Манучер Парвин - Из серого. Концерт для нейронов и синапсов
– Я хочу вернуть свою Джульетту! Я хочу мою Джульетту! Джульетту!
Я кричу это так, словно Джульетта мертва. Словно чувство вины и похоть тянут за верёвку, обвязанную вокруг моей шеи, чтобы и меня тоже убить.
Я сгораю от желания услышать от неё хоть слово, получить одно прикосновение, один поцелуй, почувствовать, как её шелковистая горячая кожа прижимается ко мне, скользит по мне, поглощает меня и поджигает меня – пусть даже это будет адский огонь. Сколько я могу держаться от неё подальше и убеждать себя в том, что это правильно? Сколько времени она ещё будет терпеть мои оправдания? Мои настоящие затмения? Через сколько она устанет от меня? Пожалуйста, поверьте мне, что я не просто вожделею тело Джульетты. Я вожделею её душу, её улыбку, её голос и её заботу.
– Да будь проклята правильность! – кричу я. – Да пусть будут прокляты моя совесть и сознательность!
Я хочу съесть солнце, словно это апельсин, и проглотить невероятный жар.
Я не знаю, что мы все, добрые американцы, делаем, чтобы сбежать от бешеного, зловонного, падшего Рая, который мы создали. Я включаю телевизор. Я нахожу Ларри Кинга, чтобы посмотреть обсуждение тридцатилетней годовщины со дня смерти Элвиса Пресли. Но я вижу только людей в оранжевых комбинезонах, которые сидят на оранжевых стульях и смотрят строго вперёд, как зомби с оранжевыми лицами: Эндрю, доктор Х, Ашана Васвани, Элизабет, Джульетта. Ферейдун Пируз, дюжины и дюжины людей. Даже ЗЗ по той или иной причине.
Я хватаю прибор дистанционного управления и жму на кнопку отключения так сильно, как только могу, как террорист, взрывающий бомбу. Я бросаю прибор дистанционного управления подальше, на другой диван, надеясь на мягкую посадку. Я отправляюсь на долгую прогулку, чтобы прочистить голову.
Я возвращаюсь и после того, как поглощаю тарелку разноцветных ягод, чувствую вдохновение, чтобы снова поработать над своей поэмой-наследием. О, сила прогулки, о, сила ягод!
Я устраиваюсь перед компьютером. Сегодня вечером я наконец напишу свою Книгу Бытия – версию, вдохновлённую открытиями наших времён. Почему бы мне не попробовать? Разве не мои предки, зороастрийцы из древней Персии, придумали первую версию бытия? В любом случае моя версия – не моя, а в большей или меньшей степени коллективная версия человечества. Я представляю Туатару[61]. Я понимаю, что хотя она невероятно умна и опытна, тем не менее она немного знает о современной науке. Я пишу следующее:
Поэма-наследиеЧасть вторая: Новая Книга Бытия2.1.
Я яйца поглощаю жадно,
Что Туатара мне даёт,
Посетовав, как беспощадно
Холестерин сосуды рвёт…
– Не беспокойся! – улыбаясь,
Трёхглазый ящер говорит. —
– Ты можешь есть не опасаясь:
Никто здесь сердцем не хандрит.
– Про ВИРУС слышала, наверно?
Он убивает всё подряд,
Спасенья нет от этой скверны
Всему живому. Это – яд.
2.2.
И странно, сколько слов полезных
Нам дали римляне, назвав
Плохих понятий ими бездну,
Обозначенья бедам дав…
– Плохое породит плохое,
Разве не так? Давай, Пируз,
Своё сознание глухое
Освободи от тесных уз…
2.3
И Туатара, хмурясь мрачно,
Ложится на песок опять.
– Так ты словами озадачен?
Меня заставили рыдать
Твоей империи словечки:
«Технолизация» и «стресс»,
И даже мне, холодной вечно,
Их яд уже в печёнку влез.
2.4
Взволнованно, в плену интриги,
Словарь листаю: где ответ?
«Технолизация»? Но в книге
Такого слова просто нет!
– Ну, – мне рептилия, жеманно
Пожав плечами, говорит, —
Тебе, быть может, это странно,
И в словаре сей смысл скрыт,
Но этот монстр пятисложный
Как раз и губит всё вокруг,
И лишь его тебе, возможно,
Бояться надобно, мой друг.
2.5
– Откуда ты всё это знаешь? —
Я удивляюсь. – Здесь, в раю,
В уединеньи пребываешь…
– Но третьим глазом я смотрю! —
Мне Туатара отвечает.
