Лариса Автухова - На помощь далеким мирам
Сегодня она по обыкновению вновь принесла кувшин и кусок лепешки с частью тех плодов, что обрабатывала Эли на поле хозяина. Эли едва слышно спросила девицу, когда же поведут ее в поле. Девица испуганно вскинула глаза, в ее взгляде читался испуг, словно голос обрело животное. Неожиданно для Эли девица быстро-быстро начала ей рассказывать о том, что происходило в городе, что чужестранные злые воины у ворот То, они придут и убьют каждого, что хозяин каждый день теперь ходит по площадям, слушает, о чем судачит народ, и возвращается домой злее некуда.
Девица ушла, а Эли осталась лежать, скрюченная, в своей каморке, обдумывая все услышанное. Ночью ей приснился странный сон. Должно быть, от впечатления, вызванного сбивчивым рассказом работницы хозяина, ее страхом, сон касался угрозы порабощения То. Ей виделись высокие белокаменные стены То с башенками для охранителей города. Но вместе с ними на стены взобрались и все, кто жил в То, стар и млад. Они с тревогой вглядывались во вражеский лагерь, раскинувшийся у самых стен города. Там суетились воины, они готовили какие-то громоздкие сооружения, наверное, орудия для захвата. Внизу дымили костры, на которых в огромных котлах парила какая-то жидкость, распространявшая невыносимое зловоние.
Среди других жителей То на стенах была и Эли. Она, как и все вокруг, с тревогой следила за действиями воинов. Вдруг она ощутила чье-то легкое прикосновение. В испуге она отпрянула, решив, что это, наверное, ее хозяин обнаружил дерзкую беглянку. Но не хозяина увидела Эли, а какого-то незнакомого, уже немолодого человека, который, впрочем, будто бы был ей знаком. Она пристально всматривалась в его облик, словно силилась вспомнить, кого же напоминал ей этот человек с испещренным морщинами лицом и светлыми глазами, одухотворенными высокими мыслями. Незнакомец взял Эли за руку и повел куда-то к краю стены. Он указал на вражеский лагерь и сказал:
— Это страшные и беспощадные воины, они готовятся к битве. Однако жители То не смогут с ними сражаться, ибо они беззащитны, и сии мужи мгновенно окажутся на площадях города, они убьют каждого, кто встанет у них на пути. Но еще не все потеряно. Спасти город можешь ты. Только ты!
Эли недоверчиво смотрела на незнакомца, она не верила ему. Что же может сделать она, если сильные мужи бессильны перед страшным врагом?
— Ты одна, — невозмутимо продолжал незнакомец, — наделена даром изображения событий, людей, животных. В стране воинов живет поверье, что их преследует страшное проклятие могучего животного — двуликого Я-а. Остановит их и обратит в бегство только изображение Я-а. Вот оно! Принимайся за работу! И не внемли ни насмешкам, ни угрозам.
Эли взглянула на блестящую пластинку, вложенную ей в руку незнакомцем, и вскрикнула от ужаса: там она увидела свирепое животное с двумя ликами, изогнувшее свое гибкое тело в прыжке. Эли закричала не своим голосом и проснулась. Прерывисто дыша и обливаясь слезами от страха, она подскочила на своем неудобном ложе. Прошло немало времени прежде, чем ей удалось совладать со своими чувствами и понять, что это всего лишь сон.
Весь день мысли Эли возвращались к странному сну. Она была склонна увидеть в нем какое-то предсказание, распознать нить истины. Незнакомец сказал ей, что только она может изобразить это животное и остановить врагов. Но как ей это сделать, ведь она в неволе? Никто не выпустит ее из этой душной, тесной каморки. А если и выпустит, как же ей изобразить это страшное животное, прочно врезавшееся в ее память? Кто поверит и поможет ей?
Пока было светло, она лихорадочно ощупывала и обглядывала стены своей тюрьмы. Стены, выложенные стволами молодых деревьев, в промежутки между неровностями которых проникал дневной свет, были прочными и неприступными. Проделать брешь в этом частоколе было невозможно. Тогда Эли принялась ощупывать потолок, нависающий прямо у нее над головой. В одном месте у стены ее рука попала в небольшое углубление. Она почувствовала что-то гладкое и ровное, что не было единым целым с потолком. Ей удалось сдвинуть его в сторону, и над своей головой она увидела небо. Свобода была рядом. Но дыра над ее нею была недостаточно большой, чтобы пролезть через нее. Эли решила подождать наступления темноты, а потом попытаться выбраться наружу.
