Константин Ворон - Тайные практики ночных шаманов. Эргархия – Ночная группа
– Раствори восприятие, – вдруг сказал он.
Я растворил восприятие, вновь почувствовал вязкость среды. Лес снова превращался в живое существо, наполняясь глицериновым студнем. От Толстяка исходил липкий жар. Вдруг я почувствовал руками то, что чувствовал Толстяк. Его руки стали продолжением моих.
Я «оторвался», «отклеился» от Толстяка. Подошел к дереву, с трудом преодолевая сопротивление студнеобразного пространства. На расстоянии полутора метров мои руки наткнулись на плотную невидимую слизь. Я ощущал не только прикосновение моих рук к оболочке вокруг дерева, но и то, как дерево воспринимает мои руки. Было такое ощущение, как если бы я потрогал свою руку другой рукой. Дерево было частью меня, и я чувствовал его как медленно текущую плотную реку.
– Хватит, – резко сказал Толстяк.
Все мои ощущения пропали в тот же миг. Я снова был в обычном лесу и стоял возле обычного дуба.
– Попробовал?
– Да, – возбужденно сказал я.
– В больничку не хочешь попасть? В психиатрическую? Тогда сам не пытайся этим заниматься. Если захочешь, я тебя научу, как это делать. Но займемся этим в городе. Здесь нельзя. Здесь гуляют слишком мощные энергии.
– Но как же в городе? Я ведь скоро уеду.
– Если тебе это нужно, то никуда ты не уедешь. А если уедешь, значит, это и не нужно.
– А в Москве этому можно научиться?
– Можно, но это будет очень долго. Я тебя научу за пару лет.
Я поблагодарил и вернулся в лагерь. Локка пристально посмотрел на меня, приглашая взглядом к разговору. Но мне не хотелось общаться ни с кем. Я забрался в нагретую палатку, лег и задремал.
Костер уже догорал. Близилась полночь. Вдруг Барбаросса поднялся и пригласил желающих пробежаться по лесу.
Я осмотрелся. Из «руководящего состава» не было ни Упыря, ни Толстяка. Это подтверждало мои подозрения. Поспешность Барбароссы наводила на мысль, что светящаяся поляна участникам гарантирована.
Я решил вместо бега отправиться в Голубой Каньон и посмотреть на фокус со Светящимся Змеем. Его отсутствие никак не опровергало бы слов Кобры, но если он действительно появится… Я посмотрел на Кобру. Она поняла мой взгляд и присоединилась к группе.
С Барбароссой побежали почти все. Я осторожно вышел на дорогу и за двадцать минут дошел до Голубого Каньона. Ярко светила луна. Я осторожно спустился вниз. С того места, где я остановился, просматривалось начало оврага и место, из которого вытекал ручей. Было жутковато. Я и хотел, и боялся увидеть нечто необычное.
Я просидел, наверное, целый час. Напряжение прошло. Меня стало клонить ко сну. И вдруг я увидел голубоватое свечение в истоке ручья. Оттуда явно выползало нечто змеевидное. Я никогда в своей жизни не испытывал такого ужаса. Тело мелко затряслось, но я заставил себя смотреть на выползавшее чудовище.
Внезапно я поймал себя на мысли, что оно ползет не как реальное тело, а как образ в моем воображении. Темный лес, склоны Каньона и ручей принадлежали нашему обычному миру. А голубое сияние, исходившее от полупрозрачного змеевидного тела, явно было «сделано» из материи сна.
Я вспомнил упражнение Доктора с поимкой черной точки в пространстве между восприятием и воображением. Так же, как я проецировал воображаемую точку на реальную, так же воображаемый Змей накладывался на реальность. Но избавиться от него я никак не мог. Когда я закрывал глаза, то видел его столь же ясно, только он становился оранжевым, а темные силуэты деревьев вспыхивали белым светом.
Внезапно ужас прошел, паника улеглась. Мое сознание стало необычайно ясным и холодным. Я стал последовательно размышлять над природой видения. Присмотрелся к теням, которые отбрасывали деревья рядом со светящимся привидением. Деревья не отбрасывали теней в голубом сиянии. Кусты, через которые полз змей, не шевелились под давлением его огромной туши. Змей явно не принадлежал той реальности, которую я видел перед собой. О его галлюцинаторной природе свидетельствовало и сохранение изображения, когда я закрывал глаза.
Змей полз вперед, казалось, что он ползет сквозь мой мозг. Я не только видел, но и всем телом ощущал его движения. Я чувствовал его тяжесть и не мог избавиться от нее…
Вдруг что-то тяжелое легло мне на плечо. Ужас вернулся. Я отскочил в сторону с воплем (я впервые в своей жизни закричал от страха!), обернулся и увидел Упыря.
