Сиддхартха Гаутама - Сутра о мудрости и глупости (Дзанлундо)
Тогда Будда поведал окружающим, что в незапамятные времена, когда в миру был будда Канакамуни, один очень бедный человек пожертвовал этому будде и его монашеской общине свое последнее достояние – две медные монеты. Поэтому, пояснил Будда Гаутама, он на протяжении девяноста одной калпы рождался с золотыми монетами в руках (глава восьмая).
В двадцатой главе рассказывается о том, как при появлении новорожденного сам собой возник колодец, из которого можно было черпать все, что пожелаешь. Оказывается, в далекие времена, еще при будде Випашьине, некий человек поднес этому будде и его общине кувшин с чистой водой, куда положил свою последнюю золотую монету. И вот спустя много калп, уже при Будде Гаутаме, во время очередного рождения того человека свершается такое чудо: кувшин с чистой водой оборачивается колодцем, а золотая монета в кувшине – бесчисленными богатствами в этом колодце.
Судья произнес наглую ложь, и в одном из своих последующих рождений он появился лишенным конечностей, органов речи и зрения (глава семнадцатая); послушник оскорбил архата, назвав его собакой, и на протяжении пятисот рождений появлялся на свет в обличье пса (глава пятьдесят первая); монах присвоил себе достояние общины и веки вечные рождался безобразным червем – обитателем выгребной ямы (глава пятидесятая) и т. п.
Таким образом, в основе всех без исключения рассказов этой группы лежит свойственное буддизму представление о том, что удел человека, а точнее, живого существа в настоящем определяется совокупностью поступков, имевших место в прошлых рождениях.
В этих рассказах проводится также мысль о том, что ни один хороший поступок не может уничтожить или нейтрализовать последствий поступка дурного, и наоборот. Любые деяния, «созрев» (по терминологии буддизма), неизбежно будут оказывать свое действие на последующее бытие живого существа до тех пор, пока полностью не исчерпается мера содеянного, дурного или хорошего, и нет силы, которая могла бы отвратить это.
Но иллюстрация коренного положения буддизма о бесконечной цепи находящихся между собой в отношениях причинно-следственной связи существований, через которые проходят все живые существа, и показ пользы добрых дел для будущих жизней, пожалуй, не являются основной целью данной группы рассказов. Наряду со всем этим в них подспудно проводится мысль о том, что хотя всякое доброе дело формирует хорошую карму для его творца, однако наиболее, так сказать, «продуктивными» добрыми делами являются подношения будде и монашеской общине. И последний золотой разорившегося богача, и две медные монеты бедняка, и немного масла, купленного на гроши милостыни, и даже, за неимением ничего другого, пригоршня белых камешков – все это, чистосердечно поднесенное будде и его общине, говорится в рассказах, обеспечило невиданные блата творцам этих деяний в их будущих рождениях.
Однако не следует делать вывод, что подобного рода увещевания преследовали лишь цель убедить мирян нести в казну буддийской общины свое последнее достояние. Их целью были, скорее, если можно так выразиться, души мирян. Здесь надо иметь в виду, что рассказы, вошедшие в данную сутру, складывались в период раннего буддизма и в значительной степени отражали положение буддийской общины на заре ее существования. В то время этой общине противостоял мощный институт брахманов, пользующийся значительно большим авторитетом среди всех слоев общества древней Индии. Брахманизм налагал различные ограничения на своих приверженцев и требовал от них многочисленных жертвоприношений, обременительных даже для зажиточных людей.
В противовес этому ранние проповедники буддизма учили, как то видно из рассказов сутры, что важна не величина подношения, а чистота помыслов совершающего это подношение, т. е. вера в учение Будды. И пригоршня чистой воды, от всего сердца поднесенная сангхе (монашеской общине), говорили они, сотворит такую благую заслугу, что она не исчезнет и с концом каллы (глава пятая). Одна история, относимая ко времени Будды Гаутамы, рассказывает, что некий благочестивый человек как-то раз собирал по деревне подношения для Будды и его общины. Деревенский богач, неправильно истолковав его намерения, пожертвовал очень мало. Когда произносились благодарения жертвователям, богач явился с намерением убить этого сборщика, если последний презрительно отзовется о нем. Но тот равно поблагодарил всех и пожелал всем получить большое воздаяние. Тогда богач раскаялся в своем намерении и попросил прощения. Будда же, узнав про это, произнес проповедь о ценности даже самого малого дара[6].
Такого рода наставления и проповеди, несомненно, должны были играть определенную роль в деле привлечения симпатий простого народа к носителям нового учения.
Вторую, большую группу рассказов сутры составляют джатаки. В них Будда Гаутама и выступает активным действующим лицом «рассказов о прошлом» и является участником событий, послуживших поводом для таких историй.
