Владимир Шмаков - Священная книга Тота: Великие Арканы Таро
«Философия — есть лишь сознательное и обдуманное возвращение к данным интуиции».
Проф. Бергсон.«Истинный служитель Изиды есть тот, кто правильно восприяв учение о Божественных вещах, его подвергнет анализу разума и проникнет духом в те истины, которые оно содержит».
Плутарх.Интуиция есть свойство, присущее всем людям, она стоит в ряду других средств восприятия и познавании, но по природе своей имеет первенствующее значение, является среди них prima inter pares.[63] Интуиция всегда субъективна; более того, это есть самая субъективная из всех воспринимательных способностей человека, но это последнее свойство есть единственная категория, утверждающая ее относительность. Субъективизм интуиции сводится целиком к расцвечиванию, окрашиванию получаемых ею данных, на эти данные, как непосредственные эманации Синтеза, по своей собственной природе вполне абсолютны. По мере совершенствования человека идет развитие чувства синтеза, и с помощью его человек начинает корректировать данные интуиции, делая их все более и более независимыми от собственной личности. Конечное развитие соединенных вместе интуиции и чувства синтеза выливается в Откровение, высшую познавательную способность, в своем целом присущую только самому чистому духу. Данные Откровения всегда сверхличны, т. е. одинаково гармонируют со всякой индивидуальностью; познаваемые в своей чистой природе лишь сознанием духа, они облекаются в форму высшей земной индивидуальности, они соответствуют целой эре всемирной истории и целому семейству народов; последнее резюмируется формулой: «Откровение есть интуиция расы».
«Бег звезд и молний уносил меня, а ветер давал крылья, и я стремился к Нему — пока не прибыл к стене из хрусталя, окруженной пламенем. Минув Божественный Огонь, я приблизился к дворцу, в свою очередь хрустальному… Его кровля представлялась как бы путями звезд и молний; повсюду — херувимы и пламя всех цветов; небеса жидкие и сверкающие… И вот, среди непостижимой, таинственной глубины, появился трон, как бы созданный из снегов; он был окружен звездами и песнопениями херувимов; одеяние Того, Кто недосягаем в великолепии, сияло ярче солнца, блистало чище снега… И он сказал мне: «Подойди, Енох, приблизься к Моему Святому Глаголу…
Книга Еноха.Каждое Откровение раскрывает целостный аспект Абсолютной Истины; его ядром является Доктрина Абсолютная по природе и исчерпывающая истину свойственную данной расе, данному циклу истории. Совокупность этих Доктрин есть Верховное Абсолютное Учение о Истине Вечной. Поколения Исполинов мысли собрали воедино эти Доктрины и неведомый нам Величайший Гений мира обобщил их в стройную систему, Великое Герметическое Учение, скрывавшееся на пути бесчисленных веков от толпы и дошедшее до нас в ореолах мифов под именем Священной Книги Тота, Великих Арканов Таро. Это величайшее наследие минувших веков, живой показатель того, что в пучине прошлого, в седой древности человечества, были достигнуты такие вершины Истины, о которых мы и подозревать не смеем, скрыто густым покровом эзотеризма. Книга Тота есть собрание символов, и достаточно однажды устремить свой умственный взор в их сущность, чтобы сразу почувствовать их великую ценность.
«Действительно, это исключительное и грандиозное произведение, простое и мощное, как архитектура пирамид, а следовательно, и столь же устойчивое; книга, резюмирующая все науки, бесконечные комбинации которой могут решить все проблемы, книга, которая говорит, заставляя мыслить, вдохновительница и руководитель всех возможных умственных заключений, быть может высшее произведение человеческого духа и несомненно самое прекрасное из всего оставленного нам древностью».
Элифас Леви.«Вот Книга, где раскрыт Верховный Закон, освобожденный от всех иллюзий, честных мужей, победивших желания; Книга, в которой раскрыта Сущность, Которая должна быть познана как Истина Сущая, Которая дает дар восприять Красоту совершенную и уничтожает три вида страдания».
Бхагавата пурана.Прежде, чем приступить к анализу, доктрин Арканов, скажем несколько слов о символике вообще, ее назначении и различных ее степенях.
II. Аркан как высшее проявление символизма
«Символ — не есть ли он всегда, для того кто умеет его читать, более или менее ясное раскрытие того, что является Божественным?».
