Владимир Лермонтов - Дельфания. Сокровенные истории
Где я? Что со мной? Что сделают со мной те люди, которые похитили меня? Зачем я им нужна? Такие вопросы, как острое лезвие, разрезали ее существо, и она содрогалась от догадок, которые наконец стали посещать ее. Это было столь несуразно и ошеломляюще, что невозможно себе представить. Это она видела только по телевизору и слышала только по радио – а теперь это коснулось ее. Она гнала от себя дурные предчувствия, но все факты говорили в пользу ужасной догадки, которая вскоре подтвердилась. Через сутки дверь отворилась, и в глаза ударил свет, Мария зажмурилась. Кто-то вошел. Когда она присмотрелась, то увидела двух нерусских мужчин и старуху. Оба мужчины были высокого роста, худощавы, со спутанными волосами и бородами, темными, мрачными и обветренными лицами. Старуха, одетая в массу старого тряпья, сгорбленная, опиралась на клюку. Мужчины не говорили по-русски, и старуха исполняла роль переводчицы. Они что-то громко восклицали и смотрели в глаза Марии. Ей казалось, что из их глаз извергался поток гнева и злости. Когда мужчины приутихли после пятиминутного выступления, старуха дала Марии фанерку, тетрадный лист, ручку и конверт.
– Пищи своем ридсвтенникем, – прокаркала старуха.
– Что писать? – спросила Мария и не узнала свой охрипший, сухой голос.
– Что пищать? Что пищать! – закипела старуха и подняла клюку, будто собралась ударить Марию. – Пищи викуп дают бистро.
– Какой выкуп? – спросила Мария, и внутри у нее все похолодело.
– Стё тисяч дёлляров, – сказала старуха, и мужчины при этих словах оживились, закивали головами, и глаза их заискрились алчностью.
– Мьесяц! – сказала старуха и сунула кривой палец прямо в лицо Марии. – Инче умрьёшь!
И вновь мужчины закивали головами и повторили за старухой: «Умрьёшь!»
Видимо, чтобы у Марии не было никаких сомнений в том, что они исполнят свою угрозу, один мужчина достал большой нож, который сверкнул в лучах солнца, попадавших в сарай, и ткнул ее в живот. Мария вскрикнула, ребеночек у нее внутри встрепенулся. Из глаз ее брызнули слезы, и она стала кивать головой.
– Да-да, я все напишу! – восклицала сквозь слезы Мария и начала писать, лишь бы этот человекозверь не давил ножом на живот и не причинил вреда ребеночку.
Весь листок был закапан слезами женщины. Она подписала конверт, вложила свернутый лист и заклеила. Старуха вырвала из ее рук письмо, и вся троица удалилась восвояси. Скрипнула задвижка, и Мария осталась одна. Она написала своим родителям, что ее похитили, что она не знает, где находится, что за нее требуют выкуп в течение месяца – сто тысяч долларов, иначе обещают убить. Конечно, она понимала, что у ее родителей нет таких денег, нет даже и десятой части этой космической суммы, даже если они продадут все, что имеют. Но что ей оставалось делать?
Потянулись мрачные дни заточения. Раз в день приходила старуха и, ругаясь по-своему, приносила ей похлебку и кусок лепешки. Сначала Мария испытывала отвращение к этой пище, приготовленной старухой, но потом все-таки начала есть – ведь нужно было думать о ребенке. Через две недели Мария кое-как пришла в себя, свыкнувшись со своим положением, насколько это было возможно. Она понимала, что как бы там ни было, нужно взять себя в руки. Она ведь мать, и она будет бороться до конца за себя и в первую очередь за еще не рожденного младенца.
И Мария стала петь и разговаривать с Аннушкой. Она рассказывала ей сказки, говорила, как она ее любит, как любит ее папа, и что они ее очень ждут и очень будут рады ее появлению в этом мире. Конечно, иногда Марии глаза застилали слезы, но она все-таки продолжала говорить младенцу о хорошем. И ребеночек, кажется, слышал мать, успокаивался и переставал двигаться, будто слушал. А мать пела добрые колыбельные песни:
Баю, баюшки, бай, бай,
Глазки, Аня, закрывай.
Я тебя качаю,
Тебя величаю.
Будь счастлива, будь умна,
При народе будь скромна.
Спи, дочка, до вечера,
Тебе делать нечего!
Ходит Сон по хате
В сереньком халате,
А Сониха под окном —
В сарафане голубом.
Ходят вместе они,
А ты, доченька, усни.
В эти мгновения Мария клала руки на живот и, раскачиваясь, ходила по сумрачному сараю из угла в угол. И трудно сказать, кого больше убаюкивали эти песенки – ее или младенца, кому они больше были нужны – матери или дочери. Мария забывалась, и перед ее глазами протекали светлые и добрые картины ее детства, когда ей мама пела колыбельные песни и все вокруг было мирно, спокойно и благодатно. Когда мир казался доброй, волшебной сказкой, где происходит только хорошее, только радостное, только светлое.
