Наталья Степанова - Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 22
Примерно три месяца назад я ехал по трассе, и мою машину вынесло на встречную полосу. Отделался я тогда легким ушибом, но машина была сильно изуродована, и еще я зацепил дорогую иномарку, но, к моему счастью, она не очень сильно пострадала. Тем не менее владелец дорогого автомобиля предъявил мне счет не только за машину, но и за моральный ущерб – так он заявил.
Денег у меня таких не было, и я ему прямо об этом сказал. Но компания, ехавшая в том автомобиле, избила меня и забрала все документы. Я понял, что с этими людьми лучше не судиться, и стал думать, где взять деньги к указанному братвой сроку.
Продать мне было нечего, нет у меня ни дачи, ни квартиры, а теперь и машины нет. Жил я в общежитии, так как родом из деревни, да и дома я не был целых пять лет.
В надежде на то, что моя мать продаст свой скот ради меня и возьмет в совхозе кредит на свое имя, я собрался и поехал домой в деревню. Вначале у меня мелькнула спасительная мысль не возвращаться в город, осесть в деревне и просто потеряться. Но я тут же подумал, что это мне не поможет. Они по паспорту вычислят мою деревенскую прописку, и тогда будет еще хуже.
Когда я приехал в свою деревню, то удивился тому, как все изменилось за пять лет моего отсутствия. Мама сильно состарилась, болела, давно уже не держала скотину, так как некому было запасать сено. А совхоз наш полностью развалился, и ни о какой ссуде не могло быть и речи. Я с ужасом думал о том, что выхода из моего положения нет. Дома – шаром покати, в шкафчике вместо продуктов лежала куча маминых лекарств.
Я не стал ей рассказывать о своей беде. Она и так без конца хваталась за сердце и говорила, что теперь, когда она меня наконец-то увидела, можно умирать. Она говорила:
– Я Бога просила не дать мне умереть, пока с тобой, сыночек, не увижусь.
От этих слов у меня самого сердце заходилось болью, и я успокаивал маму, что у меня все хорошо, и ей не о чем беспокоиться.
Мама жарила картошку и рассказывала мне деревенские новости. С ее слов стало ясно, что в нашей деревеньке тяжело живется всем, кроме Остаповых, и то потому, что сын у Остапихи плавает по заграницам. У них и видики, и все, что душе угодно. Живая вода и то есть.
– Правда, Остапихи-то нет, а Колька еще из плаванья не вернулся, вот я и приглядываю за их домом. Богатство-то у них ого-го какое! Хотя кому тут у нас воровать-то. Молодежь вся в город убегла, а старики по домам. Живем плохо. Свет редко бывает, все стараются управляться днем, вечером, в темноте, много не наработаешь.
Я слушал мать, но в моей голове уже зацепилась мысль о богатстве Остаповых. Из слов мамы я понял, что их дом остался без присмотра.
“Вот у кого можно взять деньжищи”, – подумал я, и эта мысль не покидала меня ни на минуту.
В деревне темнеет рано. Я сказал матери, что хочу прогуляться, но она не слышала – уснула. Я тихо прикрыл за собой двери и направился к дому Остаповых. На дверях их дома висел огромный замок, который был виден даже через ограду. Значит, Остапиха не приехала, а судя по времени, и не приедет. Автобус из города в это время не ходит. Видимо, она заночевала у знакомых в городе.
“Не расторговалась”, – радостно подумал я.
Поковырявшись в замке, я его снял вместе с петлей. Когда я вошел в дом, у меня возникло такое чувство, будто в комнате кто-то был. Не выдержав, я щелкнул зажигалкой. Прямо передо мной стояла старуха. Руки у нее лежали на груди, а глаза были прикрыты. Если бы она не стояла, то я мог бы поклясться, что она спала. Я дернулся и сильно ушиб плечо. По деревне я несся, как ненормальный. Пока я летел, лай соседских собак стоял такой, как будто не я, а волк бежал по деревне. Только в своем дворе я перевел дух и стал размышлять, кто же мог находиться в доме Остаповых, если на двери висел замок. Я прошел на кухню и сел за стол. Вошла мать и спросила, не болит ли у меня что и почему я не сплю. Не ответив на ее вопрос, я задал ей свой:
– Мама, а кто еще у Остаповых живет?
– Да никто, – ответила мать, – бабка умерла месяц назад, и мы ее похоронили без Кольки, он ведь в плавании. Похоронили Авдотью всем селом. Да я же тебе об этом утром рассказывала, что дом у них закрыт, и я по нашей с ней дружбе приглядываю за двором. Только ты не слушал меня и о чем-то думал. Скрытный ты какой-то стал, город-то, видно, всех хорошо обламывает. Уезжают из села смешливые, а приезжают угрюмые. Беда да и только.