Карлейль.Каждый человек в самом существе своем так отличен от других людей, что всякое его восприятие, всякое представление носит свой особенный, одному ему присущий характер. Уже с незапамятных времен людям известно, что все представления их относительны, что мир познается человеком лишь в его собственном условном, индивидуальном освещении, что ни одна реальность как таковая не может дойти до его сознания. Первым проблеском деятельности сознания человека является возникновение представления о числе, т. е. о наличии в мире однородных факторов. Чувствование стройности, гармоничности и закономерности среди множественности явлений природы выливается постепенно в объектирование ряда отдельных комплексов понятий и представлений, которые, не выходя еще из среды общего сознания, уже намечают будущее русло активной его деятельности, становятся прототипами дальнейших конкретных утверждений. С развитием человека каждый из этих комплексов из более или менее случайной группировки элементов претворяется в нечто целое, выявляет свой результирующий девиз, сам по себе становится сознательной единицей существа человека в виде вполне определенного понятия — символа целостной совокупности его составляющих тональностей. При возникновении общения между людьми, при появлении разговорного языка, эти символы начинают терять свою обособленность, свой чисто индивидуальный характер, но, однако, еще продолжают оставаться лишь условно принятыми обозначениями тех или иных факторов природы. При дальнейшей эволюции человека, расширении его сознания и увеличении числа его переживаний, у него возникают, наконец, и понятия отвлеченные. Каждое слово, выражающее то или иное состояние душевное, является символом уже в полном значении этого слова. Символ есть комплекс человеческих представлений, взятых в наиболее чистой форме, т. е. с наименьшей примесью влияний от внележащих факторов, выраженный в виде слова, числа или в форм красочных или звуковых сочетаний. Под символизмом я подразумеваю не самое внешнее проявление внутреннего символа, запечатленное тем или иным образом, а самую идею того, что некоторая система человеческих представлений, взятых в причинной последовательности, выражается в некотором общем девизе»[67] активно и динамически действующем на каждого человека с ним встречающегося. Символ как таковой сам по себе, в силу своей собственной конституции, вызывает в сознании встретившегося с ним человека ту самую систему представлений и в той же последовательности, каковая вложена была его автором, но, вместе с тем, каждый человек воспринимает символ в тональностях, ему свойственных; он окрашивает его так или иначе, воспринимает в тех или иных дифференциальных частностях, но, тем не менее, сущность символа остается перманентной для всех людей, которые с ним встречаются. Таким образом, язык символов есть истинный всемирный, всечеловеческий язык, одинаково справедливый для всех времен и всех народов. При помощи его человек получает возможность запечатлевать свои идеи и мысли так, что они, нерушимо сохраняясь, переживут его и сообщат каждому встретившемуся с ними человеку те же мысли по существу, что были у него самого, но примененные к технике мышления и степени развития каждого из его читателей. Итак, символ есть одновременно наиболее совершенно недвижная форма запечатления мысли и наиболее совершенно эластичный метод применения их к познаванию различных людей.
«Эмблема лишь обобщает совокупность мыслей, не являющуюся символом, который надлежит скорей понимать как посредник, помогающий уяснить единую определенную идею».
Keneth Mackenzie.Слово, выражающее эмоцию человеческой души, есть символ в его классическом случае; каждый отдельный человек эту эмоцию переживает различным образом и в различной степени, но, тем не менее, она продолжает оставаться в своем существе совершенно определенной, т. е. она подчиняется общему принципу: символ воспринимается различными людьми с различной глубиной и с различными оттенками, но в существе своем он остается понятием перманентным. Человеческая речь, сама по себе, есть могучее подспорье человеку, ибо при помощи слов-символов он имеет возможность передавать другим людям свои мысли и переживания. Когда человек живет в обыденной жизни и наблюдает лишь простейшие формы, его речь является для него вполне совершенным способом передачи своих мыслей. Переходя в область отвлеченного мышления, человек сразу начинает чувствовать несовершенность своей речи; чем выше и общнее понятие, тем более трудно выражается оно словами. Правда, с увеличением числа понятий увеличивается и число слов, так как каждый язык есть зеркало создавшего его народа, запечатлевающее автоматически всю его эволюцию,[69] но, тем не менее, введение новых терминов не может решить задачу. Действительно, каждое новое слово должно быть пояснено с помощью других уже известных; в силу этого оно, с одной стороны, может обобщить в себе хотя и в новой группировке, но все же лишь ранее известные и утвержденные элементы, а с другой — несмотря ни на какие пояснения оно всегда будет восприниматься разными людьми различно согласно конкретным свойствам их индивидуальностей. В самом деле, начиная с детских лет, каждый человек, узнавая новое слово, связывает с ним те или иные переживания в мире чувств или в мире разума; на пути своей дальнейшей жизни, в громадном большинстве случаев, он уже не возвращается к тому, чтобы сделать переоценку смысла своих слов, но если он это бы и сделал, все равно новые представления, связанные с ними, так или иначе, будут вытекать из свойств его индивидуальности. Отсюда явствует, что человек в принципе не способен точно передать другому свои мысли при помощи языка, ибо все слова ими различно понимаются. Каждое слово, произносимое одним человеком и воспринимаемое другим, имеет два элемента; один вполне определен, ибо он сверхличен (т. е. независим от данной личности, будучи одинаково присущ всем людям как определенная, раз навсегда условно принятая категория мышления или модус сознания, напр.: холод, жажда); другой относителен, ибо он индивидуален (т. е. представляет собой совокупность индивидуальных окрашиваний первого сверхличного элемента, а потому есть функция индивидуальности данного человека, напр.: интенсивность, характер и тональности переживаемой эмоции). Результативным выводом из всего сказанного будет то, что чем материалънее объект, о котором идет речь, тем легче один человек может понять другого; наоборот, чем более этот объект отдаляется от мира грубых форм, тем передача мыслей одним человеком другому затрудняется.
