Людмила Шапошникова - Мудрость веков
Индийская философия рассматривает явление со многих точек зрения, таких, как, например, метафизика, этика, логика, психология и, наконец, теория познания. Но, подходя таким образом к определенному явлению, она не покушается на его целостность, не дробит его на не связанные друг с другом части. Этот подход некоторые индийские исследователи называют синтетическим.
Такая особенность индийской философии уходит своими корнями в ранние слои мифологического мышления, которому были присущи целостность и образность. Трансформируясь и изменяясь в течение веков, она теряла свои прежние черты, но тем не менее сохраняла целостность подхода. Возможно, этому в немалой степени способствовало и то обстоятельство, что главным предметом изучения индийской философии оставался всегда человек, явление, соединившее в себе различные аспекты Бытия, начиная с Космоса и кончая внутренними движениями души. В течение последних веков философская традиция Индии сумела устоять против соблазнов современной мысли, и прежде всего европейской, стремившейся в процессе познания разъять неразнимаемое. Индийские философы, серьезно занимаясь проблемами человеческого сознания, сравнительно рано пришли к пониманию его роли и места в культурно-исторической эволюции человечества. Они рассматривали сознание в качестве основного движущего фактора в переходе от низшего к высшему. Глубокое изучение сознания привело к проникновению во внутренний мир человека, к установлению закономерностей этого мира на уровне его «я». «Философская попытка определить природу реальности, — писал один из крупных философов современной Индии С.Радхакришнан, — может начинать либо с размышления о „я“, либо с размышления об объекте мысли. В Индии интерес философии сосредоточен на „я“ человека. Когда мысленный взор обращен вовне, человеческий ум поглощен быстрым потоком событий. „Атманам виддхи“ — познай самого себя — резюмируют законы и учения пророков в Индии. В человеке есть дух, являющийся средоточием всего сущего. Психология и этика являются основными науками»[8].
В индийской философской традиции этические и нравственные моменты не отделялись от теории познания, а составляли с ней единое целое. Уровень и качество первых определяли эффективность последней.
Индийская философия рассматривала человека не только как целостное явление, но и осмысливала его в неразрывном единстве с Природой и Космосом. С древнейших времен в различных формах и понятиях индийская мысль утверждала единство микрокосма и макрокосма. То космическое сознание, которое стало у нас формироваться в XX веке в связи с выходом человека в Космос, уже много веков тому назад зародилось и развивалось на основе духовной традиции Индии в специфических, присущих этой традиции формах. Слова «Космос», «Вселенная», «Мироздание» можно услышать из уст простых, а нередко и неграмотных индийцев. Отшельник, которого я встретила в глухих горах Южной Индии, вел со мной беседу о космической ракете. В полутемной, чуть освещенной огоньком единственного масляного светильника пещере как бы сомкнулась древность с новейшими достижениями. И тогда, к собственному удивлению, я обнаружила, что мне труднее принять и осмыслить эту древность, чем ушедшему от мира индийскому отшельнику советскую космическую ракету. В нем была какая-то гибкая и открытая восприимчивость ко всему тому, о чем я рассказывала, и, как ни странно, отсутствовало отрицание даже тогда, когда он чего-то не понимал. Позже я обнаружила, что эта особенность была свойственна духовной традиции Индии в целом. Конечно, гибкость в восприятии нового диалектически дополнялась устойчивым консерватизмом, и тем не менее все это образовывало какую-то целостную и даже гармоничную структуру, напоминавшую мне порой все то же дерево, которое ушло своими корнями в древнюю землю и в то же время добавляло новые побеги к разросшейся кроне. Стремясь всегда сознательно или несознательно к истине, индиец не может себе позволить роскошь отрицания, ибо твердо знает с ранних лет, что отрицание — препятствие, задержка на пути к истине. Известно, что любая философская система Индии рождалась не в отрицании истины предыдущей системы, а с ее помощью. Философско-духовная традиция Индии включала в себя и примиряла нередко самые противоположные понятия, которые в рамках самой системы не сталкивались лбами, не затевали бесполезной борьбы, а дополняли друг друга, делая всю систему широкой, гибкой и жизнестойкой. Возможно, в этой особенности индийской духовной традиции и кроется секрет жизнестойкости и долговечности самой индийской культуры.
