Филип Дик - Валис
Гилозоисты верят, что вселенная живая. Это почти то же, что панпсихизм, утверждающий, будто все во вселенной живое. Панпсихизм и гилозоизм делятся на два лагеря.
1. Каждый объект во вселенной – живой независимо от других.
2. Всё является единым. Вселенная едина, она живая и обладает единым Разумом.
Жирный нашел нечто среднее. Вселенная представляет собой иррациональное единое целое, в которое проникла высокоорганизованная форма жизни, обладающая способностями к изощренной мимикрии. Пока она маскируется, эта форма жизни остается незамеченной нами. Она имитирует объекты и процессы, а также то, что эти объекты делают. Из вышесказанного можете заключить, что Зебра, по мнению Жирного, очень велика.
После года размышлений над своей встречей с Зеброй, или Богом, или Логосом Жирный сначала пришел к заключению, что Зебра, или Бог, или Логос вторглись в нашу вселенную. Годом позже он понял, что Логос, или Бог, или Зебра потребляют – точнее, пожирают – вселенную. При помощи процесса, подобного преобразованию вещества. Подобно тому, как хлеб и вино незримо претворяются в тело и кровь Христову.
Жирный узрел это не в церкви – он увидел процесс в окружающем мире. Не в микро-, а в макроформе, причем таких масштабов, что его сознание просто отказывалось воспринимать их. Возможно, вселенная есть незримый процесс превращения в Бога. И с этим процессом приходит вменяемость.
Для Жирного это стало великим облегчением. Слишком долго он имел дело со своим безумием и безумием окружающего мира. Ничто не могло бы обрадовать его больше.
Если Жирный был психом, следует признать, что он страдал странной формой психоза – полагать, что ты столкнулся с проникновением рационального в иррациональный мир. Как лечить такое? Вернуть пациента туда, откуда он начал? Тогда он будет оторван от рационального. Подобное лечение не имеет никакого смысла: это оксюморон, вербальное противоречие.
Но существует и более глубокая семантическая проблема. Предположим, я или Кевин говорим Жирному: «Ты не познал Бога. Ты просто встретил нечто, обладающее качествами, свойствами, природой, силой, мудростью и божественностью Бога». Очень похоже на анекдот о немецкой склонности к двойным абстракциям. Немецкий специалист по английской литературе утверждает: «Гамлет написан не Шекспиром, он написан человеком по имени Шекспир». В английском языке это одно и то же, зато в немецком (стоит подивиться странности германского ума) разница очевидна.
– Я видел Бога, – утверждает Жирный.
Кевин, я и Шерри возражаем:
– Нет, ты просто видел что-то, похожее на Бога, точь-в-точь похожее на Бога.
Сказав это, мы не дожидаемся ответа, мы подобны Понтию Пилату, который спрашивал: «Что есть истина?».
Зебра ворвалась в нашу вселенную и принялась выстреливать насыщенными информацией лучами прямо в мозг Жирного, ослепляя, оглушая его, сводя с ума, и в то же время наполняя знанием, что за пределами понимания. В конце концов это спасло жизнь Кристоферу.
Говоря еще точнее, Зебра уже таилась в нашей вселенной, а теперь лишь приоткрыла маскировку, обнаружила себя и начала выстреливать в Жирного информацию, количество которой не поддается человеческим способам измерения. Она вбивала в его мозг целые библиотеки за какие-то наносекунды. Общее затраченное время передачи информации составило восемь часов. В восьми часах ОЗВ очень много наносекунд. За наносекунду можно загрузить в правое полушарие человеческого мозга фантастическое количество графических изображений.
Павел из Тарса пережил подобный опыт. Давным-давно. О многом он так и отказался говорить. По его собственному утверждению, большая часть информации, которой выстрелили ему в голову – прямо между глаз – на пути в Дамаск, умерла вместе с ним. Вселенной правил хаос, но святой Павел точно знал, с кем ему довелось столкнуться.
Зебра тоже идентифицировала себя Жирному. Она назвалась «Святой Софией». Жирный раньше не знал этого имени. Святая София – одна из необычных ипостасей Христа.
Люди и мир – друг для друга яд. Однако Бог – истинный Бог – проник и в людей, и в мир и сделал все более ясным. Но Бог встретил яростное сопротивление. Безумие натянуло маску и прикинулось своим антиподом – разумом. Тем не менее маска тает, и безумие проявляет себя. Проявляет свой уродливый лик.
Средство от безумия здесь, но здесь же и болезнь. Как не уставал повторять Жирный: «Империя бессмертна». Пытаясь преодолеть кризис, Бог имитирует вселенную везде, где Он проник в нее. Принимает форму палочек, деревьев, пивных жестянок в сточных канавах – мусор нынче не замечает никто. Пребывая в тени, истинный Бог буквально из засады нападает на реальность и соответственно на нас. Выступая в роли противоядия, Бог атакует нас, причиняет нам боль. Жирный на себе испытал, какой это страшный опыт – встреча с Богом живым. Следует вывод: Бог скрывается от нас. Двадцать пять сотен лет прошло с тех пор, как Гераклит написал: «Скрытая гармония лучше явной» и «Природа любит скрываться».
