Сабин Бэринг-Гулд - Книга оборотней
Мы с вами достаточно подробно рассмотрели скандинавские мифы о различных превращениях, и в частности об оборотничестве, потому что именно эти мифы, как мне кажется, помогают выявить истоки средневековых суеверий, ведь в скандинавском эпосе эта тема развита наиболее полно. На основе приведенных цитат и ссылок можно сделать определенные выводы, которые сводятся, в частности, к следующим положениям.
На самом деле фабула всех этих волшебных историй о превращениях основывается на одном реальном факте: среди населения Скандинавии была распространена особая форма сумасшествия или одержимости, при которой люди начинали вести себя так, будто превращались в диких зверей, — они теряли рассудок, с диким воем нападали на других, ими овладевала жажда крови, и в своей ярости безумцы действительно становились подобны волкам или медведям, в шкуры которых они часто облачались.
Постепенно людям, страдающим этим заболеванием, стали приписывать различные сверхъестественные способности. В связи с этим я уже рассмотрел семантику слов, использовавшихся для описания сумасшествия, в скандинавских языках с диахронической точки зрения. Кроме того, я упоминал и о двойном значении слова vargr, а также приводил фрагменты саг, описывающие симптомы этого вида бешенства. В Средние века и позднее, вплоть до настоящего времени, отдельные случаи одержимости, подобной ярости берсерка, были отмечены не только в Скандинавских странах, но и во Франции, Германии и Англии. Так стоит ли обвинять сказителей и хроникеров во лжи? Не лучше ли постараться отыскать в их чудесных историях зерно истины?
Всякое суеверие обусловлено определенными реальными причинами. А если речь идет о столь широко распространенном в мировых масштабах явлении, как миф об оборотне, то здесь нельзя не быть уверенным в наличии у этого суеверия некоего рационального обоснования. Суть его в том, что существовала либо существует особая форма сумасшествия, при которой больным кажется, что они превращаются в зверей, и они начинают вести себя как звери.
В некоторых случаях эта болезнь прогрессирует, перерастая в одержимость, и тогда страдающие ею люди совершают столь отвратительные и жестокие поступки, что от одних лишь их описаний кровь стынет в жилах.
Глава пятая
ОБОРОТНИ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
В труде Олауса Магнуса{35} находим следующие сведения:
«В Пруссии, Ливонии и Литве население постоянно страдает от прожорливых волков, нападающих на скот, который отбивается от стада и забредает в лес. Однако эту беду местные жители считают менее тяжкой, чем злодеяния, чинимые людьми, что обращаются в волков.
В ночь накануне Рождества Христова множество волков-оборотней собираются в условленном месте и оттуда разбегаются стаями, яростно круша все, что попадется им на пути, и безжалостно убивая людей и домашний скот. От этих набегов тамошнее население страдает гораздо сильнее, чем от ущерба, причиняемого обычными волками. Ведь если случится стае оборотней заприметить в лесу одинокий хутор, он будет осажден; оборотни станут пытаться выбить двери, и, коли им это удастся, они ворвутся в дом и сожрут всех его обитателей: людей и домашних животных, а потом спустятся в погреб и осушат весь запас меда и пива, причем пустые бочки водрузят одну на другую, тем самым показывая, что здесь побывали не просто волки… На границе Литвы, Ливонии и Курляндии сохранились руины старого замка. У его стен по ночам иногда собираются тысячи оборотней, чтобы посостязаться в прыгучести. Те, кто окажется не в силах запрыгнуть на стену замка (обычно такое случается с теми, кто порядком разжирел), безжалостно караются вожаками — их немедленно убивают»[22]. В главе 47 Олаус повествует о некоем дворянине, который однажды, путешествуя в сопровождении нескольких крестьян, заблудился в чаще леса. Надо сказать, что крестьяне те кое-что смыслили в колдовстве. Когда настала ночь, путникам оказалось негде заночевать. К тому же они были очень голодны, а припасы еды у них иссякли. Тогда один крестьянин предложил остальным, что добудет ягненка, если они поклянутся впредь молчать об этом. Все поклялись.
Крестьянин удалился в лес и перекинулся волком. В этом обличье он напал на стадо, которое паслось неподалеку, схватил ягненка и принес его в зубах своим спутникам. Те чрезвычайно обрадовались. Оборотень же вновь удалился в лес и там превратился в человека.
Жена ливонского дворянина сказала как-то своему слуге, что сомневается в том, чтобы люди могли на самом деле превращаться в животных. Слуга же выразил готовность немедленно представить ей доказательства того, что такое возможно. Он вышел из комнаты, а через мгновение под окнами женщина увидела волка. Собаки погнались за ним, и одной из них удалось вырвать ему глаз. Когда на следующий день слуга явился к хозяйке, она увидела, что он окривел.
