Бхагаван Раджниш - Приходи, следуй за Мною. Беседы по притчам Иисуса. Том 2
...и кто есть Отец, не знает никто, кроме сына, и кому Сын хочет открыть. Для обыкновенного человечества нет другого пути, кроме как смотреть через сына, принимать откровение, понимать Бога через него, который стал с Ним как одно. Раз вы понимаете это, вы уже стали сыном. Тогда через вас могут видеть другие, и все начнет распространяться.
Каждый человек, признавший Иисуса, сам немедленно стал Иисусом. Каждый человек, признавший Будду, сам немедленно стал Буддой. Благодаря самому своему признанию вы достигаете Бога. Тогда всякий, кто признает вас, связывается цепью, связывается мостом с Богом. Один человек может преобразовать весь мир: благодаря нему образуется цепь откровений.
Если вы признаете меня, вы уже стали мной. Потом кто-то признает вас; он стал вами. И это продолжается и продолжается. Лишь маленький камушек брошен в море, и возникают и распространяются волны.
Иисус — это камушек. Вы можете стать Иисусом, если признаете его. В этом настоящий смысл того, чтобы быть христианином: вы признаете Иисуса как сына Божьего и говорите: «Мои глаза еще не могут видеть солнца, свет слишком велик. Я смотрю на лампу... но я признаю, что свет таков же».
Смотреть на Бога прямо — ослепнешь. Смотреть на Иисуса — прекрасно, — он не ослепляет. Но через него можно познать, и глаза мало-помалу настроятся. Когда вы настраиваетесь на Иисуса, вы можете смотреть прямо и на Бога. Мало-помалу Иисус исчезнет — станет прозрачным и уйдет - и останется один Бог. Вот почему снова и снова Иисус говорит: «Я и отец мой — одно».
Признание — один из поворотных моментов жизни. Поиск учителя — это поиск человека, в котором вы можете признать Бога, в котором вы можете признать, что никакие другие доказательства не нужны, в котором вы можете признать — не интеллектуально, но по существу, — что да, есть Бог. Этот человек становится вашим учителем, он становится дверью. Вот почему Иисус все время говорит: «Я дверь, я отверстие, через которое вы можете прийти к Богу».
В противном случае вы можете продолжать спорить. Все ваши аргументы тщетны. Доказываете ли вы, что Бог есть, или доказываете, что Бога нет, не имеет большого значения. Все это интеллектуальная гимнастика; этим ничего не доказывается. Ни один атеист не сможет никогда обратить теиста, и ни один теист не сможет никогда обратить атеиста. На протяжении столетий продолжались эти споры. Похоже, никто не выиграл, похоже, что все это тщетно и бессмысленно. Вы не убедите никого ни в чем, если он сам не откроет глаза и не признает того, что скрыто.
Раз случилось так: Мулла Насреддин проснулся как-то утром и начал плакать и рыдать. Его жена забеспокоилась. Она сказала: «Что случилось? Ночной кошмар?»
Он сказал: «Нет, не ночной кошмар. Я умер, я мертв».
Как теперь убедить его, что он не мертв? Пыталась жена, пытались соседи, но доказать ему что-либо было невозможно. Он упорно стоял на том, что мертв.
Отвели его к психоаналитику. Психоаналитик осмотрел его, поговорил с ним — очень рациональный человек, аргументированный, — и вот говорит, что мертв! И просит: «Дайте мне какое-нибудь доказательство того, что я жив»!
Психоаналитик обдумал ситуацию и сказал: «Хорошо» — ему в голову пришла одна идея. Он сказал: «Пойдемте со мной».
Он взял Насреддина в больницу, в морг, и рассказал ситуацию докторам. Разрезали мертвое тело, и психоаналитик сказал: «Посмотрите, течет ли кровь?»
Крови не было. Идея психоаналитика заключалась в том, чтобы убедить Насреддина, что из мертвых тел кровь не течет, и тогда что-то еще можно будет сделать. Если, по крайней мере, он сможет показать Мулле, что из мертвых тел кровь не течет, а из живых течет...
В течение семи дней он брал Муллу на вскрытие трупов. Разумных убеждений было больше чем достаточно. «Вы убедились!» — спросил психоаналитик.
Мулла Насреддин сказал: «Больше не надо продолжать. Я убедился, что из мертвых тел кровь не течет. Но это никак не меняет моей позиции».
Психоаналитик сказал: «Подождите». Он взял руку Муллы, взял острый нож и сделал маленький надрез на пальце. Потекла кровь. Психоаналитик подумал, что это будет абсолютным доказательством того, что он не мертв. Но Мулла Насреддин посмотрел на кровь и сказал: «Боже мой! И мертвые люди кровоточат!»
