Наталья Степанова - Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 17

Защита Бога – мне, а кукиш – тебе.

Чур, я впереди, а ты, чур, позади.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Есть в мертвом поле сухая шульга,

Она никогда не цветет, не растет.

Скотина ее не ест,

Зверь ее никогда не жрет,

Рука человека не рвет, не берет.

Заклинаю тебя, шульга:

Кто ко мне, рабе Божьей (имя), со злом подойдет,

Тот пусть умом тронется, телом сгниет,

Ран не залечит и проклятым умрет.

Врата ада с моим врагом рядом.

Шульга, возьми моего врага.

Есть три листа, вписаны в них четыре слова:

Отец, Сын, Святой Дух.

Ключ, замок, язык.

Аминь. Аминь. Аминь.

Бог дьявола сильнее,

А я своего врага главнее.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Как на сладкий мед мухи и пчелы летят,

Так бы ко мне липли деньги.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

«Из-за нехватки денег я сдавала комнату квартирантам. Вначале все было хорошо: они вели себя вежливо и спокойно. Но время шло, и начались неприятности. Например, я варила суп, а они втихаря вынимали из кастрюли все мясо и съедали. Я промолчала один раз, второй, а потом мое терпение лопнуло. Когда я им высказала все, что думаю об их поведении, они стали отпираться и заявили, что ничего не делали.

Потом стало только хуже. Обычно в то время, когда я уходила из дому, они копались в моих шкафах. У меня стали пропадать вещи. Квартиранты принялись устраивать застолья, во время которых напивались и орали до утра, не давая мне покоя. Когда же подходил день расплаты за комнату, они заявляли мне, что отдадут в следующем месяце.

Наталья Ивановна, я живу на пенсию, которой еле-еле хватает, чтобы свести концы с концами. Очень уж дорого нынче обходятся коммунальные услуги. А квартиранты мои свет жгут нещадно, а платить за него и не думают. Комнату изгадили так, что заходить противно.

В конце концов я сказала, чтобы они уходили, но они лишь посмеялись надо мной, ведь поняли, что заступиться за меня некому. Пошла я к участковому, он выслушал меня, пришел ко мне домой, а они ему говорят:

–  Врет она все, мы ей деньги за год вперед отдали, только зря вот расписку с нее не взяли.

Ну участковый тогда ко мне с вопросом:

–  А как вы докажете, что они деньги вам не отдали?

Стало мне так обидно, плачу и чувствую себя такой беспомощной, такой слабой, что жить не хочется. А квартиранты уже мне в глаза смеются. Мы, говорят, у тебя навсегда поселимся, а замок поменяешь – скажем, что ты нас обокрала.

Потом стало еще хуже: они не открывали мне дверь, когда я приходила домой, унижали меня, обзывая последними словами. Знаете, просто словами не описать, что я тогда чувствовала.

Как-то я шла по улице, и меня окликнул парень. Не сразу, но я его признала – это был друг моего погибшего сыночка. Стали мы сына вспоминать, я расплакалась, а потом о своей беде ему рассказала. Вечером он пришел к нам с двумя крепкими парнями. Спрашивают они моих наглых квартирантов:

–  За сколько месяцев за квартиру заплатили?

Они говорят – за год! Тут я в слезы, но друг сына им не поверил и сказал мне:

–  Не плачьте. Дайте мы с ними поговорим.

Я замолчала, только стою в уголке, слезы вытираю. Достает Сашин (так звали моего сыночка) друг из кармана деньги и кладет их на стол со словами:

–  Вот деньги, завтра квартира должна быть пустая. Если мы придем в двенадцать часов дня, а вы еще будете здесь, на руках вас вынесем, но вперед ногами, ясно?

Те только головами кивают: мол, ясно, куда уж яснее. Видно, что ребят этих они испугались.

Я тут опять встряла, говорю:

–  Сынок, не давай им денег, ведь они мне давно уже ни копейки не платили!

На это мне Сашин друг ответил:

–  Мать, я знаю, что они не платили, но да черт с ним, так быстрее будет. И пусть только они попробуют нынче же не съехать, завтра об этом будут горько жалеть, недолго, правда. А деньги, что про них говорить, дело наживное! Мне Сашка в Афгане жизнь спас, теперь вот моя очередь помогать, не ему, так его матери.

Уходя, он дал мне денег, хоть я и отказывалась.

Вечером мои квартиранты съехали, о чем я немедленно сообщила по телефону Сашиному другу.

А пишу я Вам, дорогая Наталья Ивановна, вот почему. После ухода квартирантов я стала убирать комнату и обнаружила в шифоньере круг из земли, которая была прикрыта куском ткани. На ткани был нарисован квадрат, а в нем – три круга, один меньше другого. В этих кругах были написаны какие-то непонятные слова. Прочитать я смогла только одно – «смерть». Мне стало как-то не по себе, но пришлось взять себя в руки и убрать землю, ведь больше сделать это было некому. Только я землю выбросила – упала как подкошенная: у меня отнялись ноги. Пролежала я так три дня, вначале пыталась кричать, но дом у нас старый, стены толстые, и меня никто не слышал. Не знаю, что бы со мной было, если бы соседка не заметила моего исчезновения. Вначале она постучала в дверь, потом позвала своего мужа, который и услышал мой хрип (кричать к тому моменту я уже не могла – сорвала голос). Они вызвали участкового и “скорую”, те сломали дверь и отвезли меня в больницу. Сейчас я нахожусь на лечении, но мне становится только хуже. Совсем отчаявшись, я решила написать вам, но так как не могу уже и рукой пошевелить, письмо пишет под диктовку моя соседка по палате. (Кстати, это она купила мне в больничном киоске Вашу книгу, за что я ей безмерно благодарна.) Наталья Ивановна, на Вас моя последняя надежда, умоляю, не откажите мне в помощи. Мне кажется, что причиной моей болезни стала именно та земля с тканью, которую я нашла в шифоньере. Очень бы хотелось вылечиться от порчи, но как – не знаю. И еще: если позволите, то мне хотелось бы попросить опубликовать свой ответ в следующей книге. Дело в том, что я не знаю, где буду находиться в ближайшее время – в больнице или дома, – а книгу мне обязательно купят. Надо сказать, что сейчас рядом со мной очень хорошие, добрые люди, дай Бог им здоровья.

С уважением к Вам, Захарова Варвара Филовна».

Отче Боже, взойди на гору Сионскую.

Та гора никакой горе не вредит,

От той горы горе ко мне не идет, не бежит.

Никому та гора не поклоняется,

Никакой ведьме гора та не покоряется:

Ни ведьме рожденной,

Ни ведьме обученной,

Ни черту, ее помощнику,

Ни первому и ни последнему.

А тот, кто первый меня тронет,

Кто последний меня заденет,

Тот сам рубище белое наденет.

Святою водою не отольется,

Честным крестом не отмахнется,

Перстом не открестится,

Молитвою не освободится.

Будьте вы, мои слова, крепко-накрепко,

Дело плотно-наплотно.

Моим словам ключ,

Делу моему замок.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Ныне и присно и во веки веков. Аминь.