– Снова ты шляешься по ночному лесу, – ласково сказал он.
Мне стало страшно уже не от мистического видения, а от подозрения, что он сейчас прямо здесь и убьет меня. Просто метнет нож и убьет. Я смотрел на него, холодея от нехороших предчувствий.
– Ну, чего ты испугался, дурачок? – так же ласково спросил Упырь. – Я же не Рева и не привидение.
Я скосил глаза на дно Каньона. Светящегося змея не было. Странным образом это меня успокоило. Страх прошел, но ноги предательски дрожали.
– Ты хотел увидеть Голубого Змея? Ну и как, увидел? Ты хоть понял, что он живет у тебя в башке, а не в Каньоне?
У меня появилась совершенно сумасшедшая мысль, что Голубой Змей – это глист в моем сознании. И что я им заразился от Кобры.
– Идем в лагерь, – мягко предложил Упырь.
Я успокоился. Мы стали подниматься вверх. Я ждал объяснений. Их не было.
Возле догоравшего костра сидели Локка и Питерец. Локка, судя по всему, втолковывал свои представления о нехорошей сущности Барбароссы. Я предпочел сесть отдельно.
Лихорадочная дрожь сменилась отупением. Так я и сидел, тупо глядя в костер, не думая ни о чем.
Было, наверное, уже четыре утра, когда группа вернулась из лесу. На лицах пришедших читалось потрясение. Парни откуда-то извлекли две бутылки вина («Плодовое крепкое»). Я посмотрел на Кобру. У нее были совершенно безумные глаза. Я понял, что встреча с Олли-Ревой-Лешим состоялась. Я подошел к ней и обнял. Она дрожала. Я увел ее в темноту, подальше от костра и крепко прижал к себе. Она прильнула ко мне. Моя рука скользнула по ее спине, забралась под рубашку, прошлась по голой спине. Она откликнулась каким-то судорожным движением. Пальцы впились в мою грудь. Это не было проявлением страсти. Она искала защиты.
– Что там было? – спросил я.
– Ты знаешь, мы наткнулись на Реву, – прошептала она.
Глава 5
Зеркальный воин
Мы тихонько ушли в лес. И я, и она были взвинчены. Мы сбивчиво и возбужденно рассказывали друг другу о том, что происходило этой ночью.
Примерно через час после начала бега Кобра очнулась от сосредоточения на однообразном ритме и обнаружила, что группа, в которой она бежала, куда-то исчезла. Луну закрыли тучи, и ее свечение не пробивалось сквозь деревья. В абсолютной темноте тропинку можно было обнаружить только на ощупь. Кобра решила нарушить правило и крикнула, что она отстала. Лес молчал. Кобра присела. До рассвета все равно оставалось не более четырех часов. Чтобы не терять времени зря, она растворила восприятие.
Она не смогла сказать, сколько прошло времени, когда из растворения ее вывел громкий треск ломающихся веток. Кобра вскочила. Слева от тропинки на нее надвигалось нечто жуткое, еще более черное, чем абсолютная темнота вокруг. Она различила массивный мужской силуэт. Раздался рев огромного хищника. Силуэт приближался. Его рев сотрясал все ее тело. Кобра вспомнила прошлогоднюю позу-иероглиф Барбароссы и приняла ее. Но это не помогло. Жуткое видение приближалось. Кобра завизжала от ужаса. Тут между ней и чудовищем появился Барбаросса. Рев прекратился. Кобра обнаружила себя в окружении тех ребят, с которыми она начала свой бег. Барбаросса похвалил ее за то, что она выманила Реву, но похвала не растворила страх.
Кобра снова прижалась ко мне. То, что случилось дальше, я не могу назвать сексуальным контактом, это была близость, порожденная потрясением, в котором мы оба пребывали. Это был акт не любви, а поддержка друг друга.
Мы успокоились. Нужно было трезво рассмотреть все варианты происшедшего.
Сопоставили время. Я явственно помнил, что Змей появился при лунном свете, глухая темнота пришла позже, когда я уже сидел в лагере.
Я наметил план – расспросы Барбароссы и Локки и анализ результатов. Визит к Упырю. А пока – спать.
Я вернулся в палатку. Локки еще не было. Сон не приходил. В сознании возникали обрывки всех моих приключений в Бучаке, они сплетались в странные узоры из колючей проволоки, которую я должен был разорвать.
Пришел Локка. Я сделал вид, что сплю.