Люли, люли, люленьки,
Прилетели гуленьки.
Стали гули говорить,
Чем Анюшу накормить.
Один скажет – кашкою,
Другой – простоквашкою,
Третий скажет – молочком
И румяным пирожком.
Пролетали дни. Марии иногда казалось, что издалека доносится шум прибоя. Неужели рядом море? – задавалась она вопросом. Когда дул ветер, то сквозь щели, казалось, доносился запах моря. Она стояла у самой большой щели и глубоко вдыхала свежий воздух, ведь запах навоза, господствовавший в сарае, подавлял все остальные запахи. Иногда она слышала, как по крыше прыгали воробьи и бойко щебетали. Ночью по полу шныряли крысы и иногда даже запрыгивали на нее. Она сначала кричала от страха, а потом привыкла и просто сбрасывала их с себя. А впоследствии стала оставлять на полу у дыр под стенами кусочки лепешки, и крысы перестали ее беспокоить.
В то утро она услышала снаружи громкие, возбужденные мужские голоса, которые приближались. Сердце ушло в пятки, когда Мария поняла, что месяц, отпущенный ей похитителями для выплаты выкупа, миновал. Разъяренные мужчины буквально ворвались в сарай и стали гневно кричать. В руке одного блеснуло лезвие ножа. Мария сидела бледная и неподвижная в ожидании самого худшего, и ее губы лепетали: Пресвятая Богородица, спаси! Когда тот, что с ножом, приблизился к Марии, она закрыла лицо руками от страха, и вся напряглась в ожидании удара. Вдруг рядом с нею раздался каркающий голос старухи, и она увидела, что старуха стоит к ней спиной и не дает мужчине с ножом приблизиться к Марии. Старуха что-то восклицала, а мужчина пытался все-таки отстранить ее, и даже наступило мгновение, когда казалось, что вот-вот он и старуху ударит ножом. Но та что-то быстро говорила и указывала клюкой на Марию. Наконец мужчины отступили, и все вышли наружу, затворив дверь, оставив обезумевшую от страха женщину. Еще долго доносились голоса снаружи, а Мария плакала и благодарила Царицу Небесную, что Она спасла ее от неминуемой смерти.
Вечером пришла старуха, принесла еду и впервые заговорила с Марией:
– Твая частя, что ти беремень. Твай рибенк продадют, – пролепетала старуха и улыбнулась хитрой и коварной улыбкой, как бы говорящей, что от нее ничего не скроешь.
Причина, по которой Мария сегодня осталась жива, буквально пригвоздила женщину к тому месту, где она сидела.
– Бог мой! – шептала она. – Бог мой, что же это такое!
Однако как бы там ни было, но теперь Марии в рацион было добавлено козье молоко, и ее начали ненадолго выпускать из заточения, хотя жить она продолжала в сарае. Впервые Мария могла осмотреться вокруг. Это был маленький хуторок, состоящий всего из каких-то десяти хаток, в половине из которых жизни вовсе не наблюдалось. Дом, в котором держали пленницу, находился на отшибе, на горе, а внизу виднелось море. От дома к морю протоптана тропинка. Теперь Мария помогала старухе по хозяйству: мыла посуду, стирала белье, убиралась за козами и так далее. Но самое главное, что теперь ей позволялось ходить к самому морю полоскать белье. Это было для Марии сказочным подарком. Видимо, похитители ее решили, что она уже никуда не сбежит, да и ребенок для продажи должен быть здоров, иначе цену за него не дадут.
Мария шла по каменистой тропке с корзиной белья, заходила на старый полуразбитый мостик и с него полоскала белье. В эти мгновения она забывалась и любовалась морем. Потом она еще более осмелела и стала купаться, тем более что на берегу, как правило, никого не было, кроме одиноко лежащего на гальке огромного пса. Вначале, когда Мария пришла сюда впервые, она испугалась эту собаку, но, увидев, что у той нет никаких злых намерений, успокоилась. А потом даже стала приносить ей кости, которые утаивала от старухи в переднике. Мария бросала собаке кости издалека, близко подходить боялась, слишком грозный вид был у нее. Пес на лету хватал гостинцы и вмиг сгрызал их. Марии показалось, что пес чем-то очень расстроен или болен, но первой шага к более близкому знакомству не делала.
Когда Мария заходила в обжигающее осеннее море, с ней происходило что-то невероятное. Все страдания, какие выпали на ее долю за последний год, будто сбрасывались, как ветхое белье, и она заново рождалась на свет. Ее тело и душа наполнялись какой-то неизъяснимой радостью и счастьем. Мария плавала в море и веселилась, как ребенок. Она ныряла и кувыркалась, барахталась и хлопала по воде ладонями. И ребеночку, видимо, нравились такая зарядка и веселье, потому что он сразу оживлялся и начинал двигать в животе ручками и ножками, будто тоже вместе с матерью плавал в море и предавался играм.