– Рудиментарный этот глаз
Нюансы точно подмечает,
Мне он помог и в этот раз.
Твой самолёт разбит на части.
Боюсь, метафоры точней
Мне не найти. Грядут несчастья,
Увы, в судьбе планеты всей,
Пока не будете мудрее…
Уж если САПИЕНСЫ вы,
Станьте разумными быстрее,
Иль не сносить вам головы.
Пируз, ты знаешь, здесь живу я
Наверно, миллионы лет…
Прервал беседу я живую:
– Но это невозможно, нет!
2.6
– Живёшь здесь миллионы лет? Но как же?
Жить на планете долго так
Мафусаил не смог бы даже…
В ответ рептилия: – Чудак!
Ты слышал про Адама, Еву,
Про райский сад…? Что в том саду
Змей грелся, обвивая древо…
Что – жизнь, Пируз? Скажи, я жду.
– Жизнь – это анти-энтропия.
Про-энтропия – это смерть…
– Зачем мне сложности такие?
Как можно проще мне ответь.
– Ну, хорошо, отвечу кратко:
При жизни атомы всех тел
В особом собраны порядке,
И у порядка есть предел.
А энтропия – это мера
Износа атомных скульптур…
И разрушает смерть, к примеру,
Связь атомов внутри структур…
2.7
– Об упомянутом же змее,
Что в райских кущах вечно жить
Был должен, я теперь посмею
Свои сомненья изложить:
Ведь Книга Бытия – лишь сказка,
И древний человек всему
Мог бы поверить без опаски,
Что ни сказали бы ему…
Я Туатару озадачил.
И, потирая лапкой лоб,
Она спросила: – Друг мой, значит
Я среди памяти трущоб
В капканы истины попала?
Где нереально всё? Ну, что ж…
Выходит – истину копала,
А раскопала только ложь?
2.8
Я Туатаре отвечаю,
Боясь нечаянно оскорбить.
Её я яйца поглощаю
(Ведь голод мог меня убить!).
– Шизофрения поразила
Сознанье большинства существ,
Воображение – та сила,
Что лепит бесов и божеств…
Ты не единственная в этом…
Но в новой Книге Бытия
На свой вопрос найдём ответы —
Кто мы? Откуда? Ты и я.
2.9
В тени высокой пальмы Туатара
Выкладывает партию яиц.
Я угощеньем лакомлюсь недаром:
С энтузиазмом отвечаю блиц.
– В покрытых плесенью, основанных на вере,
Страницах ветхих всех священных книг
Застыла истина, как в вакуумной сфере,
И отражает лишь один короткий миг.
2.10
Науки новая теория впитала,
Не зафиксировать её на вечный срок.
И сотворенье мира перестало
Быть догмой. Даже древности пророк
Уступит коллективному сознанью
И в ёмкости идей, и в глубине.
История земного мирозданья
Всех представлений устаревших вне.
2.11
С яйцом во рту, на солнце ноги грея,
С начала начинаю свой рассказ,
Пытаясь передать свою идею
Как можно лаконичней в этот раз.
«Пусть буду я!» – так Тайна мирозданья
Сказала. И случился Взрыв Большой.
Он был причиной Бытия созданья —
Всего, что нам знакомо хорошо.
Кто знает, на других вселенских тропах,
В иных пространствах или временах,
Не отражённых в наших телескопах,
Какими были б мы в других мирах?
Мы Бытиё считаем результатом
Большого Взрыва. Это лишь одна
История во множестве богатом.
Я расскажу другую. Вот она:
Представь, что мир подобен чемодану
Без нам привычных стенок и замков,
И он наполнен содержимым странным,
И неизвестно, путь его каков.
В том чемодане разная поклажа:
От световолн до сочного плодá,
И он несётся, непонятно даже,
Прочь по какой причине и куда…
2.12
А Взрыв Большой был взрывом в пустоте:
Где нет ушей, нет разума, нет сердца,
Где нет ограничений в темноте,
Явился монстр, открыв в реальность дверцу…
Он – пыльный призрак, многоцветный шар,
Наполненный частицами материй,
Энергетический в нём пышет жар.
В плену у силы тяжести мистерий,
Он деформирует и держит всё в себе:
Материю, и время, и пространство —
Всё то, что в человеческом уме
Покоя лишено и постоянства.
Три этих переменных будут ждать
В системе небывалых уравнений,
Что мы в анналах разума блуждать
Не перестанем в поисках решений.
2.13
В пейзаже времени наложены мазки
Различных по значению событий,
Как в гобелене устьями реки,
Горами, городами стали нити.
