Марк Миллз - В ожидании Догго
Эди высказывалась о нем очень осторожно. Неудивительно, ведь именно Тристан продвинул ее из секретарши в подающего надежды дизайнера. Как гласит древняя мудрость: «Не кусай руку кормящего!» Эти слова мне бы тоже неплохо запомнить. Похоже, именно Тристан предложил меня в пару к Эди в качестве талантливого копирайтера.
– Он вас очень высоко ценит.
Ничто человеческое мне не чуждо: я проглотил лесть, хотя не понимал, с какой стати Тристану Хейгу интересоваться мной или моей работой. Эди угадала мои мысли.
– Спросите его самого, если не верите мне. А теперь, может, обсудим кампанию? Нельзя же возвращаться в агентство с пустыми руками.
Но я уже знал: возвращаться в агентство с пустыми руками мне не придется. Успел выяснить, что Миган и Сет спят и видят, чтобы мы провалились, Тристану хочется нашего успеха, Патрику нужен наш успех и всеми командует Ральф.
Пока это были лишь первые штрихи. Однако я не сомневался, что со временем появятся и станут очевидными оттенки.
Глава восьмая
Да, были возвращения с работы в пустую квартиру, но самыми тяжелыми все-таки казались выходные.
Даже в запарку на трудовом фронте субботу и воскресенье мы с Кларой считали неприкосновенными днями. И еще установили правило, что раз в месяц будем непременно выбираться куда-нибудь с ночевкой на нашем старом «Пежо». (Нашем? Пока еще моем.) Куда? Это всегда оставалось загадкой для того из нас, кто ехал на месте пассажира, пока машина не останавливалась на парковке у какого-нибудь дальнего паба или отеля.
Я возил Клару в Или, на Кембридширские болота (или туда, где когда-то были болота, пока их не осушили под пастбища), в бухту Стадленд на побережье графства Дорсет, смотреть «Двенадцатую ночь» в Стратфорде-на-Эйвоне. Она же познакомила меня с кольцом Эйвбери из установленных вертикально древних камней эпохи неолита, показала горячие источники Бата и представление парапланеристов (в неглубокой чаше, словно выскобленной в вересковых пустошах Суррея). Не такой удачной оказалась поездка, когда я взял Клару смотреть игру Портсмута против Саутгемптона в пятом круге Кубка футбольной ассоциации.
Откуда все эти бессмысленные воспоминания? Неужели она до такой степени задурила мне голову? Джей не единственный мой товарищ, который делился со мной своим мнением о Кларе после того, как она улетела бог знает куда. Другие тоже нет-нет да и проговариваются, что считали ее немного с приветом и мы не подходим друг другу. Я задаюсь вопросом: как долго смогу убеждать себя, что они не правы, и самое лучшее, что было между Кларой и мной, известно только нам.
Вчера Полли прислала мне текстовое сообщение, хотя мы пообещали друг другу пару недель не общаться:
«Почему я не чувствую себя виноватой? Х
Потому что у наглой девчонки нет моральных тормозов. х
Я по тебе скучаю. Извини, не должна была этого писать. х
Даже лучше, что тебя здесь нет, в Уэльсе. х
Очень даже хорошо. х
Лгунишка. х
Я могу вспомнить каждую восхитительную деталь той ночи. Прости, опять за свое. Расслабься, мне пора. Этим сытеньким стервецам из среднего класса невтерпеж пожевать бургеры. Искренне твоя при исполнении барбекюшных обязанностей. ХХ».
Перечитывая текст, я удивлялся: с Кларой мы ничем похожим не обменивались – что бы мы друг другу ни писали, увязало в ее или моей серьезности. Магия общения с Полли в том, что для него нет никаких законов. Словно дикий зверь крадется в густом подлеске. Мне хотелось подхватить разговор там, где он был прерван. Но в итоге я повел Догго в последний раз в этот день сделать свои дела.
Мне нравится, где я живу. Квартира расположена на Честертон-роуд, которая является продолжением Голберн-роуд и находится неподалеку от конца Портобелло-роуд. Это не совсем Ноттинг-Хилл, но, по-моему, ничуть не хуже. Район создает ощущение нервозности передовой, хотя старожилы, наверное, считают, что его выхолостили переехавшие сюда состоятельные молодые рекламщики вроде меня. Он до сих пор может похвастаться сочной мешаниной Северной Африки и Португалии, дизайнерских бутиков и лавок старьевщиков, прилавков скобяных товаров и специализированных магазинов велосипедов, покупатели которых могли бы за ту же цену приобрести мотоцикл. Над всем надзирает парящий символ брутальной архитектуры шестидесятых годов – башня Треллик. Она возвышается часовым в северном конце Голберн-роуд.
