной стены. Входы туда были перегорожены толстыми коваными решетками. Точно такая же решетка закрывала начало одного-единственного тоннеля, уходившего на восток, к самой обширной, новой и разветвленной части системы. Южный проход в расположившийся по соседству недостроенный грот, служивший жильем для пленников, был плотно закрыт полукруглой железной дверью, напоминавшей «рыбные ворота» монастыря. На старинных петлях красовалась черная шайба хорошего гаражного замка.
