Тензин Гьяцо - Моя духовная биография
Независимость Тибета от Китая допускает противоречивую интерпретацию, что связано со сложностью, часто непониманием отношений двух стран, где в течение долгого времени политика и религия были неразделимы. Так, в прошлом Тибет был воинственной монархией и вел войны в Монголии, Китае и городах-государствах Великого Шелкового пути; а в VIII веке, в период расцвета своего военного могущества, он включал в состав индоевропейские, тюркские и китайские народы. Им была даже захвачена древняя китайская столица Чанган. Затем, уже в X веке, Тибет был завоеван монголами, хотя и не вошел в состав их империи.
Между тибетскими Далай Ламами и монгольскими ханами установились отношения по типу «духовный лидер ― светский протектор»[81], и когда в XIII веке монголы возвели на китайский трон династию Юань, то те же отношения установились между Сыном Неба и Далай Ламой. Тибетцы считали китайского императора земной эманацией Манджушри, бодхисаттвы Просветленной мудрости, и ему был доверен временный протекторат. Далай Лама, линия реинкарнаций которого восходит к Авалокитешваре, бодхисаттве просвещенного Сострадания, имел духовную власть, уважаемую как в Китае, так и в Монголии.
В XIII веке эти особые отношения позволили китайской армии войти в Тибет, чтобы возвести на трон седьмого Далай Ламу, поскольку в этот момент в Тибете шла разорительная гражданская война. Двое амбанов, представителей императора, поселились в Лхасе, но они должны были отчитываться перед правительством Далай Ламы и не имели никаких прерогатив на какие-либо действия от имени Китая.
Позже, в XX веке, Тибет превратился в лакомый кусок, на который засматривались Россия и Великобритания. Англичане вначале попытались подписать с Китаем договор коммерческого характера по Тибету, а также в одностороннем порядке определить новые границы гималайских государств. Но тибетцы оспорили легитимность этих договоров.
В 1904 году британская военная экспедиция попыталась силой навязать превосходство Великобритании, и тринадцатый Далай Лама был вынужден бежать из захваченной столицы. Англичане подписали с регентом Лхасскую конвенцию, по которой им должны были оплатить военные издержки и предоставить торговые привилегии. Этот договор де-факто признавал тибетский суверенитет и независимость от Китая. Он был подтвержден в 1906 году в документе, который китайцы подписали под давлением Великобритании. Согласно ему Китай официально признавал англо-тибетские соглашения.
Тем не менее в 1907 году, чтобы закрепить свои привилегии, британцы вновь вступили в переговоры с Китаем и заключили Пекинское соглашение, в котором они обязались вести отношения с Тибетом лишь через посредничество Китая. Явно противореча предыдущему договору, этот новый документ буквально признает китайский «сюзеренитет» над Тибетом. Таким образом произошла легитимация исторической неправды, послужившая основанием последующим китайским притязаниям и утверждениям, что «Тибет является частью Китая».
Далай Лама сожалеет о британской непоследовательности, итоги которой оказались столь тяжелыми для его страны: «Сюзеренитет ― это старинный и неопределенный термин, совершенно неподходящий. Его использование ввело в заблуждение целые поколения западных глав государств. Он игнорирует духовные отношения между Далай Ламами и маньчжурскими императорами. Таких старинных восточных понятий, которые невозможно передать слово в слово простыми терминами западной политики, очень много»[82]. Впоследствии подтвердилось, что тибетские протесты, направленные в Организацию Объединенных Наций, не позволили признать тибетскую независимость от Китая.
Я поддерживаю обращение Кашага к ООН7 ноября 1950 года Кашаг[83] и правительство обратились в ООН с просьбой вмешаться и защитить нас. Я одобрил текст этого послания:
«Взоры всего мира обращены сейчас на Корею, в которой международные силы противостоят агрессии. Но никто не замечает, что в далеком Тибете происходят аналогичные события. Мы убеждены, что ни в одном регионе мира агрессия не должна оставаться без ответа, а свобода ― без защиты. Именно поэтому мы решили проинформировать Организацию Объединенных Наций о событиях, которые недавно произошли в приграничной провинции Тибета.
Как вам известно, тибетский вопрос в последнее время развивается по тревожному сценарию. Не Тибет является инициатором этого конфликта, который объясняется главным образом захватническими амбициями Китая».
