Рамеш Балсекар - Сознание пишет. Беседы по почте с Рамешем Балсекаром
Родители уповали на образование и интеллект. Когда я учился в седьмом классе, мать сама готовила меня к соревнованию по красноречию, которое проводилось в рамках графства. Я выиграл пять долларов, дед на радостях достал из своего бумажника последний доллар, и я на эти деньги купил себе форму скаута.
Отец не хотел, чтобы его дети стали католиками, поэтому договорился с матерью, что мы не будем ходить в церковь. Сестры матери не были в восторге от такого соглашения, и всякий раз, когда они приходили к нам в гости, они учили меня с братом катехизису. Я чувствовал, что отцу не нравятся эти уроки, поэтому выслушивал материнских сестер нехотя. Тогда я был еще совсем маленьким. Последствия этих уроков я ощутил лишь спустя несколько десятилетий. Бен Вейнингер, наш последний психиатр и духовный учитель, говорил: «Человек впитывает религию с молоком матери», и он был прав. Когда я поступал в колледж, то был уверен в том, что не верю в Бога. Затем я понял, что такая позиция не самая мудрая. И тогда я стал агностиком.
В колледже основными предметами специализации у меня были физика и математика, английскому языку и химии я уделял меньше времени. Я получал хорошие оценки, а потом стал заниматься меньше, поскольку меня отвлекала от учебы игра на саксофоне и кларнете на танцплощадках. Так я зарабатывал себе на обучение. Забавно, что на первом курсе мне влепили самый низкий балл по музыке. Первый урок начинался в десять часов утра, но я считал, что это слишком рано для предмета, который я совершенно не ценил. На последнем курсе я пересдал экзамены за первый курс и получил высший балл.
Затем я поступил в институт в соседнем штате и начал работать в области физики. Тогда же я разом отказался от вина, женщин и песен. Много лет я считал самым трудным первый год обучения в институте. На самом деле все эти четыре года были совсем не легкими: я работал все дни недели, по десять – двенадцать часов. Мне платили стипендию: сорок пять долларов в месяц, поэтому я жил впроголодь, в те годы я весил сто двадцать пять фунтов.
В 1941 г. Америка вступила во Вторую мировую войну. В тот же год я получил ученую степень магистра. Я остался в институте, но в начале 1943 г. начал работать по заданию правительства. К тому времени я уже завершил свою курсовую работу и сдал кандидатский минимум. Степень кандидата мне присвоили за эксперименты, а не за теорию. Дело в том, что я не очень любил математику и предпочитал лабораторные опыты, во время которых мною руководила интуиция. В конце обучения в аспирантуре я убедился в том, что получил все, что только мог пожелать. Физика и логика – именно они поведут меня по жизни. Как же сильно я ошибался.
Я работал над исследовательским проектом до самого конца войны осенью 1945 г. Я был начальником над двенадцатью или пятнадцатью физиками, наша группа разрабатывала системы наведения бомб и ракет. Наверно, половину рабочего времени я проводил на военных полигонах.
В 1943 г. я женился. Моя жена была психологом. Наш первый ребенок родился в 1945 г. После окончания войны я недолго работал в Университете Нью-Мексико, над военным проектом. Затем я перевелся в Калифорнию, в военно-морскую лабораторию, расположенную в пустыне Моджаве. Там мы прожили десять лет, за это время у нас родились еще три ребенка. Потом я работал в исследовательском центре в Санта-Бар-баре, изучал инфракрасное излучение, затем один год возглавлял в Лос-Анджелесе электрооптическую лабораторию.
Я любил своих детей. Со временем именно они, помимо окружавших меня ученых и инженеров, стали моей главной опорой и поддержкой. Теперь, спустя много лет, я понимаю, что все это время, пока росли наши дети, мы с женой не были по-настоящему близки. Каждый из нас занимался своим делом: жена вела домашнее хозяйство, а я много работал в лаборатории.
Когда мне было 36 лет, я оказался в состоянии сильной депрессии. Помню, что в какой-то момент я серьезно задумался о том, жить мне или умереть. Однако смерть казалась бессмысленной.
Мое положение, если рассматривать его в перспективе, лучше всего понять с помощью упражнения, разработанного психологом Чарлзом Тартом. Следует стать по стойке «смирно» и в унисон с другими участниками произносить вслух следующие утверждения:
1) Я верю в то, что материальная вселенная – единственная и высшая реальность, что Вселенная управляется неизменными физическими законами и случайностью. Она не имеет ни творца, ни объективной целесообразности, ни смысла.
2) Я верю в то, что все идеи относительно Бога, пророков и спасителей – предрассудки и заблуждения; что церкви не приносят никакой пользы, кроме обеспечения социальной поддержки.