Никакое доказательство не может быть доказательством. Если вы убеждены, что Бога нет, все доказательства покажут, что его нет. Если вы убеждены, что Бог есть, тогда все доказательства покажут, что он есть. Никакое убеждение не может быть изменено, поэтому, верите ли вы в Бога или не верите в Бога, и то и другое фальшиво, и то и другое - выдумки. Если вы не признаете... И это не вопрос аргументации. Если вы не откроете глаза и не увидите что-то, что вдруг наполняет вас, все ваше бытие, и в вас возникает уверенность, не интеллектуальная, но по существу...
Искать учителя — это искать кого-то, в ком вы можете признать Бога, кого-то, кто может стать доказательством Бога, — в чьем бытии вы можете ощутить вкус божественного;
в чьих глазах вы можете увидеть проблеск божественного; в чьей любви вы можете почувствовать, как что-то изливается на вас; в чьей песне вы можете почувствовать, можете познать вне сомнений текучую бесконечность. Учитель — это свирель, флейта — пустая флейта, пустота. Через него течет Бог. Если вы признаете это, вы уже стали с ним как одно целое. Теперь это могут в вас признать другие, и оно будет распространяться.
Одни человек, достигший Бога, может стать полным преобразованием для всего человечества. Этого не произошло, потому что люди упорствуют в том, чтобы быть несчастными, они упорствуют в том, чтобы быть слепыми, они упорствуют в том, чтобы быть такими, каковы они есть. Они защищают свой ад, они обороняют свое горе: они вооружаются против Бога.
Вот почему этого не произошло. В противном случае было бы достаточно одного Будды; было бы достаточно одного Иисуса. Но были тысячи Будд, Иисусов, Махавир, а вы продолжаете жить во тьме. Это просто невероятно, но это так.
Не ждите всего человечества. Никто не может сказать, когда вас станет слушать все человечество. Но если вы сами можете слушать, если вы сами можете признать Бога, то и вы станете дверью.
Беседа 4. Вы — величайший учитель?
3 ноября 1975г., Пуна.
Я отшатываюсь от самой мысли о распятии. Убийство Иисуса в тридцать три года, даже в большей степени, чем убийство Иоанна Крестителя или убийство Сократа, кажется совершенно ненужным. Не мог ли он, принц сострадания, завоевать симпатии верховных священников, видя безвыходность всей своей ситуации? В конце концов, они были епископами, не гестапо: несомненно, погруженные во мрак, но не убийцы же. Или хуже того, не толкнул ли он их сам преднамеренно к этой предельной невозможности — когда они были уже обязаны убить его, и, таким образом, выставил их злодеями?
Нужно будет понять одну из самых фундаментальных вещей, и она заключается в том, что люди, которых вы называете плохими, никогда не так плохи, как люди, которых вы называете хорошими. Плохие люди — это плохие люди, и в том, что они плохие, им нет оправдания. О них знают, что они плохие, им некуда спрятаться. Но люди, о которых думают, что они хорошие — респектабельные, заслуженные, уважаемые, религиозные, — вот они по-настоящему опасны, поскольку их плохие свойства могут прятаться за их хорошим обликом. Они могут убить и не почувствовать, что они убийцы. Они могут убивать и продолжать чувствовать, что они совершают убийство ради блага тех, кого убивают.
Обыкновенный плохой человек, преступник, выставлен напоказ. Он знает, что он нехороший. И в этом возможность преобразования: он может понять и может выйти из своего состояния. Но так называемые хорошие люди прячутся под своей личностью. Такой человек может и не понимать того, что он делает, может не понимать, в чем истинная причина того, что он делает. Но ему всегда удается дать этому рациональное объяснение.
Вот так и произошло. И не только в случае с Иисусом; так происходило всегда. Священники, которые были убийцами, никогда не думали, что они делают что-то плохое. Они думали, что спасают свою религию; они думали, что спасают мораль. Они думали: «Этот человек опасен. Он портит молодежь».
Иисусу предъявлялось обвинение — он портит людей, разрушает старую мораль, создает хаос. Это обвинение выдвигалось и против Сократа, это обвинение выдвигается и против меня. Всегда так было.
Священники, индусы они, греки или евреи, — не имеет значения. Священники — защитники старого. Храм построен из прошлого; они защитники, охранители традиции. Конечно, Иисус кажется им опасным. Он может разрушить всю их структуру.
Не то чтобы они обманывали самих себя. Они могли думать, без тени сомнения, что они совершенно правы. «Этот человек опасен. Уничтожить этого человека — значит спасти общество». И конечно, когда есть такая альтернатива - спасти общество, убив одного человека, — то такое убийство стоит того. Священники убивали его из своей доброты, из своей добродетели, из своей морали. Они убивали его именем бога; они убивали его совершенно невинно.
