Джон Грир - Секреты «Утраченного символа»
Изначально греческое слово «магейя» (mageia, лат. magia) означало знание или искусство магов (magoi), наследственной касты персидских жрецов. Древнегреческий историк Геродот пишет о том, что маги заведовали жертвоприношениями, погребальными обрядами и пророчествами при персидском дворе, а Ксенофон описывает их как специалистов во всем, что связано с богами. В качестве заимствованного слова в грекоримском обществе оно имело некий налет загадочности, подобно тому как «свами» в Америке XX века означало нечто необычное, мистическое, предположительно очень впечатляющее и вместе с тем несколько подозрительное.
У термина «маг» в эпоху Античности было несколько конкурентов, и каждый из них со временем стал соответствовать отдельному классу того, что мы сейчас называем «волшебник» («чародей, прорицатель, колдун» и т. д.). Греческим словом «гоэс» (goes) изначально обозначали профессионального плакальщика на похоронных церемониях, но постепенно оно стало обозначать самую нижнюю категорию колдунов и чародеев, общавшихся с призраками; также оно могло иметь и значение «шарлатан». Более высокое положение занимал «теос анэр» (theos aner), или «божественный человек», — человек, получивший сверхъестественные способности благодаря аскетизму и почитанию богов. Один из самых известных представителей этой категории — Аполлоний Тианский; к ней же вполне могли отнести и Иисуса из Назарета. Споры по поводу магии приводили к тому, что разными словами обозначали одного и того же человека; например клиенты и последователи называли своего учителя «теос анэр», враги клеймили его словом «гоэс», а все остальные в разговорах между собой упоминали о нем как о «маге». К началу нашей эры слова «маг» и «магия» утратили свои персидские ассоциации и ими стали обозначать примерно то же, что и сейчас. Таким образом, магия стала восприниматься как система ритуалов и особых методов составления инструментов, посредством которых возможно влиять на окружающий мир необъяснимым для обычного (и естественно-научного) понимания способом.
Такое понимание магии создавало некоторого рода трудности, связанные с запрещением магии на законодательном уровне в Римской империи еще задолго до официального принятия христианства. Римское государство издавна питало почти параноидальную неприязнь к частной колдовской практике, что выразилось в таких зверствах, как казнь нескольких тысяч последователей культа Диониса в 186 году до н. э. и преследования христиан на протяжении I–III столетий н. э. Потенциально под римский драконов закон против колдовства попадали любые проявления магии. Распространенные традиционные сельскохозяйственные, знахарские и ремесленные обряды также попадали под определение колдовства, так что для них в некоторых случаях пришлось сделать исключения. Такое широкое определение магии сохранялось на протяжении многих веков даже после официального признания христианства и падения Римской империи, а также в период формирования в Европе новых национальных государств. Любопытно, что распространение христианства на некоторое время даже ослабило преследования магии, поскольку под колдовством церковные авторитеты подразумевали любое обращение к языческим богам или духам. Точно такие же ритуалы, но с обращением к Троице или святым колдовством не считались, поэтому с молчаливого согласия (а иногда и при поддержке) церкви возникла даже целая система христианской практической магии. См. Христианский оккультизм.
Но в конце Средневековья наблюдается резкий перелом в отношении к магии, которая всё чаще подвергается преследованиям. Отчасти в этом виноваты эпидемия «черной смерти» 1347–1352 годов и последующие за ней социальные потрясения. Но в какой-то степени причиной мог послужить и возросший интерес к римскому праву, преподаваемому в университетах. В частности, широко обсуждалось древнеримское определение магии, вследствие чего возникло убеждение в том, что магия остается магией, какие бы существа ни призывались в ходе ритуалов. Такая перемена в понимании понятия «магия» сыграла значительную роль в последующей эпохе «охоты на ведьм», которую современные язычники называют «эпохой сожжения».
