Майя Илиш - Комната кукол
Но сны я не запоминала. Дело было, скорее всего, в том, что теперь я не уставала и не нуждалась во сне – я могла бодрствовать, сколько захочу, а когда я решала, что пришло время поспать, то ложилась в постель, закрывала глаза и сразу проваливалась в сон. Не хватало той чудесной грани между сном и явью, грани, на которую сновидение ступало, кланялось в знак приветствия, представлялось, и можно было осторожно обойти его, рассмотреть со всех сторон, а потом войти в него, как входят в сад или лавку сладостей. Я никогда не думала, что эта грань так важна, что переход в сновидение озаряет сам сон, как луна освещает сад. Без этого перехода я больше не могла запоминать сны.
Тем не менее я старалась. Пусть мое сознание больше не сохраняло память о снах, может, они оставались где-то в укромных уголках моей души. Я же просыпалась и чувствовала себя отдохнувшей как телом, так и духом. Может быть, именно так спят феи?
Но изменился не только мой сон. Я все еще могла есть, хотя уже не испытывала голода. Если я ела и пила, то в итоге происходил и обратный процесс – не знаю, делали ли так феи, едва ли можно было кого-то спросить об этом. Впрочем, по моему ночному горшку я точно скучать не стану… Так я жила, не считая дни, и постепенно прощалась с миром людей. А главное, я планировала свой последний миг как человека.
Я распрощаюсь со своей человеческой сущностью в саду – не только потому, что сад нравился мне куда больше дома. В саду мне будет легче встретиться с Аланом. Для этой цели идеально подходил лабиринт – он был отгорожен от остального сада, и в его центре никто нас не увидит. И еще мы с Аланом были там на пикнике.
Именно это я и задумала. Пикник. Пикник, которому не будет равных. Никаких засохших рулетов, предназначавшихся на ужин свиньям. Нет, я устрою великолепное пышное пиршество и в конце, став феей, прекрасной и величавой, не устыжусь того, какие жалкие объедки стоят передо мной. Осуществить задуманное будет непросто, но у меня уже была идея, как с этим справиться.
Кроме того, я старалась незаметно разузнать побольше о мисс Лаванде. В каком-то смысле я стану наследницей этой женщины, и я ни в коем случае не хотела, чтобы меня постигла ее судьба. Мои подозрения, что мисс Лаванда – это миссис Хардинг из моего сна, не подтвердились. Огромного портрета, увиденного мною во сне, не существовало – по крайней мере его не было в потайном коридоре. Там действительно висели выцветшие фотографии, и на одной из них я, присмотревшись, различила женщину из моего сна. То был старый снимок на фоне Холлихока – не знаю, сколько он провисел здесь, но если последние годы мисс Лаванда провела в имении почти одна, то фотографии, на которой были запечатлены все слуги в имении, исполнилось уже немало лет. Тут было достаточно людей, чтобы занять все стулья за столом в столовой для слуг, и никого из них не осталось в доме до наших дней. Холлихок же выглядел в точности как сейчас. По нарядам тоже нельзя было определить, когда же сделали эту фотографию: женская мода очень изменилась в последние десятилетия, но слуги, наверное, еще в библейские времена носили такую же одежду – простую, удобную, аккуратную, темных тонов.
Среди слуг я и увидела миссис Хардинг – вернее, женщину, которая была очень похожа на нее, если не обращать внимания на выцветшие краски снимка. Что-то в ее взгляде показалось мне знакомым – жестокость в суровых черных глазах. А с тех пор, как в моей жизни появились феи, я не верила в совпадения.
Я не могла видеть эту фотографию до того, как мне приснился тот сон, но я уже давно подозревала, что мои сновидения – не обычные сны. Женщина на снимке была одета в черное и стояла в стороне от остальных служанок. Я подозревала, что она была предшественницей миссис Арден – или камеристкой мисс Лаванды.
Наверное, именно она и оставалась с мисс Лавандой до самого конца – старая, озлобившаяся на весь мир. Это соответствовало слухам, которые ходили в Холлихоке. Может быть, мисс Лаванда не хотела марать руки, собирая души. Но был этот снимок сделан до истории с мисс Мармон или после? Что именно случилось тогда? И что произошло с мисс Лавандой?
Может быть, она не знала, что ее служанка делает с детьми, прежде чем их души окукливались в надежде на лучшую жизнь или избавление от мучений. Невзирая на все сны, посланные мне феями – или призраками этого дома, а может быть, душами в куклах, – я еще не до конца разобралась в этой истории и, признаться, была этому рада.