Время тянулось медленно. День все никак не покидал То. Ноги, неудобно согнутые в коленях, затекли, сердце учащенно билось. Эли страстно хотелось вновь оказаться на свободе, вздохнуть полной грудью, с облегчением вытянуть свои конечности. Она мучительно «примеряла» на себя дыру в потолке, всё стараясь понять, поможет ли она в спасении.
Наконец, за частоколом стен ее убежища начали сгущаться сумерки, всё во дворе хозяина постепенно замирало и погружалось в сон. Эли осторожно приподнялась на локте и потянулась к спасительной дыре. Она просунула туда голову и одно плечо, но другое не проходило. Испугавшись того, что ей придется остаться навсегда в этой норе, она стала лихорадочно биться о потолок. Видимо, материал, из которого был построен потолок, оказался не таким прочным, как стены, и, треснув, он отколол от себя порядочный кусок, открывший Эли путь к спасению.
Выбравшись, Эли испуганно озиралась и прислушивалась, нет ли поблизости какого опасного животного или человека. Но кругом всё было тихо. С крыши своей каморки, которая тесно примыкала к ограждению двора, ведущим на улицу, Эли спрыгнула в дорожную пыль и никем незамеченная устремилась прочь от дома хозяина.
Глава 8
Поутру старейшины пришли во дворец к достославному Инасу, правителю То, прося успокоить их сердца и подарить им надежду на спасение детей и внуков. Но Инас встретил старейшин, погруженным в тяжкие думы. В его взгляде таились печаль и тревога.
— О, старейшины, — торжественно объявил им Инас, — вы ждете от меня ободряющих слов, дарующих вам надежды, но у меня их нет для вас. Я сам нахожусь в великом беспокойстве за судьбу своего города и его жителей. Вы знаете, что старейшины, жившие до вас, предупреждали потомков об опасности, таящейся для То в дальних странах. В их бытность чужестранные воины не раз нападали на город, грабили, уничтожали многих мужчин, женщин, детей. И вот ныне, впервые на нашей памяти, и мы видим у стен То полчища чужестранцев, алчущих крови и легкой наживы.
— Но, достославный Инас, — смел возразить правителю самый старый из старейшин, согбенный старец Адар, известный свой суровостью и не по летам острым языком, — нам не пристало позволять врагам убивать и грабить наш То, мы должны дать им отпор. Брось клич, пусть соберутся самые сильные и бесстрашные мужи. Они вступят в схватку с чужеземными воинами, и если будет на то воля Творца, защитят То.
Инас, расстроенный плохими вестями и погруженный в печальные думы, рассеянно внимал словам старца Адара. Он не разделял уверенности старейшины в победе над врагами. Слишком он был наслышан от своих гудар о вероломстве и силе чужеземцев. На их стороне была сила и ловкость, и разве могут жители То, ленивые и неповоротливые, которые только и горазды, что выращивать скот да плоды, разве могут они победить такого врага. Даже предкам, по слухам, более искусным в боевых сражениях, и тем не довелось сломить наступление страшной силы, что уж толковать о нынешних мужах. Инас лишь обреченно вздыхал: внутренне он уже готовился сдать То на милость победителей, он готовился к бесчестью и гибели, ибо подозревал в них жестокость и беспощадность.
— На все воля Творца, — тихо произнес Инас, давая понять старейшинам, что встреча эта закончена.
Старейшины, обескураженные несговорчивостью правителя, его отступлением перед врагом, покидали дворец Инаса, полные отчаяния. Они понимали, что только Инас, как правитель, мог объединить силу мужей То, а теперь из-за его нежелания защищаться город был обречен. Входя к правителю они надеялись на его милость и благословение, а он их не поддержал, он отрекся от То и от всех его жителей. В глубоком молчании они миновали дворцовый двор и оказались на широкой площади. Двери дворца тяжело громыхнули за ними.
Площадь была полна народу. И стар и млад пришли сюда в большом волнении, у всех на устах было только одно, выживут они или умрут. Многие знали, что почтенные старцы отправились к Инасу, и здесь, у ворот его дворца, они ждали решения правителя, ждали своей участи. С появлением старейшин толпа, глухо ропща, медленно подползла к ним. Старцы увидели великое множество вопрошающих глаз, в которых пока еще была надежда. Адар тяжело поднял руку, призывая людей к тишине, она тотчас наступила, тяжелая и гнетущая. Нелегко было Адару ее нарушить, нелегко ему было лишить своих сородичей веры и надежды на спасение. Но ему пришлось сказать им эти скупые, но страшные слова. Буря негодования и отчаянного ропота поднялась вслед за сказанным.