3) Я верю в то, что все суждения, ценности и моральные принципы носят субъективный характер, что они берут свое начало в биологических детерминантах, личной истории и имеют случайную природу. Следовательно, наиболее рациональные ценности, по которым я лично могу жить, следующие: то, что доставляет мне удовольствие, – добро, то, что приносит мне страдание, – зло (западное мировоззрение).
Состояние, в котором я пребывал, было очень мучительным, могу вас заверить в этом. Моя жена нашла для меня психиатра по имени Бен Вейнингер. Когда я впервые отправился на встречу с ним, я совершенно не мог работать, я сидел за своим столом, словно остолбеневший. Бен нашел меня в темной пещере, взял за руку и постепенно выманил на свет. Он был более чем профессионалом, в возрасте 21 года он испытал «религиозное переживание», как он сам это называл. Это состояние сохранялось в течение месяца и изменило всю его жизнь. Он узнал, что любовь движет миром. У Бена была визитка, на одной стороне которой было написано «вы имеете мое разрешение», а на другой – «вы не нуждаетесь в моем разрешении».
Ранее он познакомил психиатрическое общество с Кришнамурти и последовал за ним в Оджай, чтобы быть рядом.
Я и моя жена часто встречались с Беном, а позже и наши дети получали от него помощь, когда нуждались в ней. Мы поддерживали с ним связь свыше 35 лет и получали от него необходимые советы. В 1963 г. Бен открыл в Лос-Анджелесе Консультационный Центр, целью которого было обучение непрофессионалов в области консультативной психиатрии и вовлечение их в работу под руководством профессионалов. Это был первый центр такого рода, и моя жена была одним из первых консультантов. Позже она вовлекла в работу и меня. Я проводил консультации в течение десяти лет, работая один вечер в неделю.
Этот период моей жизни был отмечен психологическим ростом. По выходным я посещал занятия в Эсаленском институте, где проводилось изучение групповых переживаний. Это было потрясающе. Жизнь моя ограничивалась контактами с интеллектуалами, работающими в различных областях науки. Для человека, пребывавшего в глубоком сне, это послужило чем-то вроде будильника. Когда кто-нибудь задавал мне вопрос о том, что я чувствовал по какому-то поводу, моей реакцией было остановиться и начать размышлять об этом. Я полностью дистанцировался от своего тела и своих эмоций. Было лишь какое-то оцепенение. Мир казался мне серым. Могу сказать, что своей жизнью я обязан именно Бену. У меня и сейчас на столе стоит его фотография.
В возрасте 56 лет я вышел на пенсию… В 1989 г. мы с женой отправились на неделю в Орегон. Бен в это время лежал в больнице. Его сын убедил меня, что он поправится. По окончании занятий мы отправились в Солт-Лейк, чтобы провести некоторые генеалогические исследования. В первый же вечер, во время ужина, мы оба почувствовали, что должны позвонить Бену. Я сделал это на следующее утро – и узнал, что накануне он умер. Так что я действительно получил тогда послание из пограничной области сознания.
Поминальная служба должна была состояться в унитарианской церкви в Санта-Барбаре… Церковь была почти полностью заполнена людьми, ведь Бена любили очень многие.
Вернувшись домой, я просмотрел почту и обнаружил объявление о том, что некий человек по имени Рамеш проводит групповые встречи в доме Бена – как раз в то время, когда Бен умирал. Этот же человек должен был проводить двухнедельный семинар в пустыне спустя десять дней. Я почувствовал непреодолимое побуждение съездить туда и записался на два дня. Вместо двух мы провели там четыре дня. Во время семинара мне посчастливилось получить личную аудиенцию Рамеша. Когда Бен уже находился на смертном одре, то теряя сознание, то снова приходя в себя, Рамеш все это время сидел рядом и говорил с ним. Для меня этот факт был избавлением от печали и тоски. Я очень горевал по поводу того, что не был рядом с Беном, когда он умирал. Тогда Рамеш и заменил Бена в роли моего духовного наставника. Позже я прослушал пленку с беседой, состоявшейся на следующий день после смерти Бена, и на ней была запечатлена минута молчания в его честь.
…Во время семинара слова Рамеша приковали к себе все мое внимание. Мне было сложно следить за его речью, так как я не привык к таким терминам, как «ноумен» и «субъект-объект». Эти концепции были для меня абсолютно новыми. Однако они звучали как выражение истины. Позже я приобрел книги Рамеша и прочел их. Мы посетили также его семинары в Саусалито, Колорадо, Санта-Барбаре и Пенсильвании.