Но то же самое возрождение интереса к классическому знанию, которое дало толчок преследованиям ведьм и колдунов, парадоксальным образом породило впоследствии совершенно иные взгляды на магию. Изучение древних мистических и магических текстов, написанных на древнегреческом и латинском языках, способствовало становлению герметизма эпохи Возрождения, согласно которому магическая практика представляет собой религиозное действие, способ прикоснуться к Божественным тайнам. В руках таких христианских герметистов, как Марсилио Фичино (1433–1499) и Джованни Пико делла Мирандола (1463–1494), герметизм Возрождения превратился в более литературную и философскую версию средневекового магического христианства. А у более радикальных деятелей, вроде Джордано Бруно (1548–1600), он и вовсе обрел черты независимой религии, утверждавшей, что она старше и мудрее христианства. Именно за подобные высказывания Бруно и был приговорен к сожжению на костре. Христианское и нехристианское понимание магии как религиозного ритуала сохранялось в оккультных кругах на протяжении нескольких последующих веков вплоть до того, пока в XIX–XX веках ей не было дано новое определение. См. Герметизм.
Следующий сдвиг в восприятии магии начался с протестантской Реформации в XVI столетии и явился следствием радикального переосмысления религии в ходе споров между протестантами и католиками. В частности, английские протестанты, пытаясь опорочить католическую церковь, осуждали ее за приверженность ритуалам и говорили, что их собственная религия состоит в искренней попытке обратиться за помощью к Богу, в доверии Богу во всех земных делах и в пассивном ожидании ответа. Любое действие, которое прямым или косвенным образом являлось попыткой повлиять на духовные силы, согласно их определению называлось магией, а не религией. Такого рода аргументация была неплохим оружием против католицизма, но еще больше ее влияние проявилось в другой сфере. На протяжении XVIII–XIX веков ряд протестантских теологов и философов выработал новое понимание религии, ставшее стандартным в англоязычных и немецкоязычных странах мира. Оттуда оно перешло в сравнительное религиоведение и антропологию — в немалой степени потому, что позволяло объявить все неевропейские религии просто магией. И поныне в некоторых научных работах по магии прослеживается такое разделение между магией и религией, как если бы это была универсальная истина. Но, говоря по существу, любая религия мира, за исключением некоторых разновидностей протестантизма, имеет дело с попытками повлиять на духовные силы, иногда более пассивными, а иногда и активными методами.
Таким образом, влияние Реформации и научной революции серьезным образом сказалось на понимании магии в западном мире. И пока церковные авторитеты порицали магию как попытку бросить вызов всемогуществу христианского Бога, а ученые ломали голову над тем, почему некоторые люди верят в нелепые и противоречащие науке выдумки, практикующие маги постепенно сами переходили от одного определения к другому. Знаменательна в этом отношении деятельность французского оккультиста Элифаса Леви (1810–1875), стремление которого переосмыслить традиционные постулаты магии послужило толчком для современного магического возрождения. Леви определял магию как искусство манипуляции Астральным светом, мистическим веществом-энергией, которая, согласно его мнению, и определяет эффективность всех магических действий. Последующие авторы, позаимствовав теорию Леви о магической воле, значительно расширили его определение. Английский маг и самопровозглашенный Антихрист Алистер Кроули (1875–1947) утверждал, что магия (или «магика», magick, как он сам ее называл) — это наука и искусство осуществлять перемены в соответствии с волей человека. Такое определение, разумеется, слишком широко, и под него подпадает как призыв духов ада, так и приготовление бутерброда. Но на это указывал и сам Кроули, желавший разрушить идеологические барьеры между оккультизмом и другими видами человеческой деятельности. Кроули был также в числе одних из первых оккультных деятелей, воспринимавших магию как способ духовного преобразования и поставивших ее в один ряд с йогой и другими восточными дисциплинами. Английская писательница и оккультистка Дион Форчун (1890–1946) выразилась в том же духе, назвав магию «йогой Запада». На Форчун, как и на Кроули, огромное влияние оказали новые психологические теории, которые в то время разрабатывали Зигмунд Фрейд (1856–1939) и Карл Юнг (1875–1961). Именно психологический подход к магии и побудил оккультистов того периода переосмыслить ее как метод внутреннего духовного развития. То же верно и в отношении другого видного деятеля указанного периода, Израэля Регарди (1907–1985), который изучал работы Фрейда и Юнга, объединяя их идеи с идеями самого эксцентричного из учеников Фрейда, Вильгельма Райха (1897–1957). См. Кроули, Алистер; Юнг, Карл Густав.