Китайская Народная Республика использовала такую стратегию, чтобы западный мир поверил в ее искренние намерения решить тибетский вопрос мирным путем. Великие государства были в тот момент озабочены угрозой ядерного конфликта с Кореей в центре, а СССР провозгласил свою поддержку маоистскому Китаю. Единственной страной ― членом ООН, призвавшей воспротивиться иностранному нашествию в Тибет, оказался в ноябре 1950 года Сальвадор. Тибет столкнулся с отказом Неру[84], тогдашнего индийского премьер-министра, который был озабочен сохранением дружбы с великим северным соседом. Великобритания проявила равнодушие, США решили продемонстрировать осторожность, чтобы не портить отношений с Советским Союзом.
Между тем китайская армия творила бесчинства на территории Тибета, в его восточных районах. Тибетское правительство отправило в Пекин делегацию, чтобы начать переговоры. Но дискуссии оказались краткими, и под угрозой военного наступления на
Лхасу 23 мая 1951 года тибетские эмиссары подписали Соглашение
мирном освобождении Тибета, называемое по-другому Соглашением из семнадцати пунктов, которое означало аннексию их страны Китаем.
По мнению Международной комиссии юристов[85], этот текст, подписанный под угрозой применения оружия, с точки зрения международного права не имеет юридической силы.
Родина-мать ― наглая выдумкаЯ обычно слушал передачи пекинского радио на тибетском языке. Однажды, когда я был в комнате один, вдруг услышал, как какой-то гнусавый голос объявил, что представителями правительства Китайской Народной Республики и так называемым «региональным тибетским правительством» только что подписано Соглашение из семнадцати пунктов по мирному освобождению Тибета.
Я не поверил своим ушам. Я хотел побежать, позвать всех, но не смог подняться со стула. Диктор вещал, что «в течение последнего столетия агрессивные империалистические силы наводнили Тибет, чтобы предаться разного рода злоупотреблениям и провокациям». «В результате чего, ― прибавил он, ― тибетский народ оказался подвергнутым бесчисленным рабским страданиям». Мне стало физически плохо от этой смеси невероятной лжи и пропагандистских фантазий.
Но худшее было впереди. Радио объявило, что согласно первому пункту соглашения, тибетский народ возвращается в лоно «родины-матери». То, что Тибет может вернуться в лоно какой-то родины-матери, было наглой выдумкой! Тибет никогда не был частью Китая. Наоборот, он мог бы претендовать на некоторые просторные китайские территории. Наши народы и с этнической, и с расовой позиции разные. Мы говорим на разных языках, наша письменность не имеет ничего общего с китайскими иероглифами.
Больше всего меня беспокоило то, что тибетские посланцы не имели полномочий подписывать документы от моего имени. Они должны были только провести переговоры, а государственные печати хранились у меня.
Далай Лама оказался перед дилеммой. Один из его близких, старший брат Такстер Ринпоче, покинул монастырь Кумбум и вошел в контакт с иностранными дипломатическими миссиями в Калькутте. Он был убежден, что американцы не потерпят коммунистической экспансии китайцев и что они придут сражаться за Тибет. Зная, что американцы уже ввязались в корейскую войну, Далай Лама сомневался, что они пойдут на открытие второго фронта в Тибете. Кроме того, осознавая значительное численное превосходство населения Китая, он опасался, что военный конфликт, даже если его поддержат иностранные армии, окажется длительным и убийственным. Чтобы избежать кровопролития, юный Далай Лама решает встретиться с китайскими руководителями. Он надеялся вступить с ними в диалог и договориться.
Личность Мао меня впечатлилаНесмотря на сложность отношений с Китаем, в 1954 и 1955 годы я ездил в эту страну. Открылся исключительный случай познать иной мир. Кроме того, во время поездки я встретился со многими тибетцами из провинций Кхам и Амдо, получил новый опыт и многое узнал. Я также встречался со многими руководителями, в том числе с президентом Мао Цзэдуном. Впервые я увидел его на публичном собрании. Войдя в зал, где он находился, я прежде всего заметил целую батарею ярких ламп. Мао собственной персоной стоял под ними, спокойно и раскованно. У него не было ауры особо умного человека. Тем не менее, пожимая ему руку, я почувствовал, что от него исходит большая притягательная сила. Он держался дружески, непринужденно, несмотря на протокол.