Кто знает, относительно чего
Они в своём движении стремятся?
Рисуя мироздание, его
Всё время заставляя изменяться.
2.14
Под силой тяжести разбросанная пыль,
В комок сжимаясь, стала нагреваться.
И стали звёзды превращаться в быль,
Чтоб светом их могли мы наслаждаться.
Вселенная – как светоч в чёрной мгле —
Явилась самой яркой из творений
И отразилась жизнью на Земле,
Рождая мыслей мир и ощущений.
И жизнь на ней поднялась до людей —
До подлинной Короны Мирозданья,
Они полны желаний и идей
Для артефактов ценных созиданья:
От технологий разных до наук,
И от искусств – до языков и Бога.
И тот рассудком будет близорук,
Кто не увидит главного в итоге —
В театре жизни – человек – актёр,
Он в Сущем роль заглавную играет…
Но ящер лапкой с губ желток оттёр,
Вопросами меня перебивает:
– Но почему? Как это всё понять?
От нестыковок твой рассказ страдает! —
И я смотрю, пытаясь продолжать,
Как Туатара яйца поедает…
2.15
– Сотворения мира история,
Словно чаша водой, наливается,
И в сознании тайн территория
Постепенно, по капле меняется.
Ведь науки источник магический,
Заполняет пробелы ответами,
И когда-нибудь, мысля логически,
Мы простимся со всеми секретами.
Артефактов ещё недостаточно,
Чтобы тайну постичь окончательно,
Мы пытаемся то лихорадочно,
То, к несчастью, почти бессознательно,
В чемоданчике стиля винтажного
Средь вещей, таких разных по яркости,
Ухватить тайну самую важную,
Чтоб придать нашим знаниям ясности.
Любопытством ведомые буйственным,
Сей находки всю суть грандиозную
Мы постигнем. Но в мире искусственном
Утонуть мы сумеем и в познанном…
Я признáю, пусть против желания,
Мы, разгадкою тайн увлечённые,
В напряжённом замрём ожидании,
Что ответят потомки-учёные.
Может, Взрыв во вселенной циклической,
Что сжимается и расширяется,
Был единственным в лоне космическом…
Тогда время с пространством являются
Ещё более древними фазами
Бытия, чем сам Взрыв, разумеется.
Ты прости уж, подруга трёхглазая,
Но я всё-таки смею надеяться,
Что наш Бог и о нём представления —
Специфическая категория:
Это здравых умов размышления
В свете фактов научной теории.
2.16
Я удивлён, но с облегченьем,
Смотрю, как третьим глазом косит
Рептилия, без огорченья
Моим незнанием, и просит:
– Ты расскажи подробней, мне бы
Узнать все тайны до конца,
Чтобы когда опять мне небо
Пошлёт залётного гонца,
Смогла б я выглядеть прилично:
Хоть воду и не пить с лица,
Но, говоря метафорично,
На нём не будет пусть яйца.
2.17
Итак, я продолжаю скромно:
– Жизнь развивалась, пока тайна,
Найдя приют внутри нейрона
Какой-то древней обезьяны,
Не загорелась новой искрой,
Как будто бы звездой сверхновой,
Сознанья осветив регистры,
Развив мышления основы.
И, улыбаясь, добавляю:
– Ты знаешь, видно, тему эту
Раскрыть, смекалку проявляя,
Другому предстоит поэту.
2.18
Мы утолили яйцами свой голод,
Пришла пора и жажду утолить.
И Туатарой был кокос расколот,
Мы пьём, я продолжаю говорить:
– Затем, внезапно, словно звёздной вспышкой,
Всё больше искр было рождено
В мозгу примата, умного не слишком…
И этим искрам было суждено
Всё новых синапсов задействовать резервы:
В итоге – обезьянья голова
Наполнилась желаньем самым первым
Произнести чудесные слова.
2.19
Я вижу, озадачил Туатару,
Про эволюцию так страстно говоря,
Но я продолжил, добавляя пару,
Повествование, не тратя время зря.
– Слова, что языком произносились,
Из разума передавали суть
И в синтаксис со временем сложились,
Общению давая новый путь.
Понятия рождало подсознанье
И гордо объявляло Бытию:
Я вижу всё, имею обонянье,
Я думаю, я чувствую, люблю!
Я ощущаю, слышу, прикасаюсь,
Но что же происходит, и кто я?
О боже мой, ведь я же так стараюсь,
Словами петь, желаний не тая,
Писать стихи, всего святого ради,
Искать слова, оттачивая слог,
Чтобы в значений радужном наряде
Святые чувства передать я смог.