То есть рациональное подобно семени спрятано в нагромождении иррационального. Какой цели служит нагромождение иррационального? Спросите себя, чего достигла Глория своей смертью – не для себя, а для тех, кто любил ее. Она отплатила за их любовь… Чем? Злобой? Не доказано. Ненавистью? Не доказано. Иррациональным? Совершенно верно! Для ее друзей, таких как Жирный, в самоубийстве Глории не прослеживалось никаких четких целей, кроме самой цели самоубийства. Можно назвать это целью без цели. Ее мотивом было отсутствие мотива.
Мы говорим здесь о нигилизме. Даже под самой смертью и желанием смерти лежит что-то еще, и это что-то есть ничто. Фундамент реальности – ирреальность. Вселенная иррациональна, поскольку основана на ирреальном.
Знание это не помогло бы Жирному. «Дрянь, – сказал бы Жирный, успей он схватить Глорию, когда та выпрыгивала из окна. – Какого хрена? Просто скажи мне, какого хрена?»
А вселенная ответила бы: «Мои пути неисповедимы, о человек». Что можно перевести как «В путях моих нет смысла, как нет его в путях тех, кто часть меня».
Все это оставалось неизвестно Жирному, когда он покидал Северное отделение. Он не знал, что делать. К Бет Жирный вернуться не мог, а к кому идти? К счастью, он не забыл, что в Северном отделении его навещала Шерри, у нее как раз был период ремиссии. Жирный решил, что его единственный друг на всем белом свете – Шерри Сольвиг. Он нарисовал себе яркие перспективы: решил пожить у Шерри, поддержать ее дух во время ремиссии и ухаживать за ней в случае, если Шерри снова станет худо.
Нет, доктор Стоун не излечил Жирного, когда в конце концов выяснилось, что им двигает. Жирный мчался к гибели все быстрее и на этот раз куда более умело, чем когда-либо раньше. В поисках боли он стал настоящим профессионалом: он изучил правила игры. В своем безумии, – полученном, по теории Жирного, от безумной вселенной, – он хотел быть с кем-то, кто тоже жаждет смерти.
«Хитро, Жирный, – сказал бы я ему, знай я о его планах на будущее, еще в Северном отделении. – Сейчас ты поступил ловко». Я хорошо знал Шерри: она делала все возможное, чтобы избавиться от ремиссии. Я уверен в этом, потому что Шерри с завидной регулярностью срывала злость именно на тех докторах, которые ей помогали.
В глубинах помутившегося рассудка Жирного созрело решение. «Я помогу Шерри остаться здоровой, но если – и когда – ей снова станет худо, я буду рядом, я все для нее сделаю».
Вот в чем состояла его ошибка: Шерри не просто хотела вновь заболеть; она, как и Глория, планировала забрать с собой как можно больше народа – прямо пропорционально ее любви к окружающим. Жирный любил Шерри. Что еще хуже, он был благодарен ей. Из этой глины Шерри на своем извращенном гончарном круге, коим являлся ее мозг, могла вылепить такой горшок, который разбил бы то, что сделал Леон Стоун, что сделала Стефани, даже то, что сотворил Бог. Слабое тело Шерри скрывало такую силу, коей хватило бы расправиться со всеми, включая Бога живого.
Жирный решил отдаться в лапы Антихриста. Причем мотивы его были самыми благородными: любовь, благодарность и желание помочь.
Именно то, что питает ад – благие намерения.
Шерри Сольвиг жила в крохотной комнатке без кухни; посуду ей приходилось мыть в раковине в ванной комнате. Потолок был весь в разводах от прорвавшейся этажом выше канализации. Жирный пару раз навещал Шерри; ее жилье портило ему настроение. Он полагал, что если бы Шерри перебралась в нормальную современную квартиру с ванной, то наверняка воспряла бы духом.
Разумеется, Жирному было невдомек, что Шерри нуждалась именно в таком жилище. Неряшливые апартаменты являлись результатом ее болезни, а вовсе не причиной. Любое ее жилье скоро становилось именно таковым, в чем Жирный вскорости и убедился.
В тот момент времени Жирный, однако, был готов к бесконечной серии добрых поступков по отношению к той, которая самой первой посетила его в палате интенсивной терапии и позже в Северном отделении. У Шерри имелись официальные документы, подтверждающие, что она христианка. Дважды в неделю она причащалась и один раз посещала службу. А еще она называла своего священника по имени. Благочестивее быть просто невозможно.