Занимаясь своим главным предметом — Человеком, индийская философия в течение веков разработала методику познания и совершенствования его духовной и физической сути. Иными словами, она была тесно связана с духовной и социальной практикой, служила как бы средством ее духовного осознания.
Примером такого осознания, проявившим себя в социально-политическом становлении страны, является деятельность Махатмы Ганди, который применил один из важнейших этических принципов — ахимсу, или ненасилие, подчинив ему методы освободительной борьбы индийского народа. Интерпретация этого древнего принципа в духовной традиции Индии несла в себе диалектику исторического процесса. «Весь эпос, — писал Д.Неру, имея в виду „Махабхарату“, — строится вокруг великой войны. Очевидно, понятие об ахимсе, т. е. ненасилии, тесно связано с мотивом действия; оно имеет в виду отсутствие агрессивных намерений, самодисциплину и обуздание гнева и ненависти, а не физическое воздержание от насильственных действий, когда они становились необходимыми и неизбежными»[9].
Ганди всякий раз прекращал антианглийские кампании гражданского неповиновения, как только они выходили за этические рамки ахимсы, а ее участники становились агрессивными и неуправляемыми.
В культуре многих стран давно исчезли духовные путешествия, так распространенные на Востоке и на Западе в период средневековья. Странствия паломников в наш прагматический и утилитарный век превратились в редкие явления. В Индии же все по-другому…
Ежегодно в сроки, установленные еще в древности, сотни тысяч, а возможно, и миллионы индийцев снимаются со своих мест и устремляются в самые разные стороны обширного континента. Они идут и едут поклониться богам и мудрецам, героям и философам, а то и просто природному чуду — горе, пещере, дереву.
Эта сохранившаяся до сих пор традиция паломничества является неотъемлемой и, пожалуй, самой интересной в социальном плане частью индийской духовной культуры. В ней как бы содержится ее динамизм, синтетически переплетаются самые различные возможности и средства духовного воздействия на человека. На древних путях паломничества находится то лучшее, что было создано в течение веков: пещерные храмы Эллоры и Аджанты, уникальные храмовые комплексы Рамешварама, Мадурай, Джамму, древние придорожные статуи и святилища, чьи алтари украшены бесценными произведениями индийских художников. Паломничество воспитывает миллионы индийцев Красотой. Не на его ли длинных путях обретали многие поколения индийцев ту особую чуткость к Красоте, которая является одним из важнейших духовных накоплений человека? В течение многих веков духовная традиция Индии вырабатывала молитвенное отношение к Красоте, вне зависимости от того, где находилась эта красота: в храме, музее или выставочном зале. Однажды я зашла в мадрасский государственный музей и наткнулась на группу крестьян из соседнего штата Андхра Прадеш. Экскурсанты из самых различных мест Южной Индии часто приезжали в музей. Но крестьяне из Андхры вели себя несколько необычно. Они переходили от экспоната к экспонату и перед каждым читали молитву. В музее было много старинных и уникальных статуй индуистских богов, и я подумала, что крестьяне молятся этим богам. Через некоторое время я заметила, что этой чести удостаиваются и другие предметы искусства.
— Это не бог, — сказала я пожилому крестьянину, который только что кончил молитву перед изображением древнего правителя.
— Ну и что? — живо повернулся он ко мне.
— Как «что»? — не поняла я. — Зачем молиться, если это не бог?
— Я молюсь Красоте, — снисходительно улыбнулся крестьянин. — Отойди и не мешай.
Фраза «Я молюсь Красоте» осталась в моей памяти на всю жизнь. Ни в какой другой стране я подобного не слышала.
Живя в Индии, я иногда сама вовлекалась в паломничество, стараясь постичь его духовно-этическую суть. Тогда я и поняла, что любое паломничество — это коллективное действо, в котором стираются кастовые и социальные различия и царит дух взаимопомощи, доброты и братства, как будто на его путях оживает и получает свое воплощение извечная человеческая мечта о добром мире, где человек человеку друг и брат. Этот мир рождает радость действительного духовного общения, в котором звучат и утраченное прошлое и еще не наступившее будущее.