Мать, потоптавшись на кухне, ушла к себе и снова уснула, а я, движимый какой-то силой, снова поплелся к дому Остаповых. Бабка умерла, а Кольки нет, – радовался я, – и этим просто нельзя не воспользоваться. Поскольку дверь была уже без замка, я снова вошел в дом к Остаповым, но войдя, я тут же замер, буквально окаменев от увиденного. Все та же бабка стояла посреди комнаты, скрестив на груди руки и прикрыв глаза. Сердце во мне бухало и трепетало, но я понимал, что бежать мне нельзя, я должен был достать деньги за разбитую машину, и другого выхода, кроме этого, у меня нет. Минуты шли, а мы стояли друг против друга, как два истукана. Наконец я решился и сделал шаг в сторону комода, который я увидел, пообвыкнув в темноте. Вместе со мной ступила и старуха. Я шаг, и она шаг. Когда я выдвигал ящик комода, то старался не глядеть на призрак, твердя про себя, что бояться следует живых, а не мертвых и что это страх нарисовал в моем воображении эту старуху!
И тут на мое плечо опустилась ледяная и тяжелая рука. Колени у меня подогнулись так, как бывает, когда на плечах таскаешь мешки с зерном. Я больше не мог ни двигаться, ни шевелиться. Я понимал, что происходит что-то страшное, чего нельзя объяснить, но и отрицать происходящее тоже невозможно, потому как это было.
На мгновение меня обуяла паника: а что если я сейчас умру? Температура моего тела падала: то ли от страха понизилось давление, то ли от холоднющей руки покойницы. Я не выдержал и заплакал. Я давно так не плакал. Так плачут дети, жалуясь вслух на свои болячки, только я говорил не о болячках, а о том, что меня убьют за эти деньги, за эту машину, которая разбилась не по моей вине, а из-за случайной выбоины в асфальте.
Всхлипывая и подвывая, я говорил, что мне очень жалко мою маму, и если меня убьют, то она останется одна, в нищете, без помощи и поддержки.
После моих последних слов призрак стал отходить и в конце концов исчез. Она будто дала мне свое разрешение взять то, что я могу найти в их доме.
Поискав примерно с час, я нашел пачку долларов под периной и, прикрыв дверь, пулей слетел с крыльца и помчался к себе домой.
Утром я поехал в город, пообещав маме, что скоро вернусь. Я позвонил по телефону, который мне оставил хозяин разбитой машины, чтобы сообщить ему, что деньги я нашел. Но трубку взяла женщина, она сказала, что муж ее скончался этой ночью. Узнав, что я звоню из-за документов, она назвала свой адрес, и я поехал и забрал свои документы. Когда я хотел отдать ей деньги, она их не взяла, а сказала такую фразу: “Может быть, и вправду Бог его наказал за его грехи”.
Возможно, что кто-нибудь скажет, что я ненормальный, но я отнес Остаповым деньги и положил их туда, откуда взял, под перину. Потом я прибил щеколду, и амбарный замок занял свое законное место. Только я-то знаю, что кроме этого замка в доме Остаповых до возвращения Кольки из плавания есть куда более надежный никем не видимый сторож. И не дай Бог еще раз пережить нечто подобное».
Снегурочка Надя
Хочу Вам рассказать о том, что осталось в моей памяти из детства. В наше село приехала на жительство новая семья: бабка с внучкой. Спустя некоторое время люди заговорили о том, что бабка эта – колдунья, но рассказ мой не о ней, а о внучке.
Новенькую посадили за одну парту со мной. Я никогда не хотел сидеть с девчонкой, но с нашей классной руководительницей не поспоришь, ее побаивались все в нашей школе. Здоровая, под два метра ростом, в ботинках 44 размера, она возвышалась над нами, как каланча. Она видела и слышала все, что мы делаем или пытаемся сделать.
Новенькую девочку звали Надей, она приехала к нам из деревни со странным названием – Нахаловка. Название ее бывшей деревни никак не подходило к внешности этой девчонки. Она сидела тихо и слушала внимательно, а когда решала примеры, то голову склоняла к плечику и от усердия прикусывала язык. Ссориться с ней было не из-за чего, и мы с ней, как ни странно, подружились.
Однажды, когда мы с ней шли в школу (нам было по пути), я признался, что совершенно не готов к уроку, а Дылда (такая кличка была у нашей классной) обещала вызвать меня к доске.
Надя выслушала меня и сказала: «Не вызовет, не бойся». Я ничего ей не возразил, потому что знал: если уж Дылда сказала, что вызовет, то будь уверен – так оно и будет. Дылда никогда не бросает слов на ветер.
Весь урок я просидел, затаив дыхание, но к доске меня так и не вызвали. Только не подумайте, что я был лентяй; мне нравилось учиться, но у моего отца время от времени случался запой. В эти дни в доме были крики и слезы, и учить уроки было просто невозможно.