2.20
Рептилия расстроена: – Похоже,
Придётся в ожидании томиться
Мне миллионы лет ещё, чтоб всё же
Сумел сюда другой поэт свалиться
Без объявленья о своём визите.
Он мне про эволюцию расскажет.
К тому моменту только, извините,
Другим всё будет, Туатара даже…
2.21
Пришёл черед и мне вовсю смеяться…
Когда же этот мой порыв иссяк,
Решил за «эволюцию» я взяться,
Частично сняв все «почему» и «как»…
– У нас ресурсов мало, понимаешь,
А конкуренция безумно велика.
И если силы есть, ты выживаешь,
А если непригоден, то – «Пока!»…
В борьбу за выживание включились
Так яростно не только индивиды,
В стремлении одном объединились
Сначала группы их, потом и виды.
И поколение, меняя поколенье,
В борьбе за жизнь со временем крепчая,
Повысило и качество общенья,
Взаимодействие друг с другом улучшая.
Но в результате тех боёв бездумных
Опасность угрожает нашей жизни
От самых неразумных из разумных, —
Сама ты мне сказала с укоризной…
Увы, твоя ирония логична:
И, в эволюции прокладывая путь,
К развязке приближаемся трагичной…
Но выживет тогда хоть кто-нибудь?
2.22
– И даже Африка, блага свои даруя,
Не утолила голод любопытных, —
Жестикулируя руками, говорю я, —
И в поисках земель, от взора скрытых,
Шёл Человек к земле обетованной,
Что простиралась где-то за саванной…
2.23
Рептилия разбила ещё один кокос,
И угощает молоком, как прежде…
– Мой друг Пируз, история, что ты мне преподнёс,
Так интересна – даже мне, невежде!
Пускай в повествовании не определено
Добро и зло так чётко и конкретно,
Достойно рассмотрения глубокого оно
И разум захватило незаметно!
2.24
И, с благодарностью рептилии трёхглазой
За похвалу и молоко кокоса,
Я терпеливо подбираю фразы,
Чтоб изложить точнее суть вопроса:
– Пока не сядет солнце в море ночью,
Сознание работает прекрасно.
Но не настолько, чтоб узрить воочию,
Как ложные истории опасны,
В которых нам оставили пророки
Разгадки тайны сотворенья мира.
От этих всех историй нету прока,
Нет истины прямого ориентира.
Любой пророк своим догадкам верил,
И заявлял, что истина открыта.
Но кто их степень ложности измерил?
Ведь доказательств не было добыто…
И, как ребёнок маленький, наука,
На «как» и «почему» попав пикеты,
Весомых доказательств ищет в муках,
Чтоб истиной назвать свои ответы.
2.25
– И, несмотря на весь прогресс науки,
Откуда взялся странный чемодан? —
Продолжив тему, развожу я руки. —
На сей вопрос ответ ещё не дан.
С пульсирующим разумом внутри
Наш чемодан на скорости несётся,
Его маршрут весь соткан из интриг,
Хозяин по талону не найдётся.
Но Человек, по этому пути
Мечтой и жаждой знания ведомый,
Значения старается найти
Всех неизвестных Бытия земного.
2.26
Теперь Туатара, брюшко потирая,
Зевает, пытаясь поставить меня
В тупик, «почему» и «зачем» задавая
И тон провокаций в беседе ценя:
– Зачем же вы рушите жизнь, беспокоясь
О всех неизвестных, спешите их знать?
И мне невдомёк любопытство людское:
Когда меньше знаешь, спокойнее спать.
Как жаль, что наличие бóльшего мозга
Лишает покоя, приносит вам боль —
Вопросы ваш разум секут, словно розги…
Вот, личный пример привести мне позволь:
Я ем! Я играю! Я совокупляюсь!
Под пальмами сплю и в прибое плещусь!
И жизнь я люблю, ею я наслаждаюсь!
Так что же не так с моим мозгом, Пируз?
Ведь если не будете вы размножаться,
Не будете всё, что дано вам, ценить,
Как мозг вам поможет за жизни держаться,
А вымрет ваш вид, так кого же винить?
Но я, увлечённая этим рассказом,
Признаюсь тебе, мой любезный Пируз,
Что, внемля ответам твоим, раз за разом,
Растёт в моём черепе разума груз!
2.27
Готов я ответить! Чему удивляться?
Рептилия губы поджала и ждёт…
– Уж если мне жить, чтоб как ты – развлекаться,
То даже твой мозг по размеру сойдёт.