Похоже, Руфусу и Вайолет было все равно, что делали мисс Лаванда и ее служанка и как человеческие души оказались у фей, но Молинье подозревали, что души отомстят им, – более того, эта месть уже началась. Сколько еще душ созреют черными, отравленными ненавистью? И сколько это будет длиться? Я не знала, все ли души одного возраста и им просто нужно разное время, чтобы вылупиться, или же их собирали десятилетиями. И то и другое казалось мне ужасным. Страшно представить себе женщину, за короткое время разрушившую столько жизней, – но не страшнее ли та, рядом с которой дети мрут как мухи или мучаются настолько, что готовы добровольно исторгнуть из себя душу, а она просто занимается своим делом? А как же матери, обнаружившие, что они отдали детей кому-то на попечение, щедро за это заплатив, а дети не выжили?
Мне больше не снилась ни миссис Хардинг, ни мисс Мармон – история не требовала продолжения, мне и так все было понятно. Тем не менее я задумывалась, что же случилось дальше? Может быть, несчастная обратилась в полицию? Или она так стыдилась своего незаконнорожденного ребенка, что предпочла промолчать и не прекратила преступления миссис Хардинг? Сумела бы одна-единственная отважная женщина остановить исторжение душ? Или ее голос остался бы не услышанным? Я никогда этого не узнаю. Но одно я поняла: феи ужасно обошлись с этими детьми – и с их матерями. И только фея сможет хоть в какой-то степени исправить положение. Как человек, я могла мстить, но, как фея, я могла искупить вину.
Было в этом что-то несправедливое: не я совершила это преступление. Но поскольку все феи выиграют оттого, что мисс Лаванда собрала для них эти души, каждой фее предстоит жить с этой виной. Но что вина для того, кто привык оставаться по ту сторону вины и невиновности? Я отличалась от них, это я уже знала, и не изменюсь, став феей. Бланш получила пустую, слабую душу, которая ничего не могла противопоставить фее, делившей с ней тело. Именно поэтому она не сопротивлялась нападению изъеденной ненавистью души, в своем гневе не ведавшей другой цели, кроме убийства всего живого. Но моя душа навсегда останется частью меня, не чем-то чуждым, и, пусть я позабуду ее, сама напомнит мне о своем существовании.
Вот на что я надеялась. И с этими мыслями я решилась наконец-то пройти этот путь до конца.
Не знаю, сколько времени прошло, пока я отважилась оставить свое прежнее «я» в прошлом. Фейская часть во мне была уже сильна, и я не считала дни – да и в Холлихоке каждый день походил на предыдущий, тут не праздновали воскресенье, а потому не было недель, и даже в саду нельзя было понять, какой сейчас месяц. Быть может, за воротами имения уже бушевала вьюга? Я даже не знала, сколько мне лет. Что ж, никто не мог сказать, когда именно я родилась, и как терялись в тумане прошлого первые дни моей жизни в роли смертной, так и предстояло наступить последним дням. В какой-то момент я поняла, что все мысли додуманы, все сны увидены и не стоит держаться за прошлое. Я готова была отпустить свою человечность. Настало время для пикника.
Вначале я думала, не устроить ли его втайне, но затем отказалась от этой мысли. Пусть во всем будет свой порядок. Итак, я отправилась к Вайолет.
– Ах, Флоранс, дорогая, ты пришла сказать, что уже готова? – Она не прочла мои мысли, это я уже понимала. Вайолет могла так поступить, но в подобные моменты я чувствовала прикосновение ее разума, а поскольку она об этом знала, то больше не применяла эти чары.
В ее голосе не было ни следа скорби по Бланш – а ведь я предполагала, что в другом мире Бланш была дочерью Вайолет.
С тех пор как я заявила о своем желании стать феей, Вайолет неизменно задавала этот вопрос, когда встречала меня. На этот раз я кивнула.
– Да, я готова. Но я хочу сделать это по-своему и пришла спросить, не откажетесь ли вы помочь мне подготовиться?
– Подготовиться? – Вайолет удивленно приподняла одну бровь, но ее улыбка осталась столь же широкой. – У тебя было так много времени на подготовку… Быть может, я просто принесу тебе вина и бокал, ты сядешь на диван и я облегчу тебе этот последний шаг?
Я покачала головой:
– Я очень ценю это предложение, но я хотела бы выпить вино в уединении. Если бы вы согласились дать мне его с собой, может быть, в графине или небольшой бутылке…
– Ты не сможешь притвориться, что выпила его, знаешь? – Вайолет рассмеялась. – Одного взгляда на тебя будет достаточно, чтобы понять, подменыш ты или настоящая фея.
