Ольга Обнорская - Сад Учителя
Учитель помолчал и задумчиво повторил:
— Да, всё во всём… И сила, одухотворяющая всё, — Любовь. И пока это понимание не достигнуто сердцем, ничто ещё им не может быть истинно постигнуто.
Учитель встал.
— Я ещё хочу тебе сказать, чтобы ты чаще приходила в Мой Сад. Пойдём, Я тебе покажу одно место в Саду, где особенно хорошо сидеть и размышлять.
Мы спустились в Сад и пошли налево в ту его часть, куда я ещё ни разу не заходила. Это была наиболее дикая часть Сада, невозделанная, в ней росли высокие деревья и густые кусты, много травы. Мы дошли до места, откуда открывался чудесный вид на горы, на их снежные вершины. Здесь, в кустах, образующих нишу, стояла скамейка.
— Сядем здесь, — сказал Учитель. — Это место очаровательно. Приходи сюда. Я тоже люблю бывать здесь. Но Мне нет времени для долгого здесь пребывания. Я не всегда веду жизнь такого «счастливого фермера», каким ты Меня видишь, — прибавил Он улыбаясь. — У Меня много различных дел, и Я часто удаляюсь из Сада и надолго. У Нас нет ночей для сна. Наша жизнь не подкрепляется сном, она в этом не нуждается. У Нас есть другие способы отдыха.
Мы сидели недолго.
— Вернёмся обратно на терраску, — сказал Учитель. Там Он ушёл в комнату и скоро вернулся. В руке Он держал два разных листика разных растений. Одним Он потёр мне виски, между глаз и около ушей. Прикосновение этого листочка было слегка шершаво, но мягко. Другим листиком Учитель протёр мне оба глаза и велел потереть его в пальцах. Этот листик был гладок и холодноват на ощупь, раздавленный, он издавал аромат лимонной корки.
— Это укрепит тебя, — сказал Учитель. — Иди с миром! И не забудь, что в шесть часов молитва.
Весь облик Учителя так прекрасен! Сегодня я особенно ясно разглядела тонкую, одухотворённую красоту Его лица. Иногда на Его лицо, как лёгкое облако, налетала тень грусти, но, когда оно освещалось радостью, его свет мне казался солнцем, освещающим миры. Более совершенной красоты, благородства и одухотворённой нежности я не могу себе представить. И всё же, всей красоты этого дивного лица я не могу ещё почувствовать ясно, во всей глубине Его красоты и мудрости. Но счастье во мне растёт от сознания всей необычайной радости, которая выпала на мою долю.
Вечер.
Я взошла в Сад. По всем направлениям, со всех дорожек шли братья в белых одеяниях, таких, как и на мне теперь. Некоторые шли группами в три, четыре человека, некоторые парами и одиночки. Некоторые сидели на скамейках и тихо беседовали. Число их всё прибывало. Я чувствовала себя среди них как бы чужой и, робко прижавшись к кусту, стояла в отдалении. Ко мне подошла девушка, очень красивая блондинка, я её заметила ещё утром на молитве.
— Пойдём к нам. Мы хотим быть с тобой.
Она взяла меня за руку и повела к площадке роз. Мы шли молча, но она так ласково улыбалась, и её глаза говорили мне без слов. На площадке роз уже было много людей в белом. К нам подошли ещё четыре девушки и молча, улыбаясь как-то особенно значительно, окружили меня. Были ли они все красивы? Не знаю, в них было что-то значительное, что-то очень родное и близкое сердцу. Вдруг одна из них шепнула мне:
— Мы все любим Учителя!
И все тихо рассмеялись радостным и счастливым смехом.
Вообще это трудно рассказать. Мы не привыкли к такому общению, без особых слов, без любезностей, которыми не всегда искренне мы обмениваемся при встречах. Часто люди произносят слова как бы для того, чтобы крепче поставить преграду между собой и людьми, чтобы сильнее отгородиться от них и спрятать за словами свои истинные мысли и чувства. Здесь же было так, словно каждое сердце было как открытый настежь дом, где всё радостно, чисто и залито солнцем.
Многие подходили к нам. Без любопытства, без суетливости и восклицаний, но полные какой-то особой, внутренней радости, новые друзья приняли меня в своё братство. Это было духовное моё общение без слов и совершенно непонятное в обычных условиях жизни. Вдруг, словно лёгкий ветерок, пронёсся шёпот среди братьев, и все стали полукругом на площадке перед беседкой. Моё место на этот раз пришлось в первом ряду, почти против беседки. Учитель вышел к нам. Сияние явственно окружало Его. Все, как трава под лёгким ветерком, склонились перед Ним в лёгком поклоне.