Здесь тема кармы, превалировавшая в рассказах предыдущей группы, оттеснена на задний план. Ее заменила тема кармической связи, возникающей по концепции буддизма между живыми существами. Будда Гаутама, перекидывая мостик от событий настоящего к событиям прошлого, обусловливает их в рассказах этой группы уже не ниточкой кармы одного живого существа, а наличием кармических связей, существовавших между ним, Буддой, и лицами, фигурировавшими в историях, им поведанных.
Так, в силу связей, возникших между Буддой и другими живыми существами в далеком прошлом, он не только спасает от казни преступников и привечает бедолагу-брахмана, но и способствует достижению архатства (главы вторая, тридцать девятая). В других рассказах проводится мысль о том, что между Буддой и его ближайшими учениками еще в незапамятные времена возникали тесные кармические связи, благодаря которым они первыми смогли вкусить нектар Учения (главы двенадцатая, двадцать шестая).
Значительная часть джатак (главы четырнадцатая, двадцать вторая, тридцать вторая и т. д.) связана с именем Дэвадатты – двоюродного брата Будды Гаутамы. В них тоже показана кармическая связь, существовавшая между двоюродными братьями, но связь как бы отрицательная, в силу которой Дэвадатта во всех рождениях стремится нанести ущерб своему легендарному родственнику.
Как сказано выше, многие джатаки сутры связаны с именем Давадатты. И это отнюдь не случайно. Ряд буддийских источников рисует монашескую общину монолитной организацией, единодушно следовавшей руководству и наставлениям Будды Гаутамы, который стоял, если верить тем же источникам, несравненно выше всех остальных членов сангхи как по уму, так и по авторитету. На самом же деле подобное изображение сангхи и роли Будды в ней не соответствует истинному положению вещей. Прежде всего надо сказать, что монашеская община, созданная Буддой, куда входили представители всех сословий древней Индии (брахманы, кшатрии, вайшьи и шудры), была далеко не столь монолитна и единодушна, какой она описывается в рассказах данной сутры. Помимо некоторых мелких группировок монахов там были две крупные группировки, каждая из которых стремилась навязать общине свое понимание пути, которым она должна следовать. Одна из этих крупных группировок, включавшая многих выходцев из брахманской среды, возглавлялась Шарипутрой и Маудгальяяной. К ней примыкал также Ананда, несмотря на свою былую принадлежность к кшатриям. Другая крупная группировка монахов, объединявшая многих выходцев из кшатриев, возглавлялась Дзвадаттой – другом правителя Магадхи.
И Шарипутра, и Маудгальяяна, и Дэвадатта выделялись умом и духовными свершениями. Они пользовались огромным авторитетом в монашеской общине, особенно, пожалуй, Дэвадатта, которому даже приписывается авторство некоторых сутр.
Ратуя за ужесточение монашеских правил, за строгий аскетизм[7], против чего выступали Шарипутра и Маудгальяяна, Дэвадатта постепенно вступил в конфликт с Буддой, который в итоге перешел в смертельную вражду. В Винае-питаке говорится, что Дэвадатта даже потребовал от Будды, бывшего уже в преклонном возрасте, чтобы тот передал ему руководство общиной. Будда с негодованием отказался, заявив при этом: «Даже Шарипутре или Маудгальяяне я не вручу сангху. Ты же, негодяй, будешь извергнут из нее, как плевок»[8].
В буддийских текстах, как, в частности, и в данной сутре, говорится, что Дэвадатта предпринял несколько неудачных попыток физически уничтожить Будду Гаутаму. В конце концов он уговорил пятьсот новообращенных монахов уйти с ним в Гаясису, где и создал свою общину. Имеются сведения, что эта община, носившая имя Дэвадатты, процветала в Бенгале и после его смерти.
Поэтому не удивительно, что во всех рассказах, посвященных Дэвадатте, он неизменно рисуется последним негодяем и злобным завистником, который якобы беспричинно строил козни и чинил вред своему родственнику как в этой жизни, так и в многочисленных прошлых мифических рождениях. Будда Гаутама, подчеркивается в этих рассказах, постоянно относился к Дэвадатте со всепрощающей добротой, хотя сказанное в Винае-питаке не подтверждает этого. Об антипатии Будды к Дэвадатте говорит, например, следующая история, приведенная в комментариях к Дхаммападе: «Один монах принял приглашение другого монаха, который являлся последователем достопочтенного Дэвадатты, и провел несколько дней, наслаждаясь его гостеприимством. Когда же он вернулся в монастырь, то монахи сообщили об этом Будде, который выразил свое порицание»[9].