Епископ Майолус[23]{36} и Каспар Пейцер[24]{37} приводят в своих сочинениях следующие сюжеты из жизни населения Ливонии.
В Рождество хромоногий мальчик бродит по округе и сзывает многочисленных служителей дьявола. Все они покорно устремляются к условленному месту; тех же, кто не хочет туда идти или идет неохотно, погоняют железными плетьми их же товарищи, в кровь раздирая несчастным спины. Собравшиеся утрачивают человеческий облик и превращаются в волков. И тех оборотней — тысячи и тысячи. Стаю возглавляет вожак с железным кнутом, все следуют за ним, «будучи глубоко убежденными, что на самом деле стали волками». Они нападают на стада коров и овец, но, как правило, не причиняют вреда людям. Если путь стае преграждает река, вожак может хлестнуть кнутом по водам, и те расступятся, пропуская оборотней на другой берег. Это суеверие открыто порицалось Церковью. Епископ Бурхард{38} взывал к верующим; «Неужели и вы уверовали в то, во что привыкли верить некоторые, будто некие существа, называемые у непросвещенных парками, существуют и на самом деле обладают той властью, которой их наделяют непросвещенные? То есть неужели, когда рождается человек, они могут предопределить его судьбу как захотят; независимо от воли самого человека, они способны превратить его в волка, того, что непросвещенные называют вервольфом, или придать ему любой иной облик? (Credidisti, quod quidam credere solent, ut illæ qiue a vulgo Parcæ vocantur, ipsæ, vel sint vel possint hoc facere quod creduntur, id est, dum aliquis homo nascitur, et tunc valeant ilium designare ad hoc quod velint, ut quandocunque homo ille voluerit, in lupum transformari possit, quod vulgaris stultitia, werwolf vocat, aut in aliam aliquam figuram?) Подобным же образом святой Бонифаций в своих проповедях призывал бороться с суевериями относительно «ведьм и людей, обращенных в волков» (strigas et fictos lupos)[25].
В научной диссертации Мюллера о ликантропии (De Λυκανθρωπία. Lipsiæ, 1673){39} со ссылкой на Клувериуса{40} и Даннхаверуса{41} (Acad. Homilet, часть II) приводится повествование о некоем Альбертусе Перикофциусе из Московии, который был известен своим дурным нравом и плохим отношением к слугам. Однажды ночью его не было дома, а на следующее утро выяснилось, что все стадо скота, которое он в качестве подати выбил из своих крестьян, пало. Когда хозяин вернулся, ему сообщили о случившемся. Злодей разразился ужасными проклятиями и в конце концов крикнул: «Пусть тот, кто загубил мое стадо, теперь сожрет трупы и меня вместе с ними, коли на то воля Божия».
Едва Альбертус это проговорил, как с его рук на землю закапала кровь, а сам благородный дворянин вдруг обратился в дикого пса, помчался на луг, где лежало мертвое стадо, и принялся пожирать падаль, может быть, он там и поныне (ac forsan hodie que pascitur). Жена хозяина в то время была на сносях; не выдержав ужасного зрелища, бедняжка умерла от страха. Об этом событии известно не понаслышке, а от непосредственных свидетелей (Non ab auritis tantum, sed et ocidatis accepi, quod narro). В другой истории со сходным сюжетом речь идет о некоем господине, жившем неподалеку от Праги, который нещадно обирал своих крестьян и притеснял их всевозможными способами. Как-то раз он забрал у бедной вдовы, оставшейся с пятью детьми, последнюю корову. Господь покарал злодея, и на следующий день все его огромное стадо погибло. Когда нечестивец принялся богохульствовать, Господь превратил его в пса, оставив от человеческого облика лишь голову.
По легенде, святой Патрик превратил валлийского короля Веретикуса в волка. Святой Наталий в свою бытность настоятелем монастыря предал анафеме довольно знатный ирландский род, так что с той поры все женщины и мужчины в проклятом семействе на семь лет обращались в волков и с жалобным воем бродили по лесам и болотам, утоляя голод мясом овец, унесенных из крестьянских стад[26]. Епископ Майолус рассказывает о прусском герцоге, который должен был судить собственного крестьянина за то, что тот нападал на скот соседей. Перед герцогом предстал несчастный человек с окровавленным лицом, весь искусанный собаками, которые якобы потрепали его, когда он еще был в обличье волка. Про подсудимого говорили, будто он превращался в волка два раза в год: под Рождество и в середине лета, а перед этим всякий раз, едва на его теле начинала расти волчья шерсть, становился сердит и нелюдим.
