Анни Безант - Смерть, а потом?
Обзор книги Анни Безант - Смерть, а потом?
БЕЗАНТ Анни
"СМЕРТЬ… А ПОТОМ?"
Предисловие
Представляя миру эту небольшую книгу, считаю необходимым сказать несколько слов. Это третье из серии руководств, разработанных, чтобы дать общественности простое описание теософических учений. Некоторые читатели сетовали, что наша литература слишком глубокомысленная, слишком специальная и слишком дорогая для среднего человека; теперь же у нас есть надежда, что настоящая серия может преуспеть в том, чтобы дать то, что является для многих очень близким. Теософия не только для учащихся; она — для всех. Возможно, среди тех, кто из этих небольших книг впервые узнает о её учениях, будут некоторые, кого они приведут к более глубокому проникновению в её философию, её науку и её религию, кто встретит её трудные для понимания проблемы с рвением студента и пылом новичка. Но эти руководства — не для энергичного студента, которого не остановят никакие начальные трудности; они написаны для занятых мужчин и женщин обыденного мира и предназначены для разъяснения некоторых великих истин, которые помогут и в жизни, и в смерти. Они написаны служителями Учителей — старших Братьев нашей расы, и у них не может быть никакого другого предназначения, кроме помощи нашим ближним.
Мнения о смерти
Кто не помнит историю христианского миссионера в Великобритании, прибывшего туда, чтобы проповедовать взгляды своего учителя, и сидящего однажды вечером в большом зале саксонского короля в окружении его лордов; когда он говорил о жизни, смерти и бессмертии, влетела птица через не застеклённое окно, облетела зал и улетела снова в ночную темноту. Христианский священник предложил королю увидеть в полёте птицы в зале эфемерную жизнь человека, ведь согласно его вере этот случай продемонстрировал, как душа, пройдя зал жизни, улетает не в темноту ночи, а в солнечное сияние лучшего мира. Из темноты, через открытое окно рождения, человек прибывает на землю; живёт некоторое время на наших глазах; в темноту, через открытое окно смерти исчезает из нашего поля зрения. И человек всегда ставил перед религией вопрос, откуда он прибывает? Куда уходит? И ответы менялись в зависимости от вероучения. Сегодня, через много столетий после того, как Паулинус говорил с Эдвином, в христианском мире есть масса людей, которые сомневаются, что в человеке имеется дух, прибывающий откуда-то и уходящий куда-то, где он, возможно, когда-либо прежде находился. А истинные христиане, которые утверждают, что ужасы смерти были упразднены, окружили гроб и могилу б`ольшим унынием и более мрачной траурной пышностью, чем имеется у приверженцев любого другого вероисповедания. Что может быть более угнетающим, чем мрачность, накрывающая дом, в то время как труп ждёт погребения? Что более отталкивающе, чем широкие одежды из тусклого крепа и предназначенного обезобразить тяжёлого капюшона, в котором вдова оплакивает «избавление» её мужа “от бремени плоти”? Что более отвращает, чем неестественно вытянутые лица работников похоронного бюро, склонённые «плакальщицы» с тщательно подготовленными белыми носовыми платками и, до последнего времени подобные обивке гроба, траурные мантии? В течение нескольких последних лет было сделано достаточно большое усовершенствование. Перья, мантии и плакальщицы почти исчезли. Гротескно-отвратительный катафалк — уже почти в прошлом, и гроб вместо тяжелого чёрного бархата украшается цветами. Мужчины и женщины, хотя всё ещё одеты в чёрное, не надевают на себя эти бесформенные траурные саваны, как будто предназначенные усилить несчастье наложением искусственного дискомфорта. Долгожданный здравый смысл восторжествовал, и какие-либо добавления к естественному человеческому горю таких неуместных раздражителей прекратились.
В литературе и искусстве мрачная манера представления смерти была характерна для христианства. Смерть изображалась в виде скелета, сжимающего косу, ухмыляющегося черепа, угрожающей фигуры с ужасным лицом и поднятым копьём, костяного чучела, встряхивающего песочные часы — всё, что могло встревожить и отпугнуть, было собрано вокруг этого, так справедливо названного, короля ужасов. Мильтон, много сделавший для формирования популярных концепций современного христианства, использовал всю выразительную силу своего великолепного стиля и величественного ритма, чтобы окружить ужасом фигуру смерти.