— Перед началом молитвы Я хочу, братья, напомнить вам о высоком значении завтрашнего дня, — сказал Учитель. — Завтра день «очищения сердца». Вы должны быть очень собранны, очень бдительны и готовы всячески проверять себя, каждый на своём месте. Это должно быть большим и радостным праздником для всех вас. А теперь помолимся, братья.
После молитвы все безмолвно стали расходиться.
В двенадцать часов ночи была опять на молитве в Саду.
28 июня. Утро.
Я взошла в Сад. Прошла на площадку роз. Никого на ней не было. Меня это удивило. Я села в ожидании на скамейку. Вдруг ко мне подошла одна из вчерашних девушек и сказала:
— Пойдём скорее! Сегодня будет молитва в другом месте, все уже собрались там.
Она взяла меня за руку, и мы пошли в ту часть Сада, которую я называла «фруктовой». Там, на площадке, где под большим деревом стоял круглый стол и скамейка, уже все стояли полукругом, ожидая Учителя. Мы встали с краю. Учитель пришёл вскоре:
— Мир вам, братья!
— И Тебе, Учитель, — ответили все.
Учитель произнёс молитву и, отпуская нас, сказал:
— Идите с миром и помните, что сегодня великий день «очищения сердца».
Все поклонились Учителю и разошлись.
Утро. После молитвы.
Я осталась. Учитель подозвал меня и, сев на скамейку под деревом, сказал:
— Скажи, как ты себе представляешь очищение сердца?
— Очень смутно, Учитель.
— Я скажу тебе: очищение сердца — это не значит завоевание добродетелей и совлечение с себя противоположных им качеств. Борьба с противоположностями ещё не есть очищение сердца. Истинное очищение сердца происходит, когда мы постоянно держим его раскрытым перед очами духа и ясно видим всё, что его наполняет, всё, что вливается в него, и всё, что исходит из него. Очистить сердце — значит принять Свет в него. Это очищение не приходит сразу. К этому надо стремиться постоянно. Нет сердца достаточно очищенного, можно стать ещё совершеннее. Чистота здесь — не качество, не противоположение обратной стороне — нет; здесь подразумевается такое состояние, когда сердце может воспринимать мир только очищенным взором, а всё негармоничное ему отпадает, как сухой лист с ветки. Иди, дитя, приходи в пять часов. Иди с миром!
В двенадцать часов дня была на общей молитве в Саду.
5 часов.
Несколько раз сосредоточивалась. Учителя нигде не видела. Чувствовала в себе беспокойство и тяжесть. Наконец увидела Учителя, входящего через калитку. Он откуда-то возвращался. При виде Учителя сразу стало у меня на сердце спокойно.
— Я не буду сегодня заниматься с тобой, дитя. Иди с миром! Сегодня в шесть часов Я не буду с вами на молитве.
И Учитель отпустил меня.
Вечер. 6 часов.
Все уже стояли полукругом, когда я присоединилась к братьям. Читать молитву вместо Учителя вышел один из присутствующих братьев, не очень молодой, аскетического типа. Он сказал:
— Братья! Учитель поручил мне провести молитву вечера сегодня. Помолимся, братья.
Все подняли руки для молитвы.
— О, Владыка мира! Да будет благословенно Имя Твоё от века веков. Аминь.
И мы ответили: — Аминь.
— О, Владыка мира! Пролей мир в сердца предстоящие. Даруй нам свет прозрения и понимания и благослови нас. Аминь.
Все: — Аминь.
— О, Владыка мира! Тебе предаём тела и души наши, ибо Ты один повелеваешь миром, и мы — Твои, ибо Ты — Отец Наш! Аминь.
Все: — Аминь.
— Да будет мир вам, братья.
— И тебе, брат.
И все, сотворив брату поклон, стали расходиться в молчании.
29 июня. Утро.
После молитвы в восемь часов я прошла на терраску вместе с Учителем. Учитель принёс из комнаты небольшую книгу, сел в кресло, а я у ног Его. Он развернул книгу и прочитал:
Великое знание Жизни не есть достояние одного человека, это — удел человечества.
Время останавливается на пороге Вечности.
Те, кто умеют читать «Книгу Жизни», получают полностью всё знание, скрытое и явное.
Только глупцы граничат Жизнь и ищут разделения. Во всём заложен единый принцип любви и единения.
Законченных фаз развития нет ни в чём, ибо всё развивается в безграничности.
Учитель, прочёл всё это и закрыл книгу.
— На сегодня это всё. Иди с миром. Пребывай в духе, дитя.
И Учитель отпустил меня.
30-го я не могла видеть, но была передача в слухе.