Это мое излюбленное место, где я живу уже три года, и не представляю, что мог бы переехать куда-нибудь еще. Особенно мне здесь нравится в субботу, когда все толкутся на уличных базарах и толпы туристов рассыпаются с тротуаров на мостовые. Догго, я чувствую, тоже начинает любить это место, хотя не исключено, только потому, что во время нашего вечернего моциона в Атлон-Гарденс ему бросают кусочки еды повара-марокканцы, выскакивающие с черного хода своих ресторанов покурить. Атлон-Гарденс – туалет Догго. Там он послушно делает кучу, а я ее послушно убираю.
В американских романтических комедиях владеть собакой – верный способ познакомиться с красивыми девчонками, чтобы потом уложить их в постель. С ними знакомятся в Центральном парке (где пес милашки пытается забраться на вашу собаку; псины, чтобы снять остроту параллелей, обычно бывают противоположного с хозяевами пола). Хозяева собак неловко расходятся и стараются держаться друг от друга подальше, чтобы снова не стать свидетелями неприятного зрелища. И так до финальной сцены, когда молодые обмениваются в церкви кольцами, а их псины опять решают предаться любви (хи-хи-хи).
В Кенсингтонских садах утром гуляют с собаками женщины такого возраста, что по сравнению с ними моя бабушка кажется неопытным птенчиком. А те, которые на уровне, как бы это сказать… на таком высочайшем уровне, что с ними познакомиться невозможно. Надо быть хорошо тренированным спортсменом, чтобы ухитриться переброситься с ними парой слов – так резво они мчатся, а рядом с ними прыжками несутся их поджарые гончие.
Догго никто бы не назвал поджарой гончей. Он коротенький и приземистый, откровенный дворняга. Но сам, похоже, этого не ощущает. Это его качество я неделю наблюдал в агентстве. Пес держится, как особа королевской крови, будто все взгляды прикованы только к нему и он не имеет права совершить промах, чтобы не разочаровать обожающую его толпу. Кенсингтонские сады, где гуляют люди и собаки высшей пробы, место как раз для него. Здесь Догго чувствует себя как дома, настолько в своей среде, что я задумываюсь, сознает он это или нет. Видимо, нет. При всей его самоуверенности он опасается окружающей среды.
Я привел сюда пса, чтобы он размял лапы, впервые после исчезновения Клары как следует побегал на свободе. Не захотел. Да, отходил в сторону, тыкался мордой в корни деревьев, но не спускал с меня глаз. Значит, Догго доверял мне, чего я раньше не замечал. Хотя не исключено, что он представлял главным именно себя и следил, чтобы я не озорничал.
Был замечательный, солнечный, ветреный майский день, и я решил доставить нам удовольствие, сделав круг на лодке по Серпантину. Догго бесстрашно вскочил на борт и, устроившись на носу и положив лапы на планшир, взирал на воду, как с палубы юта капитан. Подергивал задними лапами и поскуливал всякий раз, когда мы проплывали мимо уток. Вряд ли ему нравилось сознавать, что им, как другими собаками, владеют низменные инстинкты.
Вчера вечером чуть не сорвался мой воскресный обед с сестрой. В тот момент, когда она открыла дверь своего дома, мне захотелось повернуться и уйти.
– Боже, собака! – воскликнула Эмма.
Я люблю сестру. Разумеется, люблю. Когда разошлись мама с папой, Эмма заменила мне их. Просто я уже пять лет не видел ту сестру, которая бы задушила меня в объятиях и отпустила бы шутку по поводу того, какое дрянное красное вино я принес. Эмма почему-то решила, что теперь в ее жизни все должно быть «так, а не иначе». Явление брата с собакой – непредвиденный раздражающий фактор, деталь, какую сестра пыталась вписать в представление о том, как она проведет следующие несколько часов.
– Не беспокойся, он уже почти научился проситься на улицу.
– Дэн!
– Шучу.
У Эммы с Данканом было двое детей. Мило, вечно хныкающий карапуз-двухлетка, спал наверху. Шестилетняя Алиса играла на пианино в кухне-столовой в подвальном этаже. Она-то и была причиной, почему я согласился на этот обед.
– Кто там так ужасно шумит? Ах, это ты! – Она увидела меня на лестнице. – Дядя Дэн! – Девочка свалила стул, перепрыгнула через него и обхватила меня за пояс.
– Что ты мне плинес?
– Принес, – поправила Эмма.
– Почему ты решила, что я тебе что-то плинес?
– Потому что ты всегда плиносишь. Ты мой крестный! – На лестнице появился Догго, и девочка изумленно распахнула глаза. – Ты плинес мне собаку?
– Принес, – повторила Эмма. – Это собака дяди Дэна.
– Его зовут Догго, если ты не предложишь кличку получше.