Не ведаю, к худу ли или к добру ли,
Но мне в этом плане – побольше дано:
Моё любопытство сознанием рулит,
Открытия делать толкает оно.
Подруга, твоя черепная коробка
Твоим же как раз соразмерна мозгам.
Мой череп – большой, и твой мозг словно пробка
Болтаться в нём будет. Но, слава богам,
Что всё – так, как есть. И прости, Туатара,
Унизить тебя не хотел я, отнюдь!
Ведь ты, обладая мышления даром,
Смогла на раздумья меня натолкнуть:
Уж если значительно меньше нас будет,
То мы перестанем друг в друга стрелять
В борьбе за товары, которые люди
Стремятся любою ценой потреблять.
2.28
Рептилия, щурясь глазами тремя,
С кривою ухмылкою мне отвечает:
– Пусть мозг не такой и большой у меня,
Но это значительно жизнь облегчает,
Лишая меня очень многих проблем.
Но всё же твоё любопытство заразно!
Надеюсь, на все «почему» и «зачем»
Ответишь мне так же подробно и связно.
2.29
Стараясь не выглядеть богоподобным,
Избавив свой тон от тщеславия пресса,
Я снова рассказ продолжаю подробный,
Тактично и скромно, как может профессор:
– Сказало Сознание: «Я поднимаюсь
Из жизни, из каждой её ипостаси,
Но, собственно, я от всего отличаюсь,
От каждой частицы мирского каркаса.
При помощи гаджетов, чувств, интуиции
Могу наблюдать, изучать, понимаю
Не только свои, но и мира амбиции,
И, выжить стремясь, чутко жизни внимаю.
Хочу узнавать я всё больше и больше,
Чтоб даже за гранью – уверенность крепла!
Чтоб Сущего жизнь продолжалась всё дольше,
Я птицею Феникс восстану из пепла!»
2.30
«Сознание Я! Нарушаю, похоже,
Законы, что строгая физика пишет:
Меня создающие атомы – тоже,
Мне кажется, собственным разумом дышат».
2.31
«Сознание Я! И меня побуждают
И любопытство, и необходимость», —
Таким ярлыком Человек награждает
Своё же дитя, веря в неистребимость…
Любовь и Сознание – два антипода,
И «матерью жизни» любовь звал Руми…
Но логике чужда поэтов природа,
Мы образно мыслим, подруга, пойми!
2.32
«Сознание Я! Моя доля плачевна —
На диком мустанге скачу без седла
Я на континентах, как будто кочевник,
А выход один – закусив удилá,
Вступить в поединок с психозом Природы,
Ярость которой понять нелегко:
Бурлит катаклизмами разного рода,
Давая почувствовать тяжесть оков.
С какой же реальностью дело имею?
Быть может, понять мне её не дано?
Ведь сущность свою я понять не умею…
Но буду пытаться опять всё равно!»
2.33
«Сознание Я! И, при божьем молчании
На поиски Истины ринувшись в путь,
Призвало на помощь науку в отчаянии
Понять мирозданья сакральную суть.
Но даже науке ответить мне нечем…
Она не молчит, только мнений так много,
А в целях с задачами – противоречий,
Что скоро она уподобится Богу…
И, вместо лечения и ориентиров,
Наука, как вирус, крушит наши жизни
И ложный маршрут нам рисует пунктиром
Порой, запуская свои механизмы.
А сам Человек тоже неидеален.
И он, моделируя сферу науки,
Моё любопытство накормит едва ли…
Моих же неврозов – усилятся муки.
Я – остров в плену невротических штормов.
Стихия бездушна, а волны истерик
Используют плоть мою в качестве корма,
Кроша на куски отступающий берег».
2.34
«Чтоб не казаться чересчур высокомерным,
Позвольте мне, Сознанию, признать,
Что любопытство может вещи все, наверно,
Своей волшебной сутью пронизать.
И с любопытством – трансформируются вещи,
Меняясь в корне свойствами своими,
Становятся другими, даже хлеще, —
Как ты и я, как Человек – живыми!»
2.35
«О, как я, Сознание, жаждаю
Избавиться от наваждения —
Узнать о себе тайну каждую —
Развития, происхождения!
Как я получилось и кто же я?
Умру или буду нетленным?
И есть ли со мной что-то схожее
В анналах огромной Вселенной?
Такое же любопытное,
Такое же одинокое…»
Я обращаю внимание, что я один. Туатара отправилась прогуляться по берегу, а я разговариваю с ветрами и волнами, и с невидимыми и мёртвыми звёздами, и, конечно, со своим «я», которое есть воображаемое «я».