“Второе существо, — когда назвать
Возможно так бесформенное нечто,
Тенеподобный призрак; ни лица,
Ни членов у него не различить;
Он глубочайшей ночи был черней,
Как десять фурий злобен, словно Ад,
Неумолим и мощно потрясал
Огромным, устрашающим копьём;
То, что ему служило головой,
Украшено подобием венцаМонаршего.
Навстречу Сатане,
Что той порою ближе подошёл,
Вскочив мгновенно, грозные шаги
Направил призрак с той же быстротой;
Ад содрогается под гнётом стоп
Тяжёлых…
…Так молвил жуткий призрак, становясь
Гнусней десятикратно и страшней
По мере возглашения угроз…
…а он, моё отродье, лютый враг,
Едва покинув лоно, вмиг занёс
Убийственный, неотвратимый дрот.
Я прочь бежала, восклицая: Смерть!
При этом слове страшном вздрогнул Ад,
И тяжким вздохом отозвался гул
По всем пещерам и ущельям: Смерть!”
Представление о смерти, принятое общепризнанными последователями, говорившими, что Учитель “явил жизнь и нетление” (2Тим, 1:10 — прим. пер.) воспринимается с удивлением. Утверждение, что бессмертие духа в человеке было обнаружено в истории мира всего лишь восемнадцать столетий назад, конечно, откровенно абсурдно перед лицом превосходного и общедоступного свидетельства. Величественного египетского ритуала с его “Книгой мёртвых”, в которой описываются посмертные странствия души, должно быть достаточно, даже если бы он был единственным, для опровержения столь нелепого утверждения. Послушайте мольбу праведной души:
“O вы, кто в свите бога, прострите ко мне ваши руки, поскольку я становлюсь одним из вас”. (XVII. 22.)
“Приветствую тебя, Озирис, Владыка Света, пребывающий в могущественном доме, в лоне абсолютной темноты. Я иду к тебе, очищенная душа; я — обнимаю тебя”. (XXI. 1.)
“Я открываю небеса; я делаюсь тем, что властвовало в Мемфисе. У меня есть знание моего сердца; я обладаю своим сердцем, я обладаю своими руками, я обладаю своими ногами, они в моей воле. Моя душа не заключена в тюрьму моего тела в воротах Аменти”. (XXVI. 5, 6.)
Чтобы не переутомиться от цитат из книги, полностью составленной из событий и высказываний бестелесного человека, давайте закончим вынесением окончательного решения для победившей души:
“Усопший должен быть обожествлён среди богов низшей божественной области, он не должен никогда быть отторгнутым. … Он должен пить из потока небесной реки. … Его душа не будет заключена в тюрьму, так как это душа, несущая спасение своим ближним. Черви не пожрут его”. (CLXIV. 14–16.)
Широко распространённой веры в перевоплощение достаточно, чтобы доказать, что религии, принимающие эту главную доктрину, декларируют и выживание души после смерти; но можно процитировать в качестве примера пассаж из “Предписаний Ману”, следующий из учения о метампсихозе и отвечающий на вопрос об избавлении от перерождения.
“Среди всех этих праведных деяний знание себя (должно переводиться: знание Я, атмы), как говорят, (есть) высочайшее; это действительно, самая главная из всех наук, непосредственно ею достигается бессмертие”. (XII. 85. Пер. Барнелла и Хопкинса.)
Свидетельства великой религии Заратуштры недвусмысленны, как видно из нижеследующего перевода из “Авесты”. Описывая странствие души после смерти, древнее священное писание повествует:
“Душа чистого человека делает первый шаг и достигает (рая) доброй мысли; душа чистого человека делает второй шаг и достигает (рая) доброго слова; она делает третий шаг и достигает (рая) доброго дела; душа чистого человека делает четвертый шаг и достигает Вечных Огней”.
“Чистому умершему сначала говорят, приглашая его: “Как ты, о, чистый умерший? Уходи от плотских обителей, от земного имущества, от вещественного мира сюда, к невидимому, от тленного мира сюда, к непреходящему, и поскольку это произошло с тобой — приветствую тебя!”
“Далее говорит Aхура-Мазда: “Не спрашивай его, кого ты спросил, (поскольку) он прибыл в страхе, ужасе, дрожащий после разделения тела и души”. (“Зороастрийская и некоторые другие древние системы”, XXVII, из перевода Дханджибхо Джемседжи Meдoрa.)
